Неточные совпадения
Многие обрадовались бы видеть такой необыкновенный случай: праздничную сторону народа и
столицы, но я ждал не того; я видел это у себя; мне улыбался завтрашний, будничный день. Мне хотелось путешествовать не официально, не приехать и «осматривать», а жить и смотреть на все, не насилуя наблюдательности; не задавая себе утомительных уроков осматривать ежедневно, с гидом в руках, по стольку-то улиц, музеев, зданий, церквей. От такого путешествия
остается в голове хаос улиц, памятников, да и то ненадолго.
Кузнецкий мост через Петровку упирается в широкий раструб узкого Кузнецкого переулка. На половине раструба стоял небольшой старый деревянный флигель с антресолями, окрашенный охрой. Такие дома
оставались только на окраинах
столицы. Здесь же, в окружении каменных домов с зеркальными стеклами, кондитерской Трамбле и огромного Солодовниковского пассажа, этот дом бросался в глаза своей старомодностью.
Между тем его сын, родившийся уже в законном браке, но возросший под другою фамилией и совершенно усыновленный благородным характером мужа его матери, тем не менее в свое время умершим,
остался совершенно при одних своих средствах и с болезненною, страдающею, без ног, матерью в одной из отдаленных губерний; сам же в
столице добывал деньги ежедневным благородным трудом от купеческих уроков и тем содержал себя сначала в гимназии, а потом слушателем полезных ему лекций, имея в виду дальнейшую цель.
В Могилеве, на станции, встречаю фельдъегеря, разумеется, тотчас спрашиваю его: не знает ли он чего-нибудь о Пушкине. Он ничего не мог сообщить мне об нем, а рассказал только, что за несколько дней до его выезда сгорел в Царском Селе Лицей,
остались одни стены и воспитанников поместили во флигеле. [Пожар в здании Лицея был 12 мая.] Все это вместе заставило меня нетерпеливо желать скорей добраться до
столицы.
С тех пор, однако ж, как двукратно княгиня Чебылкина съездила с дочерью в
столицу, восторги немного поохладились: оказывается, «qu'on n'y est jamais chez soi», [что там никогда не чувствуешь себя дома (франц.)] что «мы отвыкли от этого шума», что «le prince Курылкин, jeune homme tout-à-fait charmant, — mais que ça reste entre nous — m'a fait tellement la cour, [Князь Курылкин, совершенно очаровательный молодой человек — но пусть это
останется между нами — так ухаживал за мной (франц.).] что просто совестно! — но все-таки какое же сравнение наш милый, наш добрый, наш тихий Крутогорск!»
Два брата,
оставшись вдвоем, долго сидели молча. Петр Михайлыч, от скуки, читал в старых газетах известия о приехавших и уехавших из
столицы.
— Вы смотрите на это глазами вашего услужливого воображения, а я сужу об этом на основании моей пятидесятилетней опытности. Положим, что вы женитесь на той девице, о которой мы сейчас говорили. Она прекраснейшая девушка, и из нее, вероятно, выйдет превосходная жена, которая вас будет любить, сочувствовать всем вашим интересам; но вы не забывайте, что должны заниматься литературой, и тут сейчас же возникнет вопрос: где вы будете жить; здесь ли,
оставаясь смотрителем училища, или переедете в
столицу?
Москва же в те далекие времена
оставалась воистину «порфироносною вдовою», которая не только не склонялась перед новой петербургской
столицей, но величественно презирала ее с высоты своих сорока сороков, своего несметного богатства и своей славной древней истории.
— Пока нет; я еду в Петербург теперь, но так как в моем разрешении возвратиться в
столицу ничего не сказано, чтобы я не жил в Москве, то, вероятно, впоследствии я там и поселюсь, ибо, сами согласитесь, Егор Егорыч, в мои годы одно только счастье и
остается человеку, чтобы жить около старых друзей.
Не одна 30-летняя вдова рыдала у ног его, не одна богатая барыня сыпала золотом, чтоб получить одну его улыбку… в
столице, на пышных праздниках, Юрий с злобною радостью старался ссорить своих красавиц, и потом, когда он замечал, что одна из них начинала изнемогать под бременем насмешек, он подходил, склонялся к ней с этой небрежной ловкостью самодовольного юноши, говорил, улыбался… и все ее соперницы бледнели… о как Юрий забавлялся сею тайной, но убивственной войною! но что ему
осталось от всего этого? — воспоминания? — да, но какие? горькие, обманчивые, подобно плодам, растущим на берегах Мертвого моря, которые, блистая румяной корою, таят под нею пепел, сухой горячий пепел! и ныне сердце Юрия всякий раз при мысли об Ольге, как трескучий факел, окропленный водою, с усилием и болью разгоралось; неровно, порывисто оно билось в груди его, как ягненок под ножом жертвоприносителя.
Вы, мальчики, кончаете курс в гимназии и уезжаете в университет, чтобы больше никогда не возвращаться в родной город, и женитесь в
столицах, а девочки
остаются!..
Не могу
оставаться безучастно… безучастным… — густо краснея за свою обмолвку, поправилась она вовремя, — когда там, y меня на моей родине, разрушается родной город, наша прекрасная
столица Белград…
Да никто среди молодежи и не говорил о том, что готовятся какие-нибудь манифестации.
Столица жила своим веселым сезоном. То, что составляет"весь Петербург",
оставалось таким же жуирным, как и сорок четыре года спустя, в день падения Порт-Артура или адских боен Ляояна и под Мукденом; такая же разряженная толпа в театрах, ресторанах, загородных увеселительных кабаках.
