Неточные совпадения
Ну, батюшка, — сказал он, прочитав
письмо и
отложив в сторону мой паспорт, — все будет сделано: ты будешь офицером переведен в *** полк, и чтоб тебе времени не терять, то завтра же поезжай в Белогорскую крепость, где ты будешь в команде капитана Миронова, доброго и честного человека.
— Душа моя, это не беда; то ли еще на свете приедается! А теперь, я думаю, не проститься ли нам? С тех пор как я здесь, я препакостно себя чувствую, точно начитался
писем Гоголя к калужской губернаторше. Кстати ж, я не велел
откладывать лошадей.
Так и быть,
письмо отложу до следующей почты, а план набросаю завтра.
Вера казалась утомленной чтением
письма. Она равнодушно
отложила его и принялась за другое, которое только что принес ей Яков.
Несмотря на неудачу в тюрьме, Нехлюдов всё в том же бодром, возбужденно-деятельном настроении поехал в канцелярию губернатора узнать, не получена ли там бумага о помиловании Масловой. Бумаги не было, и потому Нехлюдов, вернувшись в гостиницу, поспешил тотчас же, не
откладывая, написать об этом Селенину и адвокату. Окончив
письма, он взглянул на часы; было уже время ехать на обед к генералу.
И тем же длинным, длинным манером официального изложения она сказала, что может послать Жану
письмо, в котором скажет, что после вчерашней вспышки передумала, хочет участвовать в ужине, но что нынешний вечер у нее уже занят, что поэтому она просит Жана уговорить Сторешникова
отложить ужин — о времени его она после условится с Жаном.
Но все-таки надобно
отложить решение до
письма.
Между рекомендательными
письмами, которые мне дал мой отец, когда я ехал в Петербург, было одно, которое я десять раз брал в руки, перевертывал и прятал опять в стол,
откладывая визит свой до другого дня.
Письмо это было к семидесятилетней знатной, богатой даме; дружба ее с моим отцом шла с незапамятных времен; он познакомился с ней, когда она была при дворе Екатерины II, потом они встретились в Париже, вместе ездили туда и сюда, наконец оба приехали домой на отдых, лет тридцать тому назад.
Но, как назло княгине, у меня память была хороша. Переписка со мной, долго скрываемая от княгини, была наконец открыта, и она строжайше запретила людям и горничным доставлять
письма молодой девушке или отправлять ее
письма на почту. Года через два стали поговаривать о моем возвращении. «Эдак, пожалуй, каким-нибудь добрым утром несчастный сын брата отворит дверь и взойдет, чего тут долго думать да
откладывать, — мы ее выдадим замуж и спасем от государственного преступника, человека без религии и правил».
Вот тебе опять
письмо барона. Любопытные дела с ним совершаются: — Я ему давно не писал и еще
откладываю до того времени, когда он отыщет свои права. [Права В. И. Штейнгейля на звание барона.]
Сказано — сделано. Не
откладывая дела в дальний ящик, я сейчас же отправился в гостиницу и предварил графа о своих намерениях следующим
письмом...
Егора Егорыча несказанно поразило это
письмо. Что Сусанна умна, он это предугадывал; но она всегда была так сосредоточенна и застенчива, а тут оказалась столь откровенной и искренней, и главным образом его удивил смысл
письма: Сусанна до того домолилась, что могла только повторять: «Господи, помилуй!». «Теперь я понимаю, почему она напоминает мадонну», — сказал он сам себе и, не
откладывая времени, сел за
письмо к Сусанне, которое вылилось у него экспромтом и было такого содержания...
Она просто, ясно, без всякого преувеличения, описала постоянную и горячую любовь Алексея Степаныча, давно известную всему городу (конечно, и Софье Николавне); с родственным участием говорила о прекрасном характере, доброте и редкой скромности жениха; справедливо и точно рассказала про его настоящее и будущее состояние; рассказала правду про всё его семейство и не забыла прибавить, что вчера Алексей Степанович получил чрез
письмо полное согласие и благословение родителей искать руки достойнейшей и всеми уважаемой Софьи Николавны; что сам он от волнения, ожидания ответа родителей и несказанной любви занемог лихорадкой, но, не имея сил
откладывать решение своей судьбы, просил ее, как родственницу и знакомую с Софьей Николавной даму, узнать: угодно ли, не противно ли будет ей, чтобы Алексей Степаныч сделал формальное предложение Николаю Федоровичу.
