Неточные совпадения
Мать его и бабушка уже ускакали
в это время за сто верст вперед. Они слегка и прежде всего порешили вопрос о приданом, потом перешли к участи детей, где и как им жить; служить ли молодому человеку и зимой жить
в городе, а летом
в деревне — так настаивала Татьяна Марковна и ни за что не соглашалась на предложение Марьи Егоровны —
отпустить детей
в Москву,
в Петербург и даже за границу.
Со злобным смешком говорили потом во всем
городе, что рассказ, может быть, не совсем был точен, именно
в том месте, где офицер
отпустил от себя девицу «будто бы только с почтительным поклоном».
Грушеньку наконец
отпустили, причем Николай Парфенович стремительно заявил ей, что она может хоть сейчас же воротиться
в город и что если он с своей стороны чем-нибудь может способствовать, например, насчет лошадей или, например, пожелает она провожатого, то он… с своей стороны…
Далеко ли отсюда до
города, а
отпустишь, бывало, покойницу Леночку к знакомым вечером повеселиться: «Я, маменька,
в одиннадцать часов возвращусь», — а я уж с десяти часов сяду у окна да и сижу.
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж не на все ли четыре стороны тебя
отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо
в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно
в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не то еще издохнет, чего доброго! А часам к девяти приготовить подводу — и с богом!
Умный старик понимал, что попрежнему девушку воспитывать нельзя, а
отпустить ее
в гимназию не было сил. Ведь только и свету было
в окне, что одна Устенька. Да и она тосковать будет
в чужом
городе. Думал-думал старик, и ничего не выходило; советовался кое с кем из посторонних — тоже не лучше. Один совет — отправить Устеньку
в гимназию. Легко сказать, когда до Екатеринбурга больше четырехсот верст! Выручил старика из затруднения неожиданный и странный случай.
Annette советует мне перепроситься
в Ялуторовск, но я еще не решаюсь
в ожидании Оболенского и по некоторой привычке, которую ко мне сделали
в семье Ивашева. Без меня у них будет очень пусто — они неохотно меня
отпускают в Тобольск, хотя мне кажется, что я очень плохой нынче собеседник.
В Ялуторовске мне было бы лучше, с Якушкиным мы бы спорили и мирились. Там и климат лучше, а особенно соблазнительно, что возле самого
города есть роща, между тем как здесь далеко ходить до тени дерева…
Пришло известие, что Роберт Блюм расстрелян. Семья Райнеров впала
в ужас. Старушка мать Ульриха Райнера, переехавшая было к сыну, отпросилась у него опять
в тихую иезуитскую Женеву. Старая француженка везде ждала гренадеров Сюррирье и просила
отпустить с нею и внука
в ее безмятежно-молитвенный
город.
Вихров, разумеется, очень хорошо понимал, что со стороны высокого мужика было одно только запирательство; но как его было уличить: преступник сам от своих слов отказывался, из соседей никто против богача ничего не покажет, чиновники тоже не признаются, что брали от него взятки; а потому с сокрушенным сердцем Вихров
отпустил его, девку-работницу сдал на поруки хозяевам дома, а Парфена велел сотскому и земскому свезти
в уездный
город,
в острог.
Ванька весь этот разговор внимательно слушал
в соседней комнате: он очень боялся, что его, пожалуй, не
отпустят с барчиком
в Москву. Увы! Он давно уже утратил любовь к деревне и страх к
городам… Ванька явился.
Не боялся он также, что она выскользнет у него из рук;
в том
городе, где он жил и предполагал кончить свою карьеру, не только человека с живым словом встретить было невозможно, но даже
в хорошей говядине ощущалась скудость великая; следовательно, увлечься или воспламениться было решительно нечем, да притом же на то и ум человеку дан, чтоб бразды правления не
отпускать.
Дисциплина была железная, свободы никакой, только по воскресеньям
отпускали в город до девяти часов вечера. Опозданий не полагалось. Будние дни были распределены по часам, ученье до упаду, и часто, чистя сапоги
в уборной еще до свету при керосиновой коптилке, вспоминал я свои нары, своего Шлему, который, еще затемно получив от нас пятак и огромный чайник, бежал
в лавочку и трактир, покупал «на две чаю, на две сахару, на копейку кипятку», и мы наслаждались перед ученьем чаем с черным хлебом.
