Неточные совпадения
Он прочел письмо и
остался им доволен, особенно тем, что он вспомнил приложить
деньги; не было ни жестокого слова, ни упрека, но не было и снисходительности. Главное же — был золотой мост для возвращения. Сложив письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив в конверт
с деньгами, он
с удовольствием, которое всегда возбуждаемо было в нем обращением со своими хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.
Затем я вас проводил до дверей, — все в том же,
с вашей стороны, смущении, — после чего,
оставшись наедине
с Андреем Семеновичем и переговорив
с ним минут около десяти, Андрей Семенович вышел, я же снова обратился к столу,
с лежавшими на нем
деньгами,
с целью, сосчитав их, отложить, как и предполагал я прежде, особо.
Осталось за мной. Я тотчас же вынул
деньги, заплатил, схватил альбом и ушел в угол комнаты; там вынул его из футляра и лихорадочно, наскоро, стал разглядывать: не считая футляра, это была самая дрянная вещь в мире — альбомчик в размер листа почтовой бумаги малого формата, тоненький,
с золотым истершимся обрезом, точь-в-точь такой, как заводились в старину у только что вышедших из института девиц. Тушью и красками нарисованы были храмы на горе, амуры, пруд
с плавающими лебедями; были стишки...
— Да, насчет
денег. У него сегодня в окружном суде решается их дело, и я жду князя Сережу,
с чем-то он придет. Обещался прямо из суда ко мне. Вся их судьба; тут шестьдесят или восемьдесят тысяч. Конечно, я всегда желал добра и Андрею Петровичу (то есть Версилову), и, кажется, он
останется победителем, а князья ни при чем. Закон!
Давеча я был даже несколько удивлен: высокоталантливый обвинитель, заговорив об этом пакете, вдруг сам — слышите, господа, сам — заявил про него в своей речи, именно в том месте, где он указывает на нелепость предположения, что убил Смердяков: „Не было бы этого пакета, не
останься он на полу как улика, унеси его грабитель
с собою, то никто бы и не узнал в целом мире, что был пакет, а в нем
деньги, и что, стало быть,
деньги были ограблены подсудимым“.
А при аресте, в Мокром, он именно кричал, — я это знаю, мне передавали, — что считает самым позорным делом всей своей жизни, что, имея средства отдать половину (именно половину!) долга Катерине Ивановне и стать пред ней не вором, он все-таки не решился отдать и лучше захотел
остаться в ее глазах вором, чем расстаться
с деньгами!
— Приятно беседовать
с таким человеком, особенно, когда, услышав, что Матрена вернулась, сбегаешь на кухню, сказав, что идешь в свою спальную за носовым платком, и увидишь, что вина куплено на 12 р. 50 коп., — ведь только третью долю выпьем за обедом, — и кондитерский пирог в 1 р. 50 коп., — ну, это, можно сказать, брошенные
деньги, на пирог-то! но все же
останется и пирог: можно будет кумам подать вместо варенья, все же не в убыток, а в сбереженье.
— Вы видите, — продолжала она: — у меня в руках
остается столько-то
денег. Теперь: что делать
с ними! Я завела мастерскую затем, чтобы эти прибыльные
деньги шли в руки тем самым швеям, за работу которых получены. Потому и раздаю их нам; на первый раз, всем поровну, каждой особо. После посмотрим, так ли лучше распоряжаться ими, или можно еще как-нибудь другим манером, еще выгоднее для вас. — Она раздала
деньги.
Мы застали Р. в обмороке или в каком-то нервном летаргическом сне. Это не было притворством; смерть мужа напомнила ей ее беспомощное положение; она
оставалась одна
с детьми в чужом городе, без
денег, без близких людей. Сверх того, у ней бывали и прежде при сильных потрясениях эти нервные ошеломления, продолжавшиеся по нескольку часов. Бледная, как смерть,
с холодным лицом и
с закрытыми глазами, лежала она в этих случаях, изредка захлебываясь воздухом и без дыхания в промежутках.
Развитие Грановского не было похоже на наше; воспитанный в Орле, он попал в Петербургский университет. Получая мало
денег от отца, он
с весьма молодых лет должен был писать «по подряду» журнальные статьи. Он и друг его Е. Корш,
с которым он встретился тогда и
остался с тех пор и до кончины в самых близких отношениях, работали на Сенковского, которому были нужны свежие силы и неопытные юноши для того, чтобы претворять добросовестный труд их в шипучее цимлянское «Библиотеки для чтения».