В течение всего времени, как Пепко жил у меня по возвращении из Сербии, у нас не было сказано ни одного слова о его белградском
письме. Мы точно боялись заключавшейся в нем печальной правды, вернее — боялись затронуть вопрос о глупо потраченной юности. Вместе с тем и Пепке и мне очень хотелось поговорить на эту тему, и в то же время оба сдерживались и
откладывали день за днем, как это делают хронические больные, которые
откладывают визит к доктору, чтобы хоть еще немного оттянуть роковой диагноз.
— Я была виновата перед вами, Григорий Михайлыч… хотя, конечно, такая уж мне выпала судьба (Литвинову вспомнилось ее
письмо), и я не раскаиваюсь… это было бы, во всяком случае, слишком поздно; но, встретив вас так неожиданно, я сказала себе, что мы непременно должны сделаться друзьями, непременно… и мне было бы очень больно, если б это не удалось… и мне кажется, что для этого мы должны объясниться с вами, не
откладывая и раз навсегда, чтоб уже потом не было никакой… gene, никакой неловкости, раз навсегда, Григорий Михайлыч; и что вы должны сказать мне, что вы меня прощаете, а то я буду предполагать в вас… de la rancune. Voila!
— Ипохондрия… больше ничего, ипохондрия! — сказал Елпидифор Мартыныч, смотря с чувством на князя. — Ну-с, не извольте хмуриться, все это я сделаю: напишу княгине и устрою, как следует! — заключил он и, приехав домой, не
откладывая времени, принялся своим красивым семинарским почерком писать к княгине
письмо, которым прямо от имени князя приглашал ее прибыть в Москву.
— Незнакомец, с ужасными проклятиями отослал спать старосту Три<фона> и земского Авдея
отложил чтение
письма до завтрашнего дня и пошел в приказную избу, куда жид понес за ним и его маленькой чамодан.
Впрочем, они
отложили всякое действие по этим
письмам до тех пор, покуда обдумают хорошенько, не торопясь, такое важное дело.
Придя домой, Толпенников боязливо
отложил в сторону этот портфель, в котором он чувствовал присутствие изученного им дела, осторожно повесил жилет, не решаясь достать из его кармана золотые и еще раз взглянуть на них, и отвернулся от стола, в котором лежали начатые
письма к отцу и к Зине.
Письма неинтересные или наполненные одной сплошной и неприличной бранью он рвал; также уничтожал он
письма, в которых неизвестные доброжелатели предупреждали его о готовящемся убийстве; но другие он помечал номером и
откладывал для какой-то смутно им чувствуемой цели.
После завтрака он разбирал в кабинете доставленную из города корреспонденцию. Хмуро и рассеянно, поблескивая очками, он разбирал конверты, одни
откладывая в сторону, другие обрезая ножницами и невнимательно прочитывая. Одно
письмо в узком конверте из дешевой тонкой бумаги, сплошь залепленное копеечными желтыми марками, подвернулось под руку и, как другие, было тщательно обрезано по краю.
Отложив конверт, он развернул тонкий, промокший от чернил лист и прочел...
Улыбнувшись, — он тогда еще улыбался, — губернатор хотел разорвать тщательно выписанное
письмо, но раздумал, пометил на широком поле номер: 43, 22 сентября 190… г., и
отложил.
Потом, заложив руки в карман и оттопырив локти, заходил по комнате сердитыми, отбивающими такт шагами. Так — ходят — губернаторы. Успокоившись, расправил
письмо, прочел его до конца, пометил слегка дрожащей рукой номер и бережно
отложил. «Пусть почитает», — подумал он про сына.
Однажды на Тихонов день [16 июня 1708 года.] многие старцы и старицы, именитые люди и духовного чина к матери Голиндухе в обитель сходились разбирать поподробну «спорные
письма» протопопа Аввакума и обрели в них несогласных речей со святых отец Писанием много, за то и согласились
отложить те
письма.
— Это совсем посторонняя рука, — сказал он наконец,
откладывая в сторону
письмо Андрея Павловича.
Но Кирилл уже запрягал своих лошадей, — и товарищи встали и начали пить чай и собираться в путь.
Письмо надлежало
отложить.
Таким образом, он
откладывал день ото дня свой визит по адресу, находившемуся в
письме баронессы, и даже полузабыл этот адрес, так как
письмо находилось у его жены, а спросить его, повторяем, у него не хватало духу.
От жениха князя Андрея получено было четвертое
письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, чтó заставляет его
отложить свой отъезд до начала будущего года.