За хороший совет воевода наградил дьячка еще деньгами и
отпустил домой, повторив свой наказ поскорее убираться из
города.
В последнем случае хитрый старик хлопотал не столько о дьячке, сколько о самом себе: выпустил он дьячка, а того гляди, игумен нагонит.
А тут с мельницы пришло известие, что хозяин нанял коней и давно отъехал ко двору. Ямщик, который его возил, сказывал, что Зиновий Борисыч был будто
в расстройстве и
отпустил его как-то чудно: не доезжая до
города версты с три, встал под монастырем с телеги, взял кису [Киса — мешок, сумка.] и пошел. Услыхав такой рассказ, и еще пуще все вздивовались.
Согласившись
отпустить Бешметеву, она тотчас же принялась хлопотать об экипаже, собственно предназначенном для развозки несчастных жертв и
в котором Юлия должна была доехать до губернского
города.
Другому господь бог залишнюю телушку послал; вот и бредет он к управляющему: «Деньги, мол, понадобились, батюшка, соблаговолите
отпустить в город кой-что продать; надо, вишь, обзавестись тем да другим по хозяйству».
По его мнению, не
отпустить мужика
в город считалось хорошею и вместе с тем очень действительной мерой наказания.
— Какому комиссару? Подите себе с ним
в болото, а слушайте меня. Всего этого
отпустите сколько надобно для детей. Они завтра переедут
в город учиться
в школах.
Вскоре нас тоже
отпустили из карцера с соответствующими наставлениями.
В городе еще долго не улеглись толки, вызванные этой историей. Легенда о кощунстве все-таки не исчезла, и… тем более говорили о Фроиме, который «был на стороне христиан».
Были, правда, слухи, что один мужик, которого он наказал, как-то дурно посмотрел на него и сглазил; он так испугался его взгляда, что очень ласково
отпустил мужика, а сам на другой день перебрался
в город.
Поутру самовар со стола не сходит до одиннадцати часов: сначала молодцов напоишь,
в город отпустишь; потом ты, родимый, подымаешься: тебя-то скоро ли ублаготворишь; потом барыня-то твоя.
— Что ж, где ей побираться, когда она махонькая!.. А ты ее
отпусти со мной: я и ее с собой
в город сведу… у меня есть там хозяева добрые… мои вынянченные; они велят нам с ней и вдвоем жить… будем вдвоем садиться с прислугами.
Старшие семьянинки не только
отпускали молодых на ведомое дело, но еще склоняли к тому, говоря: «чего так-то сидеть: надо сойти
в город у колодца раздобыться».
— По-моему, вот бы как, — ответила Аграфена Петровна. — Нанять
в городе большую, просторную квартиру на месяц либо на два и перед свадьбой туда всем переехать. Оттуда
отпустим и невесту.
—
В городе. Стану Сергея Андреича и Марфу Михайловну просить, чтоб они из своего дома невесту к венцу
отпустили, — сказал Петр Степаныч.
В доме собралось много гостей, приехавших и из деревень, и из
города поздравить Михаила Андреевича, который был очень любезен и весел, вертелся попрыгунчиком пред дамами,
отпускал bons mots [Комплименты (франц.).] направо и налево и тряс своими белыми беранжеровскими кудерьками.
Пришли домой. Пора было ехать. Марья Матвеевна предложила мне остаться ночевать и
отпустить извозчика: завтра она едет
в город и подвезет меня. Девочки
в восторге стали меня упрашивать. Катя захлопала
в ладоши...
Удобрился он тут до Пирожкова, как мачеха до пасынка, приказал его для разминки чувств
в город до вечера
отпустить. А тому только того и надо. Пришел скорым шагом
в рощу, походил, побродил, разыскал свою кралю…
— Эх ты, вьюнош скоропалительный. Да она ж горбунья!
В градусах да
в снежной завирушке ты и не разглядел… Ручку? Ее ж потому одну доктор из тиатра
отпустил, что все ее
в городе знают… Кто ж на такую вилковатую березу окромя мухобойного залетного корнета и польстится?
— Но вы un philosophe, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что́ более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не
отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут
в Ольмюц. А Ольмюц очень милый
город. И мы с вами вместе спокойно поедем
в моей коляске.