Не вынес больше отец,
с него было довольно, он умер.
Остались дети одни
с матерью, кой-как перебиваясь
с дня на день. Чем больше было нужд, тем больше работали сыновья; трое блестящим образом окончили курс в университете и вышли кандидатами. Старшие уехали в Петербург, оба отличные математики, они, сверх службы (один во флоте, другой в инженерах), давали уроки и, отказывая себе во всем, посылали в семью вырученные
деньги.
Сколько есть на свете барышень, добрых и чувствительных, готовых плакать о зябнущем щенке, отдать нищему последние
деньги, готовых ехать в трескучий мороз на томболу [лотерею (от ит. tombola).] в пользу разоренных в Сибири, на концерт, дающийся для погорелых в Абиссинии, и которые, прося маменьку еще
остаться на кадриль, ни разу не подумали о том, как малютка-форейтор мерзнет на ночном морозе, сидя верхом
с застывающей кровью в жилах.
На аукцион никто не явился, кроме подставного лица, и имение
осталось за матушкой, «
с переводом долга» и
с самой небольшой приплатой из приданных
денег.
Ведь большинство попадало в «яму» из-за самодурства богатеев-кредиторов, озлобившихся на должника за то, что он не уплатил, а на себя за то, что в дураках
остался и потерял
деньги. Или для того, чтобы убрать
с дороги мешающего конкурента.
В письме к П. В. Нащокину А.
С. Пушкин 20 января 1835 года пишет: «Пугачев сделался добрым, исправным плательщиком оброка… Емелька Пугачев оброчный мой мужик…
Денег он мне принес довольно, но как около двух лет жил я в долг, то ничего и не
остается у меня за пазухой и все идет на расплату».
— Есть и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного
осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они
с бору да
с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал и на воровские
деньги в люди вышел.
Лошади
остались зимовать в Николаевске, но так как кормы были дороги, то их продали
с аукциона и на вырученные
деньги купили новых в Забайкалье, но эти лошади оказались хуже прежних, и крестьяне забраковали нескольких.
Третий «заведующий по агрономической части», поляк, был уволен начальником острова
с редким в чиновнических летописях скандалом: приказано было выдать ему прогонные
деньги в том только случае, когда он «предъявит заключенное им условие
с каюром на отвоз его до г. Николаевска»; начальство, очевидно, боялось, что агроном, взявши прогонные
деньги,
останется на острове навсегда (приказ № 349, 1888 г.).
— Помилуйте, я ваш вопрос очень ценю и понимаю. Никакого состояния покамест я не имею и никаких занятий, тоже покамест, а надо бы-с. А
деньги теперь у меня были чужие, мне дал Шнейдер, мой профессор, у которого я лечился и учился в Швейцарии, на дорогу, и дал ровно вплоть, так что теперь, например, у меня всего
денег несколько копеек
осталось. Дело у меня, правда, есть одно, и я нуждаюсь в совете, но…
Между тем его сын, родившийся уже в законном браке, но возросший под другою фамилией и совершенно усыновленный благородным характером мужа его матери, тем не менее в свое время умершим,
остался совершенно при одних своих средствах и
с болезненною, страдающею, без ног, матерью в одной из отдаленных губерний; сам же в столице добывал
деньги ежедневным благородным трудом от купеческих уроков и тем содержал себя сначала в гимназии, а потом слушателем полезных ему лекций, имея в виду дальнейшую цель.
— Медведь тоже
с кобылой шутил, так одна грива
осталась… Большому черту большая и яма, а вот ты Кишкину подражаешь для какой такой модели?.. Пусть только приедет, так я ему ноги повыдергаю. А
денег он тебе не отдаст…
— Ну, недотрога-царевна, пойдешь за меня? — повторял Кишкин. — Лучше меня жениха не найдешь… Всего-то я поживу года три, а потом ты богатой вдовой
останешься. Все
деньги на тебя в духовной запишу…
С деньгами-то потом любого да лучшего жениха выбирай.
Но и это не выгорело, потому что Петр Васильич влетел в историю
с Ястребовым и
остался без гроша
денег, а на скупку нужны наличные.
