Неточные совпадения
— Все равно, ежели и в старину отцы продались, мы
за их
грех отвечать должны. Нет того
греха тяжеле, коли кто волю
свою продал. Все равно что душу.
— Ихнее дело, матушка, Анфиса Егоровна, — кротко
ответила Таисья, опуская глаза. — Не нам судить ихние скитские дела… Да и деваться Аграфене некуда, а там все-таки исправу примет.
За свой грех-то муку получать… И сама бы я ее свезла, да никак обернуться нельзя: первое дело, брательники на меня накинутся, а второе — ущитить надо снох ихних. Как даве принялись их полоскать — одна страсть… Не знаю, застану их живыми аль нет. Бабенок-то тоже надо пожалеть…
Мироныч почесал
за ухом и с недовольным видом
отвечал: «Коли от евтого, батюшка Алексей Степаныч, так уж
за грехи наши Господь посылает
свое наслание» [Снятие кож с чумной скотины воспрещено законом; но башкирцы — плохие законоведцы, а русские кожевники соблазняются дешевизной, и это зло до сих пор не вывелось в Оренбургской губернии.
— Голубушка, Татьяна Власьевна… Мой
грех — мой ответ. Я
отвечу за тебя и перед мужем, и перед людьми, и перед Богом, только не дай погибнуть христианской душе… Прогонишь меня — один мне конец. Пересушила ты меня, злая моя разлучница… Прости меня, Татьяна Власьевна, да прикажи мне уйти, а
своей воли у меня нет. Что скажешь мне, то и буду делать.
— А что ты сам
за себя
отвечаешь — это хорошо. Там господь знает, что выйдет из тебя, а пока… ничего! Дело не малое, ежели человек
за свои поступки сам платить хочет,
своей шкурой… Другой бы, на твоем месте, сослался на товарищей, а ты говоришь — я сам… Так и надо, Фома!.. Ты в
грехе, ты и в ответе… Что, — Чумаков-то… не того… не ударил тебя? — с расстановкой спросил Игнат сына.
— Но отпущаются тебе все
грехи твои, чадо, —
отвечал добродушный Евангел, кладя ей на оба плеча
свои руки, которые Катерина Астафьевна схватила так же внезапно, как
за минуту пред сим руки дам, и так же горячо их поцеловала.
— Что делать, —
отвечал скоморох, — я действительно очень беден. Я ведь сын
греха и как во
грехе зачат, так с грешниками и вырос. Ничему другому я, кроме скоморошества, не научен, а в мире должен был жить потому, что здесь жила во
грехе зачавшая и родившая меня мать моя. Я не мог снести, чтобы мать моя протянула к чужому человеку руку
за хлебом, и кормил ее
своим скоморошеством.