Неточные совпадения
— Послушайте, Иван Кузмич! — сказал я коменданту. — Долг наш защищать крепость до последнего нашего издыхания; об этом и говорить нечего. Но надобно подумать о безопасности
женщин.
Отправьте их в Оренбург, если дорога еще свободна, или в отдаленную, более надежную крепость, куда злодеи не успели бы достигнуть.
Однообразно помахивая ватной ручкой, похожая на уродливо сшитую из тряпок куклу, старая
женщина из Олонецкого края сказывала о том, как мать богатыря Добрыни прощалась с ним,
отправляя его в поле, на богатырские подвиги. Самгин видел эту дородную мать, слышал ее твердые слова, за которыми все-таки слышно было и страх и печаль, видел широкоплечего Добрыню: стоит на коленях и держит меч на вытянутых руках, глядя покорными глазами в лицо матери.
Но повитуха, принимавшая на деревне у больной
женщины, заразила Катюшу родильной горячкой, и ребенка, мальчика,
отправили в воспитательный дом, где ребенок, как рассказывала возившая его старуха, тотчас же по приезде умер.
Но смотритель только исполнил предписание о том, чтобы в такой-то день
отправить столько-то каторжных, ссыльных, мужчин,
женщин.
— Вот еще Ляховский… Разжился фальшивыми ассигнациями да краденым золотом, и черту не брат! Нет, вот теперь до всех вас доберется Привалов… Да. Он даром что таким выглядит тихоньким и, конечно, не будет иметь успеха у
женщин, но Александра Павлыча с Ляховским подтянет. Знаете, я слышала, что этого несчастного мальчика, Тита Привалова,
отправили куда-то в Швейцарию и сбросили в пропасть. Как вы думаете, чьих рук это дельце?
Этот писатель мне столько указал, столько указал в назначении
женщины, что я
отправила ему прошлого года анонимное письмо в две строки: «Обнимаю и целую вас, мой писатель, за современную
женщину, продолжайте».
Он рассказывал мне потом, что в ту пору ему пришлось пережить нравственно три долгих фазиса: первый, самый долгий и мучительный, — уверенность в неминуемой гибели; каторжниками овладела паника, и они выли; детей и
женщин пришлось
отправить в шлюпке под командой офицера по тому направлению, где предполагался берег, и шлюпка скоро исчезла в тумане; второй фазис — некоторая надежда на спасение: с Крильонского маяка донесся пушечный выстрел, извещавший, что
женщины и дети достигли берега благополучно; третий — полная уверенность в спасении, когда в туманном воздухе вдруг раздались звуки корнет-а-пистона, на котором играл возвращавшийся офицер.
Картина была ужасная. И прокурорский надзор, и полиция видали всякие виды, а тут все отступили в ужасе. Несчастная
женщина, провисевшая в ремнях трое суток, находилась в полусознательном состоянии и ничего не могла отвечать. Ее прямо
отправили в городскую больницу. Кожин присутствовал при всем и оставался безучастным.
— Нет, ты мне про
женщин, пожалуйста, — отвечает, — не говори: из-за них-то тут все истории и поднимаются, да и брать их неоткуда, а ты если мое дитя нянчить не согласишься, так я сейчас казаков позову и велю тебя связать да в полицию, а оттуда по пересылке
отправят. Выбирай теперь, что тебе лучше: опять у своего графа в саду на дорожке камни щелкать или мое дитя воспитывать?
Вся эта путаница ощущений до того измучила бедную
женщину, что она, не сказав более ни слова мужу, ушла к себе в комнату и там легла в постель. Егор Егорыч, в свою очередь, тоже был рад уходу жены, потому что получил возможность запечатать письмо и
отправить на почту.
Нашлась одна лестница, стали ее подставлять к окнам, спасли
женщину с ребенком и обгорелую
отправили в больницу.
—
Отправить страховым! — сказал Сапега и начал ходить скорыми шагами по комнате, вздыхая по временам и хватаясь за левый бок груди. Ему не столько нездоровилось, сколько было совестно своих поступков, потому что, опять повторяю, Сапега был добрый в душе человек, — но
женщины!..
Женщин он очень любил и любил, конечно, по-своему.
— Сами вы муж, сами семьи голова, Патап Максимыч, — улыбнувшись, промолвила Марья Гавриловна. — По себе посудите — стать ли замужней
женщине в такие дела помимо мужа входить?.. У меня все ему сдано… Посидите маленько, не поскучайте со мной, он скоро воротится. Пароход сегодня в Верху
отправляет — хлопоты.
Беднягам, одетым в шутовские костюмы и привыкшим кокетничать своими ухарскими манерами, были очень не к лицу их постные физиономии и нерешительное позы. Своим обещанием
отправить их на станцию я несколько расшевелил их. Мужской шёпот обратился в громкий говор, а
женщины перестали плакать…
Дуня уведомляла отца, что Марья Ивановна едва ли не до зимы пробудет у своих родных и что знакомый ему Поликарп Андреич Сивков, войдя в ее положение,
отправляет ее в родительский дом с надежной
женщиной, своей сродницей.
Отправив к императрице донесение, Орлов послал находившегося в русской службе серба, подполковника графа Марка Ивановича Войновича [Впоследствии он был контр-адмиралом русского флота.], на особом фрегате в Парос, поручив ему войти в личные переговоры с таинственною
женщиной.
Содержатель бесчестного дома, чтобы избежать неприятного шума в столице и надежнее взять свои деньги, не стал держать Магну в Византии, а
отправил ее в Дамаск, где ее все знали как самую благородную и недоступную
женщину, а потому, без сомнения, теперь все устремятся обладать ею.
В этом письме светлейший уведомлял ее, что ввиду дурного на нее влияния ее матери он
отправил ее на вечное заключение в монастырь. «В шкатулке, которая тебе будет передана, находятся деньги и подарки, за которые эта бессовестная
женщина продавала твои ласки без твоего ведома. Вот какова твоя мать, постарайся не быть на нее похожей, чтобы с тобой не случилось того же», — заключал письмо светлейший.
На другой день он
отправил посланного с письмом к графу Алексею Андреевичу. Он писал, что смерть Настасьи Федоровны так его расстроила, что он захворал, а потому и не может приехать. Ему не хотелось видеть ненавистной ему
женщины даже мертвой.
Это было бы тем легче, что Кудряш в деле мести князю Прозоровскому и Якову Потапову не был уже теперь особенно нужен Григорию Лукьяновичу, и последний, не моргнув глазом, при одном намеке нравящейся ему до сих пор
женщины отправил бы его к праотцам.
Сестра его, одна из ученейших
женщин своего века, знавшая несколько языков, в том числе и латинский, как свой родной, призвала его в Стокгольм, откуда
отправила в Лифляндию, в воспитатели к дочери баронессы Зегевольд.