Тоже ведь и к
деньгам большую надо привычку иметь, а народ бедный, необычный, ну,
осталось у него двадцать целковых — он и не знает, что
с ними делать.
Дорогой я видел в Ладоге Кошкуля на секунду, — он мне дал
денег и ни слова не сказал — видно, боялся, ибо убежал, поцеловавши меня, а я
остался с вопросом об вас.
С Вольфом я составил план моего лечения в Иркутске, Поеду на Туркинские воды, буду пить и купаться, только не в горячей, а в пристуженной серной воде, потом ноги купать в железной ванне. План составлен,
остается привести в исполнение… К Басаргину напишу, когда соберу
деньги Щепину-Ростовскому...
Оленька, верно, вам писала, что я в вагоне встретился
с Башмаковым молодым, который хотел послать
денег нашему старику — хотел доставлять ему ежегодно 300 целковых. Без сомнения, начало этому делу уже положено, и Флегонт Миронович успокоен, потому что молодой Башмаков намерен был выслать в Тобольск 150 ц. тотчас по приезде в Петербург. Я
с ним расстался в Твери,
оставшись у племянницы Полторацкой на сутки. Обнимаю вас крепко.
Все было собрано к развязке, все получили наличными
деньгами сполна, и сверх того
осталось 2800 р., которые я отдал Сутгофу и Юшневскому на подъем,
с тем чтобы они их выслали тем, которые из других разрядов не получили того, что наши ветераны.
Лиза не упрашивала, но предложила старухе на особое житье
денег, от которых та
с гордостью отказалась и
осталась у Женни. Здесь она взялась вводить в детской патриархальные порядки и
с болезненным нетерпением выжидала, когда Лиза придет и сознается, что ей без нее плохо.
Агата
осталась в Петербурге.
С помощью
денег, полученных ею в запечатанном конверте через человека, который встретил се на улице и скрылся прежде, чем она успела сломать печать, бедная девушка наняла себе уютную каморочку у бабушки-голландки и жила, совершенно пропав для всего света.
Германская революция была во всем разгаре. Старик Райнер
оставался дома и не принимал в ней, по-видимому, никакого непосредственного участия, но к нему беспрестанно заезжали какие-то новые люди. Он всегда говорил
с этими людьми, запершись в своем кабинете, давал им проводников, лошадей и
денег и сам находился в постоянном волнении.
Наконец дело
с Эммой Эдуардовной было покончено. Взяв
деньги и написав расписку, она протянула ее вместе
с бланком Лихонину, а тот протянул ей
деньги, причем во время этой операции оба глядели друг другу в глаза и на руки напряженно и сторожко. Видно было, что оба чувствовали не особенно большое взаимное доверие. Лихонин спрятал документы в бумажник и собирался уходить. Экономка проводила его до самого крыльца, и когда студент уже стоял на улице, она,
оставаясь на лестнице, высунулась наружу и окликнула...
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает
с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие
деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и
с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа
с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и
денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век
оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из
денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
— Я вам опять повторяю, — начал он голосом, которым явно хотел показать, что ему скучно даже говорить об этом, — что
денег ваших мне нисколько не нужно:
оставайтесь с ними и будьте совершенно покойны!
«Снаряжать ее похороны приезжайте завтра же и
денег с собой возьмите. У нее всего
осталось 5 рублей в бумажнике. Хорошо, что вас, ангела-хранителя, бог послал, а то я уж одна потерялась бы!
Выложил он мне тут же тысячу серебряных рублей, однако и те частный взял:"Ты, говорит, пожалуй,
с деньгами-то здесь
останешься, да опять смуту заводить станешь, а вот, говорит, тебе на дорогу двадцать целковеньких, ступай восвояси".
Так мы и ускакали и девчурку, мою воспитомку,
с собой увезли, а тому моему барину коза, да
деньги, да мой паспорт
остались.
Посчитали, и оказалась такая прорва, что буржуа даже позеленел от злости при мысли, что эту прорву наполнил он из собственного кармана и что все эти
деньги остались бы у него, если б он в 1852 году,
с испуга, не предал бандиту февральскую республику.
— За то, что я не имел счастия угодить моей супруге Полине Александровне. Ха, ха, ха! И мне уж, конечно, не тягаться
с ней. У меня вон всего в шкатулке пятьдесят тысяч, которые мне заплатили за женитьбу и которыми я не рискну, потому что они все равно что кровью моей добыты и теперь у меня
остались последние; а у ней, благодаря творцу небесному, все-таки еще тысяча душ
с сотнями тысяч
денег. Мне
с ней никак не бороться.
