Неточные совпадения
— Идем! — сказал голубоглазый мужик, кивнув головой. И они оба не спеша пошли к волости, а мать
проводила их добрым взглядом. Она облегченно вздохнула — урядник снова тяжело взбежал на крыльцо и оттуда, грозя
кулаком, исступленно орал...
Горехвастов, который совсем было и забыл про Флоранс, посмотрел на меня глазами несколько воспаленными, на минуту задумался,
провел как-то ожесточенно рукою по лбу и по волосам и наконец ударил
кулаком по столу с такою силой, что несколько рюмок полетело на пол, а вино расплескалось на подносе.
Ради них он обязывается урвать от своего куска нечто, считающееся «лишним», и
свезти это лишнее на продажу в город; ради них он лишает семью молока и отпаивает теленка, которого тоже везет в город; ради них он, в дождь и стужу, идет за тридцать — сорок верст в город пешком с возом «лишнего» сена; ради них его обсчитывает, обмеривает и ругает скверными словами купец или
кулак; ради них в самой деревне его держит в ежовых рукавицах мироед.
Чем дальше они шли, тем больше открывалось: то пестрела китайская беседка, к которой через канаву перекинут был, как игрушка, деревянный мостик; то что-то вроде грота, а вот, куда-то далеко,
отводил темный коридор из акаций, и при входе в него сидел на пьедестале грозящий пальчиком амур, как бы предостерегающий: «Не ходи туда, смертный, — погибнешь!» Но что представила площадка перед домом — и вообразить трудно: как бы простирая к нему свои длинные листья, стояли тут какие-то тополевидные растения в огромных кадках; по
кулаку человеческому цвели в средней куртине розаны, как бы венцом окруженные всевозможных цветов георгинами.
Мы пришли в один из дешевеньких домов «развеселого Кунавина села», нас встретила вороватая старушка. Осип пошептался с нею, и она
провела нас в пустую маленькую комнату, темную и грязную, как стойло. На койке спала, разметавшись, большая толстая женщина; старуха толкнула ее
кулаком в бок и сказала...
— Ты не бойся! — глумится он. — Я не до смерти тебя, я те нос на ухо посажу, только и всего дела! Ты
води руками, будто тесто месишь али мух ловишь, а я подожду, пока не озяб. Экой у тебя кулак-от! С полпуда, чай, весу? Каково-то будет жене твоей!
Вместе с этими словами
кулаки Глеба опустились, и гнев его прошел мгновенно. Несколько минут
водил он ладонью по серым кудрям своим, потом задумчиво склонил голову и наконец сказал...
По угнетенному виду, с которым этот человек прочитывал в курзале русские газеты, по той судороге, которая
сводила в это время его руки в
кулаки, я сейчас же угадал, что, кроме энфиземы, он страдал еще отсутствием благородных чувств.
Соломон не ответил, и жрец, сжав
кулаки сильных рук,
проводил его до выхода яростным взглядом.
А она, не
сводя с него испуганных, пытливых глаз,
водила сжатым
кулаком себя по бедру и искала кармана.
«И то еще я замечал, — говорил он, — что пенсионная, выйдя замуж, рано ли поздно, хахаля
заведет себе, а не то и двух, а котора у мастерицы была в обученье, дура-то дурой окажется, да к тому же и злобы много накопит в себе…» А Макрина тотчáс ему на те речи: «С мужьями у таких жен, сколько я их ни видывала, ладов не бывает: взбалмошны, непокорливы, что ни день, то в дому содом да драна грамота, и таким женам много от супружеских
кулаков достается…» Наговорившись с Марком Данилычем о таких женах и девицах, Макрина ровно обрывала свои россказни,
заводила речь о стороннем, а дня через два опять, бывало, поведет прежние речи…
После полудня к хозяину приезжает очень высокий и очень толстый мужик, с широким, бычьим затылком и с громадными
кулаками, похожий на русского ожиревшего целовальника. Зовут его Петром Петровичем. Живет он в соседнем селе и держит там с братом пятьдесят лошадей,
возит вольных, поставляет на почтовую станцию тройки, землю пашет, скотом торгует, а теперь едет в Колывань по какому-то торговому делу.
Однажды за обедом Егоров подпер голову
кулаком и
завел ни к селу ни к городу речь о кавказских князьях, потом вытащил из кармана «Стрекозу» и имел дерзость в присутствии княгини Микшадзе прочесть следующее: «Тифлис хороший город.
— Я вам сейчас все это объясню вполне полноправно. Мужик — темный, его всякий поп
проведет и всякий
кулак. А мы, рабочий класс, его в обиду не дадим, не позволим обмануть.
Да и не хочет он ей говорить правды. Ее на мякине не
проведешь. Она все-таки кулак-баба… Позволить ей заподозрить его, и так, в глаза… Ни за что!
Долго рассказывал Меркулов. В девятом часу он, под влиянием воспоминаний, заплакал и стал горько жаловаться на судьбу, загнавшую его в городишко, наполненный одними только купцами и мещанами. Городовой
отвел уже двоих в полицию, рассыльный уходил два раза на почту и в казначейство и опять приходил, а он всё жаловался. В полдень он стоял перед дьячком, бил себя
кулаком по груди и роптал...
— Что ж, что помиловал?.. Коли они тебе очи
отвели, так милость к ним на гнев должна обратиться, по справедливости. Ужель дозволишь, великий государь, им над тобой в
кулак посмеиваться, мы-де, по-прежнему, царем ворочаем; кого захотим, того он и милует, не разобрав даже путем — кого…
Дрожа от возмущения, она ломала руки, кричала что-то и наконец бросилась бить
кулаками толстую, и та еле-еле бессильно
отводила ее голыми, круглыми, как бревна, руками.