Неточные совпадения
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то
отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с
властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Между нами никогда не было сказано ни слова о любви; но он чувствовал свою
власть надо мною и бессознательно, но тиранически употреблял ее в наших детских
отношениях; я же, как ни желал высказать ему все, что было у меня на душе, слишком боялся его, чтобы решиться на откровенность; старался казаться равнодушным и безропотно подчинялся ему.
Во
власти такого чувства был теперь Грэй; он мог бы, правда, сказать: «Я жду, я вижу, я скоро узнаю…» — но даже эти слова равнялись не большему, чем отдельные чертежи в
отношении архитектурного замысла.
Он не забирался при ней на диван прилечь, вставал, когда она подходила к нему, шел за ней послушно в деревню и поле, когда она шла гулять, терпеливо слушал ее объяснения по хозяйству. Во все, даже мелкие
отношения его к бабушке, проникло то удивление, какое вызывает невольно женщина с сильной нравственной
властью.
Пассивная, рецептивная женственность в
отношении государственной
власти — так характерна для русского народа и для русской истории [Это вполне подтверждается и русской революцией, в которой народ остается духовно пассивным и покорным новой революционной тирании, но в состоянии злобной одержимости.].
Власть «мы» над всеми человеческими «я» не означала человеческих
отношений между ними, и это верно для всех режимов.
Розановское
отношение к государственной
власти есть
отношение безгосударственного, женственного народа, для которого эта
власть есть всегда начало вне его и над ним находящееся, инородное ему.
Развитие техники и ее
власть над человеческой жизнью имеют прямое
отношение к теме «человек и космос».
Но важно сказать, что противоречивые
отношения между царством Духа и царством Кесаря глубже средневекового противоположения духовной и светской
власти.
Можно установить четыре периода в
отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую жизнь, зависимость от объектного мира, невыделенность еще человеческой личности, человек не овладевает еще природой, его
отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от
власти космических сил, от духов и демонов природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы, научное и техническое овладение природой, развитие индустрии в форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы человека над природой и рабство человека у собственных открытий.
Слова же «несть бо
власть, аще не от Бога», которые имели роковое значение, сплошь да рядом означали сервилизм и оппортунизм в
отношении к государственной
власти, ничего общего с христианством не имеющих.
Власть губернатора вообще растет в прямом
отношении расстояния от Петербурга, но она растет в геометрической прогрессии в губерниях, где нет дворянства, как в Перми, Вятке и Сибири. Такой-то край и был нужен Тюфяеву.
Теология находится во
власти социоморфизма, она мыслит Бога в категориях социальных
отношений властвования.
Советскую
власть я считал единственной русской национальной
властью, никакой другой нет, и только она представляет Россию в международных
отношениях.
Но
отношение к русскому народу, к смыслу революции в исторической судьбе народа, к советскому строю не тождественно с
отношением к советской
власти, к
власти государства.
Особенно отталкивает меня, когда очень ортодоксальные православные определяют свое
отношение к советской России на основании принципа: «Несть бо
власти, аще не от Бога».
Во мне вызывает сильное противление то, что для русской эмиграции главный вопрос есть вопрос об
отношении к советской
власти.
Всякое государственное учреждение представлялось мне инквизиционным, все представители
власти — истязателями людей, хотя в семейных
отношениях, в гостиных светского общества я встречал этих представителей
власти как людей часто добродушных и любезных.
Социальные категории
власти и господства я считаю непереносимыми на Бога и Его
отношение к человеку и миру.
Чернышевский свято прав и человечен в своей проповеди свободы человеческих чувств и в своей борьбе против
власти ревности в человеческих
отношениях.
Все определялось главным образом
отношением к советской
власти, или стопроцентным и безоговорочным ее принятием, или ненавистью к ней и отвержением всей пореволюционной России.
Тема о
власти. Анархизм. Русское
отношение к
власти. Русская вольница. Раскол. Сектантство.
Отношение интеллигенции к
власти: у либералов, у славянофилов. Анархизм. Бакунин. Страсть к разрушению есть творческая страсть. Кропоткин. Религиозный анархизм: религиозный анархизм Л. Толстого. Учение о непротивлении. Анархия и анархизм. Анархический элемент у Достоевского. Легенда о Великом Инквизиторе.
Об
отношении славянофильской мысли к государству и
власти и об анархическом элементе в их мысли речь будет в особой главе.