Никогда не забыть мне первой встречи по возвращении: соскакиваю
с пролетки — багажа у меня никакого, все
осталось в пользу Милана в Белграде, равно как и паспорт у коменданта Белграда, — отдаю извозчику
деньги. Вдруг передо мной останавливается
с выпученными глазами и удивленно раскрытым ртом М.М. Бойович...
У Н.И. Пастухова
осталась еще
с молодых лет боязнь всякого начальства, и каждому власть имущему он старался угодить всеми возможными способами, давая всякому, кому только можно, взятки: кому
денег даст взаймы без отдачи, у кого ненужную лошадь купит. И у главного московского цензора Назаревского купил две дачи в Пушкине за несуразно дорогую цену.
Говорят, он имел и паспорт на чужое имя, и полную возможность успеть улизнуть за границу, и весьма значительные
деньги с собой, а между тем
остался в Петербурге и никуда не поехал.
— А вы меня еще больше оскорбляете! — отпарировала ему Миропа Дмитриевна. — Я не трактирщица, чтобы расплачиваться со мной
деньгами! Разве могут окупить для меня все сокровища мира, что вы будете жить где-то там далеко, заинтересуетесь какою-нибудь молоденькой (Миропа Дмитриевна не прибавила «и хорошенькой», так как и себя таковою считала), а я, — продолжала она, —
останусь здесь скучать, благословляя и оплакивая ту минуту, когда в первый раз встретилась
с вами!
— На самом деле ничего этого не произойдет, а будет вот что-с: Аксинья, когда Валерьян Николаич будет владеть ею беспрепятственно, очень скоро надоест ему, он ее бросит и вместе
с тем, видя вашу доброту и снисходительность, будет от вас требовать
денег, и когда ему покажется, что вы их мало даете ему, он, как муж, потребует вас к себе: у него, как вы хорошо должны это знать, семь пятниц на неделе; тогда, не говоря уже о вас, в каком же положении я
останусь?
Некоторые даже пытались уговорить его от поездки, объясняя, что если англичане теперь его возьмут в плен, то уж не выпустят, а продадут
с аукциона какому-нибудь выжиге, который станет его возить по ярмаркам, а там мальчишки будут его дразнить; но перспектива получения прогонных
денег до Каира и обратно была так соблазнительна, что отяжелевший печенег
остался глух ко всем убеждениям.
Во-первых, мать давала ему
денег ровно столько, сколько требовалось, чтоб не пропасть
с голода; во-вторых, в нем не оказывалось ни малейшего позыва к труду, а взамен того гнездилась проклятая талантливость, выражавшаяся преимущественно в способности к передразниванью; в-третьих, он постоянно страдал потребностью общества и ни на минуту не мог
оставаться наедине
с самим собой.
Пробил барабан, и все отправились на работу, а я
остался дома. Сушилов в это утро встал чуть не раньше всех и из всех сил хлопотал, чтоб успеть приготовить мне чай. Бедный Сушилов! он заплакал, когда я подарил ему мои арестантские обноски, рубашки, подкандальники и несколько
денег. «Мне не это, не это! — говорил он, через силу сдерживая свои дрожавшие губы, — мне вас-то каково потерять, Александр Петрович? на кого без вас-то я здесь
останусь!» В последний раз простились мы и
с Акимом Акимычем.
Старший сын относился к матери
с брезгливым сожалением, избегал
оставаться с нею один на один, а если это случалось, мать закидывала его жалобами на жену и обязательно просила
денег. Он торопливо совал ей в руку рубль, три, несколько серебряных монет.
Матвей нанял комнату рядом
с Ниловым, обедать они ходили вместе в ресторан. Матвей не говорил ничего, но ему казалось, что обедать в ресторане — чистое безумие, и он все подумывал о том, что он устроится со временем поскромнее. Когда пришел первый расчет, он удивился, увидя, что за расходами у него
осталось еще довольно
денег. Он их припрятал, купив только смену белья.
Оставшись вдвоем
с стариком, после того как молодые ушли на барщину, она уговорила мужа из овсяных
денег послать рубль Петрухе.