На улицах картина ада в золотой раме. Если бы не праздничное выражение на лицах дворников и городовых, то можно было бы подумать, что к
столице подступает неприятель. Взад и вперед, с треском и шумом снуют парадные сани и кареты… На тротуарах, высунув языки и тараща глаза, бегут визитеры… Бегут они с таким азартом, что ухвати жена Пантефрия какого-нибудь бегущего коллежского регистратора за фалду, то у нее в руках
осталась бы не одна только фалда, но весь чиновничий бок с печенками и с селезенками…
Степан Сидорович оказался пророком — Аннушка вскоре по прибытии в
столицу вышла замуж за канцелярского писца, который с ее слов и строчил послания княгине, и за них последняя, конечно, не
оставалась в долгу и присылала гостинцы и деньги.
Приехали в Петербург. Лиза умоляла своего спутника не
оставаться там более суток, хотя она никогда не видала северной
столицы. Все мысли, все чувства ее стремились к последнему пункту их путешествия; надо было ей повиноваться.
Несмотря на такие высокочеловеческие меры, москвичи смотрели на него недружелюбно и на первых же порах подожгли Головинский дворец, в котором он остановился. Впрочем, это было, кажется, делом руки польских изобретателей «чудесного сна», которым не нравились меры, приводящие к спокойствию в
столице. Они жаждали смут и равнодушно смотрели на казни,
оставаясь безнаказанными.
Осталась в
столице, в Вознесенском монастыре, мать великого князя, хилая старушка, и эта голова, клонившаяся ко гробу, служила народу порукою его спокойствия, около нее столпилось упование Москвы.
В настоящее время
остались только некоторые храмы, на которых не изгладились еще следы глубокой древности нашей родной
столицы. Другие же памятники хотя и носят название древних, но реставрированы до неузнаваемости.
Собрался совет и на нем положили, чтобы архипастырь
остался блюсти
столицу, в которой господствовало необычное смятение: все дела пресеклись, суды, приказы, лавки и караульни опустели. Ударить челом царю и «плакаться» избрано было посольство, в числе которого поехал в Александровскую слободу и князь Никита Прозоровский.
Этот указ, свидетельствуя, что распоряжения в одной
столице согласовались со сделанными в другой, окончательно рассеял все сомнения, какие могли еще
оставаться.
— Нет, вероятно, придется
остаться в Москве, мне предлагают место ординатора при клинике, там более материала для нашей науки и отказаться перейти в
столицу — грешно. Это значит пожертвовать наукой.
Императрица решила в Москве
остаться всю зиму, и первопрестольная
столица в дни ее пребывания, как мы уже говорили, увидела невиданные до этого торжества и маскарады.
Прибыв вместе с войсками в Петербург, Александр Васильевич Суворов
остался некоторое время в
столице.
Великий князь Николай Павлович одобрил это решение своего брата Михаила и даже отправил к нему генерала Толля, начальника главного штаба первой армии, главная квартира которой находилась в Могилеве на Днестре, прибывшего в
столицу с тайным поручением к новому императору от главнокомандующего этой армией, графа Сакена, выразив ему желание, чтобы он
оставался в Неннале с великим князем, под предлогом, что они ожидают императора.
С кончиною Петра I многое начатое им
осталось неоконченным. Его преемники, Екатерина I и Петр II, ничего не сделали для Петербурга. Петр II думал даже
столицу перевести снова в Москву, как размышлял это и сын Петра I — Алексей, так трагически окончивший свои дни. В непродолжительное царствование Петра II Петербург особенно запустел, и на Васильевском острове, который тогда называли Преображенским, многие каменные дома были брошены неоконченными и стояли без крыш и потолков.
На дворе были «святки», до Крещения
оставалось несколько дней. Праздником и отсутствием графа, находившегося в Петербурге, объяснялось это веселье. Граф Алексей Андреевич уже около трех месяцев не был в своей «
столице», как остряки того времени называли Грузино.
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров, для препровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий
столицы и вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах ваших предков. Я последую за армией. Я всё вывез, мне
остается плакать об участи моего отечества».
Невесту, которая все продолжала держать себя в строгом чине, подвел к алтарю сам герцог и
оставался первым гостем на пире, где присутствовала вся знать
столицы, но присутствовала также незримо и Немезида…
На вашей ответственности
останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей
столице, в которой не могло
остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностью и деятельностью, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие.
А в дурах она
осталась оттого, что, во-первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, православное жестоко грабит,] армия разбита,
столица взята, и всё это pour les beaux yeux [ради прекрасных глаз,] du сардинское величество.
Лавочник в его же присутствии наскоро изъяснил о нем, что он «из-за Москвы», — «оголел с голоду»: чей-то скот пригнал в Петербург и хотел там
остаться дрова катать, чтобы домой денег послать, но у него в ночлежном приюте какой-то странник украл пятнадцать рублей и скрылся, а он с горя ходил без ума и взят и выслан «с лишеньем
столицы», но не вытерпел и опять назад прибежал, чтобы свои пятнадцать рублей отыскивать.
Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой
столицы, оставленной жителями и отданной на жертву огню (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем, только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда
останется лучшею славой русского народа.
Они привыкли приходить для усиления комплекта «услужающих» в садиках, — а садики были «прикрыты», и «услужающие»
остались без дела и без хлеба в
столице.