Анархизм Бакунина противоречив в том
отношении, что он не отрицает последовательно насилия и
власти над человеком.
У русских особенное
отношение к
власти.
Оно обязано платить, но почему-то не платит; представители другой стороны, ввиду такого явного правонарушения, давно уже обязаны употребить
власть, но почему-то медлят и, мало того, продолжают еще расходовать 150 тысяч в год на охрану доходов общества, и обе стороны ведут себя так, что трудно сказать, когда будет конец этим ненормальным
отношениям.
Человек вдруг, с его душой и телом, отдан в полную
власть другому человеку, и тот может им распоряжаться больше, чем сам царь, чем самый безусловный восточный властелин, потому что тот все-таки будет судить и распоряжаться на основании каких-нибудь законов или обычаев; а тут вы можете к вашему крепостному рабу врываться в самые интимные, сердечные его
отношения, признавать их или отвергать.
В то же время, переводя глаза с одного из судей на другого, он мысленно оценивал их
отношения к нему: «Мигунов — равнодушен, он точно каменный, но ему льстит непривычная роль главного судьи и та страшная
власть и ответственность, которые сопряжены с нею.
Что же касается до
власти, то и в этом
отношении я согласен с Удавом: не слабость она почерпала в пререканиях, а силу.
Условливается это, конечно, отчасти старым знакомством, родственными
отношениями, участием моим во всех ихних делах, наконец, установившеюся дружбой в такой мере, что ни один человек не приглянулся Полине без того, что б я не знал этого, и уж, конечно, она никогда не сделает такой партии, которую бы я не опробовал; скажу даже больше: если б она, в
отношении какого-нибудь человека, была ни то ни се, то и тут в моей
власти подлить масла на огонь — так?
Я не говорю уже о полицейских
властях, которые, я знаю, дозволяют себе и фальшивое направление в следствиях, и умышленную медленность при производстве взысканий, и вообще вопиющую нераспорядительность от незнания дела, от лености, от пьянства; и так как все это непосредственно подчинено мне, то потому я наперед говорю, что все это буду преследовать с полною строгостью и в
отношении виновных буду чужд всякого снисхождения.
Если ему и давали тему — он исполнял только ту, которая ему по душе. Карикатурист 60-х годов, он был напитан тогдашним духом обличения и был беспощаден, но строго лоялен в цензурном
отношении: никогда не шел против
властей и не вышучивал начальство выше городового. Но зато уж и тешил свое обличающее сердце, — именно сердце, а не ум — насчет тех, над которыми цензурой глумиться не воспрещалось, и раскрыть подноготную самодура-купца или редактора газеты считал для себя великим удовольствием.
Вот — сидит человек, касаясь меня коленом, горячий, думающий; уверенно расставляет людей по линиям своих
отношений к ним; говорит обо всем, как имущий
власть судить и разрешать, — в нем есть нечто, нужное мне, или нечто, оттеняющее ненужное для меня.
[Поразительно в этом
отношении до комизма наивное утверждение русских
властей, насилующих чужие народности: поляков, остзейских немцев, евреев.
В экономическом
отношении проповедуется теория, сущность которой в том, что чем хуже, тем лучше, что чем больше будет скопления капитала и потому угнетения рабочего, тем ближе освобождение, и потому всякое личное усилие человека освободиться от давления капитала бесполезно; в государственном
отношении проповедуется, что чем больше будет
власть государства, которая должна по этой теории захватить не захваченную еще теперь область частной жизни, тем это будет лучше, и что потому надо призывать вмешательство правительств в частную жизнь; в политических и международных
отношениях проповедуется то, что увеличение средств истребления, увеличение войск приведут к необходимости разоружения посредством конгрессов, арбитраций и т. п.
Смотрят люди на предмет различно, но как те, так и другие и третьи рассуждают о войне как о событии совершенно не зависящем от воли людей, участвующих в ней, и потому даже и не допускают того естественного вопроса, представляющегося каждому простому человеку: «Что, мне-то нужно ли принимать в ней участие?» По мнению всех этих людей, вопросов этого рода даже не существует, и всякий, как бы он ни смотрел на войну сам лично, должен рабски подчиняться в этом
отношении требованиям
власти.
Никто не решится утверждать того, чтобы
власти, существующие в какой бы то ни было стране, действовали по
отношению к своим врагам в духе учения и по примеру Христа.
