Неточные совпадения
У них
дом был в закладе, хотели
отобрать, ну, я дал им деньги.
И одинокой-то вдовице оставаться после супруга, подобно как бесприютной ластовице, — не малое испытание, а не то что с пятерыми младенцами, которых пропитать нечем: последнее именьишко,
дом деревянный, Максим Иванович за долг
отбирал.
Дома я застал все в волнении. Уже отец мой был сердит на меня за взятие Огарева, уже Сенатор был налицо, рылся в моих книгах,
отбирал, по его мнению, опасные и был недоволен.
С этих пор патриотическое возбуждение и демонстрации разлились широким потоком. В городе с барабанным боем было объявлено военное положение. В один день наш переулок был занят отрядом солдат. Ходили из
дома в
дом и
отбирали оружие. Не обошли и нашу квартиру: у отца над кроватью, на ковре, висел старый турецкий пистолет и кривая сабля. Их тоже
отобрали… Это был первый обыск, при котором я присутствовал. Процедура показалась мне тяжелой и страшной.
Дома — мать с пьяницей-отцом, с полуидиотом-сыном и с четырьмя малолетними девчонками; землю у них насильно и несправедливо
отобрал мир; все ютятся где-то в выморочной избе из милости того же мира; старшие работают у чужих людей, младшие ходят побираться.
Собрали на другой день понятых, ну, и тут, разумеется, покорыстоваться желалось: так чтоб не разошлись они по
домам, мы и
отобрали у них шапки, да в избу и заперли.
Туберозов ехал, ехали с ним и обе наделавшие смущения трости, а дьякон Ахилла, оставаясь
дома, томился разрешением себе загадки: зачем Туберозов
отобрал трость у Захарии?
Чтоб ей спокойно прожить, нужно
отобрать у ней деньги и посадить ее в сумасшедший
дом, потому что каждую минуту надо ожидать, что к ней подвернется какой-нибудь бездельник, прощелыга, спекулянт, с эспаньолкой и с усиками, с гитарой и с серенадами, вроде Обноскина, который сманит ее, женится на ней, оберет ее дочиста и потом бросит где-нибудь на большой дороге.
Его выгнали, больного, измученного, из биллиардной и
отобрали у него последние деньги. На улице бедняка подняли дворники и отправили в приемный покой. Прошло несколько месяцев; о капитане никто ничего не слыхал, и его почти забыли. Прошло еще около года. До биллиардной стали достигать слухи о капитане, будто он живет где-то в ночлежном
доме и питается милостыней.
Тогда она
отбирала ключи и весь
дом брала на свои руки.
— И я, как разумеется, отправился, хотя ночь была темная и дождливая, — сказал Печорин, — мне велено было
отобрать у пана оружие, если найдется, а его самого отправить в главную квартиру… Я только что был произведен в корнеты, и это была первая моя откомандировка. К рассвету мы увидали перед собою деревню с каменным господским
домом, у околицы мои гусары поймали мужика и притащили ко мне. Показания его об имени пана и о числе жителей были согласны с моею инструкциею.
Бедные, несчастные, бессмысленные народы, упорные в своем зле, слепые к своему добру, вы позволяете
отбирать от вас лучшую часть вашего дохода, грабить ваши поля, ваши
дома; вы живете так, как будто всё это принадлежит не вам, позволяя отнимать у вас вашу совесть, соглашаясь быть убийцами.
Множество туземных
домов стояло пустыми, и Ашанин вскоре узнал, что половина туземного населения Сайгона, которого насчитывали до 100 000, ушла из города вследствие возмущения против завоевателей, вспыхнувшего незадолго перед приездом Володи в Кохинхину, и спустя шесть месяцев после того, как французы после долгой войны, и войны нелегкой, вследствие тяжелых климатических условий, предписали анамскому императору в его столице Хюе мир,
отобрав три провинции — Сайгон, Мито и Биен-Хоа — и двадцать миллионов франков контрибуции.
— Они сегодня с мужем вместе пьянствовали в «Сербии». Не хватало им денег на коньяк, — пришел муж, меня избил до полусмерти и все, все деньги
отобрал, ни гроша в
доме не оставил. А вы ведь знаете, какой он теперь больной, много ли и всего-то выработает!.. Чем же жить? Сколько раз я ему говорила, просила, — пусть позволит хоть что-нибудь делать, хоть где-нибудь работать, все-таки же лучше, нет!
— Все, все хотят они спустить, — она кивнула головой туда, где стоял большой
дом. — Сначала это имение, а потом и то, дальнее. Старшая сестрица
отберет все у братца своего, дочь доведет до распутства и вы гонит… иди на все четыре стороны. Вы — благородный человек, меня не выдадите. Есть во мне такое чувство, что вы, Василий Иваныч, сюда не зря угодили. Это перст Божий! А коли нет, так все пропадом пропадет, и Саня моя сгинет.
Она вывезла из Селезневской усадьбы все драгоценности, продала огромные заводские леса, приобрела на свое имя богачевские
дома и в довершение всего
отбирала от заводской конторы всю наличную выручку, не оставляя денег даже для расчета с рабочими.
Дом его опечатали, к княгине Байтерековой драгунский капитан приезжал: все вещи княжны Тростенской пересмотрел, какие письма от жениха к ней были, все
отобрал, а самой впредь до указу никуда не велел из
дома выезжать.
— Вот, в газетах писано, бунты везде идут у нас… дай, мы приедем, то ли еще будет! Из
дому пишут, — ничего не родилось, — ни ржи, ни овса, ни сена. А барину за землю 27 рублей все-таки заплати. Не будет нам прирезки, все равно, землю у помещиков
отберем, нам без той земли невозможно.
— Своих-то не хотится отдать, что за
дом получил! А у другого
дом даром
отобрал! Ловок.
— Поставить в каменные палаты воеводы, — перебил Мамон радостным голосом, —
отобрать у него лучшие клети, оружейную, постельную, сени… Немчин для него в
доме хуже нечистого; того ладаном выкуришь да святой водой выгонишь, а этого, засадит раз Иван Васильевич, не выживешь никакою силою. Придется хозяину хоть в удавку! Но позволит ли великий князь?
Бедная пташка к полдню была испугана появлением злого коршуна, который так часто кружил над ее гнездом. Опять Мамон в
доме Образца, но теперь не так, как гордый вестник от великого князя, а как приговоренный, в сопровождении двух недельщиков и двух вооруженных боярских детей. Прежде чем взяли его из
дому,
отобрали на нем оружие.
Солома в тюфяках, по объявлению надзирательницы Веры Азаровой, по всему отделению женского
дома умалишенных переменена назад тому всего только семь дней и притом опять-таки солому не
отбирали на отбор для тех пяти, которые умерли, а набивали ею все тюфяки из одной общей массы, а между тем умерли не все из находящихся в заведении, а только пятеро.
Он не разрушал молитвенных
домов раскольников, как тот разрушал молельни кальвинистов, не
отбирал достояния раскольников в пользу православных церквей (единоверия при Петре еще не было), как Людовик
отбирал достояние гугенотов в пользу католических капелл.