Движение вперед человечества совершается не так, что лучшие элементы общества, захватив
власть, употребляя насилие против тех людей, которые находятся в их
власти, делают их лучшими, как это думают и консерваторы и революционеры, а совершается, во-первых, и главное, тем, что люди все вообще неуклонно и безостановочно, более и более сознательно усваивают христианское жизнепонимание, и, во-вторых, тем, что, даже независимо от сознательной духовной деятельности людей, люди бессознательно, вследствие самого процесса захватывания
власти одними людьми и смены их другими, невольно приводятся к более христианскому
отношению к жизни.
Христианин ни с кем не спорит, ни на кого не нападает, ни против кого не употребляет насилия; напротив того, сам беспрекословно переносит насилие; но этим самым
отношением к насилию не только сам освобождается, но и освобождает мир от всякой внешней
власти.
У меня в эту минуту совсем вылетело из головы отданное мною два дня тому назад приказание уведомить меня в случае приезда урядника, и я никак не мог сообразить, какое
отношение имеет в настоящую минуту ко мне этот представитель
власти.
Но вместо того чтобы действовать, я совершенно равнодушно посматривал то на лысину, то на мех и покойно размышлял об
отношениях этого человека к своему единственному сыну и о том, что людям, избалованным богатством и
властью, вероятно, не хочется умирать…
Такие
отношения установились у них быстро; в две-три встречи Медынская вполне овладела юношей и начала медленно пытать его. Ей, должно быть, нравилась
власть над здоровым, сильным парнем, нравилось будить и укрощать в нем зверя только голосом и взглядом, и она наслаждалась игрой с ним, уверенная в силе своей
власти. Он уходил от нее полубольной от возбуждения, унося обиду на нее и злобу на себя. А через два дня снова являлся для пытки.
Он сбросил старинные, отжившие формы, какими облекалась высшая
власть до него; но сущность дела осталась и при нем та же в этом
отношении.
Но переберите другие журналы: в них найдете то же самое. «Атеней» писал (в № 8), что для обеспечения исправного платежа оброка освобождающимися крестьянами необходимо предоставить помещику право наказывать крестьян самому; потому что если он станет жаловаться земской полиции, то, «не говоря уже о недостаточной благонадежности полицейских чиновников, самое вмешательство посторонней
власти должно непременно произвести некоторое расстройство хозяйственных
отношений» невыгодное для помещика (стр. 511).
Затем для крестьян определялось учение: читать, писать и закон божий; преимущественно же указывалось на нравственное воспитание, состоящее в исполнении своих обязанностей в
отношении к
властям.
Чтобы довершить влияние своих убеждений, Овэн отказался от всякого формального проявления начальнической
власти в своих
отношениях с рабочими и предоставил их собственному суду определение степени искусства в работе и личных достоинств каждого.
В школе его учат «не рассуждать, а исполнять»; в деле сердца и высших стремлений он слышит беспрестанно суеверные аллегории от разных мистификаторов; в юридических
отношениях он натыкается всюду или на помещичью
власть, или на окружного и станового, в частных, житейских делах он встречает — кулака, конокрада, знахаря, солдата на постое, купца-барышника, подрядчика…
Выяснить своими усилиями свое
отношение к миру и держаться его, установить свое
отношение к людям на основании вечного закона делания другому того, что хочешь, чтобы тебе делали, подавлять в себе те дурные страсти, которые подчиняют нас
власти других людей, не быть ничьим господином и ничьим рабом, не притворяться, не лгать, ни ради страха, ни выгоды, не отступать от требований высшего закона своей совести, — всё это требует усилий; вообразить же себе, что установление известных порядков каким-то таинственным путем приведет всех людей, в том числе и меня, ко всякой справедливости и добродетели, и для достижения этого, не делая усилий мысли, повторять то, что говорят все люди одной партии, суетиться, спорить, лгать, притворяться, браниться, драться, — всё это делается само собой, для этого не нужно усилия.
Вообще между
властью и эросом существуют сложные
отношения, которые колеблются между антагонизмом и сближением.
Однако природе этого
отношения присуща и
власть, и уже одна распространенность таких наименований Божиих, как-то: Господь, Эль, Адонаи, Саваоф, Κύριος и др. свидетельствует, что это всегда сознавалось народами.