Неточные совпадения
— Да много кое-чего: в письмах отменили писать «покорнейший слуга», пишут «
примите уверение»; формулярных списков по два экземпляра не велено представлять. У нас прибавляют три стола и двух чиновников
особых поручений. Нашу комиссию закрыли… Много!
Ужин, благодаря двойным стараниям Бена и барона, был если не отличный, то обильный. Ростбиф, бифштекс, ветчина, куры, утки, баранина, с приправой горчиц, перцев, сой, пикулей и других отрав, которые страшно употребить и наружно, в виде пластырей, и которые англичане
принимают внутрь, совсем загромоздили стол, так что виноград, фиги и миндаль стояли на
особом столе. Было весело. Бен много рассказывал, барон много ел, мы много слушали, Зеленый после десерта много дремал.
— Вы догадываетесь, — сказал Сильвио, — кто эта известная
особа. Еду в Москву. Посмотрим, так ли равнодушно
примет он смерть перед своей свадьбой, как некогда ждал ее за черешнями!
От роду 23 года, роста середнего, лицом чист, бороду бреет, глаза имеет карие, волосы русые, нос прямой.
Приметы особые: таковых не оказалось».
Много раз в моей жизни у меня бывала странная переписка с людьми, главным образом с женщинами, часто с такими, которых я так никогда и не встретил. В парижский период мне в течение десяти лет писала одна фантастическая женщина, настоящего имени которой я так и не узнал и которую встречал всего раза три. Это была женщина очень умная, талантливая и оригинальная, но близкая к безумию. Другая переписка из-за границы
приняла тяжелый характер. Это
особый мир общения.
Когда появилось в печати «Путешествие в Арзрум», где Пушкин так увлекательно описал тифлисские бани, Ламакина выписала из Тифлиса на пробу банщиков-татар, но они у коренных москвичей, любивших горячий полок и душистый березовый веник,
особого успеха не имели, и их больше уже не выписывали. Зато наши банщики
приняли совет Пушкина и завели для любителей полотняный пузырь для мыла и шерстяную рукавицу.
— Главное, помните, что здесь должен быть
особый тип парохода,
принимая большую быстроту, чем на Волге и Каме. Корпус должен быть длинный и узкий… Понимаете, что он должен идти щукой… да. К сожалению, наши инженеры ничего не понимают и держатся старинки.
— Неужели, сударыня? — спросил Максим с комическою важностью,
принимая в свою широкую руку маленькую ручку девочки. — Как я благодарен моему питомцу, что он сумел расположить в мою пользу такую прелестную
особу.
— По-братски и
принимаю за шутку; пусть мы свояки: мне что, — больше чести. Я в нем даже и сквозь двухсот персон и тысячелетие России замечательнейшего человека различаю. Искренно говорю-с. Вы, князь, сейчас о секретах заговорили-с, будто бы, то есть, я приближаюсь, точно секрет сообщить желаю, а секрет, как нарочно, и есть: известная
особа сейчас дала знать, что желала бы очень с вами секретное свидание иметь.
Любит, любит и даже за
особое уважение к себе
принимает.
Володя уже один в собственном экипаже выезжает со двора,
принимает к себе своих знакомых, курит табак, ездит на балы, и даже я сам видел, как раз он в своей комнате выпил две бутылки шампанского с своими знакомыми и как они при каждом бокале называли здоровье каких-то таинственных
особ и спорили о том, кому достанется le fond de la bouteille. [последний глоток (фр.).]
— Еще бы!.. — проговорила княгиня. У ней всегда была маленькая наклонность к придворным известиям, но теперь, когда в ней совершенно почти потухли другие стремления, наклонность эта возросла у ней почти в страсть. Не щадя своего хилого здоровья, она всюду выезжала,
принимала к себе всевозможных
особ из большого света, чтобы хоть звук единый услышать от них о том, что там происходит.
В трудных случаях, когда нужно было
принять какую-нибудь важную
особу, вроде губернатора или даже министра, Вершинин являлся для Раисы Павловны кладом, хотя она не верила ему ни в одном слове.
Он часто говорил эти слова, и в его устах они
принимали какой-то
особый, всеобнимающий смысл, горький и едкий…
Эти слова Ромашов сказал совсем шепотом, но оба офицера вздрогнули от них и долго не могли отвести глаз друг от друга. В эти несколько секунд между ними точно раздвинулись все преграды человеческой хитрости, притворства и непроницаемости, и они свободно читали в душах друг у друга. Они сразу поняли сотню вещей, которые до сих пор таили про себя, и весь их сегодняшний разговор
принял вдруг какой-то
особый, глубокий, точно трагический смысл.
Особа сделала честь
принять обед у губернатора и встретила там Бодрецова.
Словом сказать, «дамочки» — статья
особая, которую вообще ни здесь, ни в другом каком человеческом деле в расчет
принимать не надлежит.
Здесь по каждому отделу свой
особый кабинет по обе стороны коридора, затем большой кабинет редактора и огромная редакционная приемная, где перед громадными, во все стены, библиотечными шкафами стоял двухсаженный зеленый стол, на одном конце которого заседал уже начавший стариться фельетонист А.П. Лукин, у окна — неизменный А.Е. Крепов, а у другого секретарь редакции, молодой брюнет в очках, В.А. Розенберг
принимал посетителей.
Я понял, что меня никогда не
примут в товарищество, будь я разарестант, хоть на веки вечные, хоть
особого отделения.
Пил он немало, а не пьянел, только становился всё мягче, доверчивее, и слова его
принимали особую убедительность. За окнами в саду металась февральская метель, шаркая о стены и ставни окон, гудело в трубах, хлопали вьюшки и заслонки.
Одна старая помещица, жившая по делу в Уфе, Алакаева, которая езжала в дом к Зубиным, дальняя родственница Алексея Степаныча,
принимала в нем всегда особенное участие; он стал чаще навещать ее, ласкаться к ней, как умел, и, наконец, открылся в своей любви к известной
особе и в своем намерении искать ее руки.
Императрица изъявила казанскому дворянству монаршее благоволение, милость и покровительство и в
особом письме к Бибикову, именуя себя казанской помещицей, вызывалась
принять участие в мерах, предпринимаемых общими силами. Дворянский предводитель Макаров отвечал императрице речью, сочиненной гвардии подпоручиком Державиным, находившимся тогда при главнокомандующем.
Цифра для меня являлась громадной, особенно
принимая во внимание, что это были первые заработки, дававшие известную самостоятельность и даже некоторое уважение к собственной
особе.
Представьте себе совершенно невероятную картину: на моей кушетке сидел Пепко с гитарой,
приняв какую-то
особую позу жуирующего молодого человека, а перед ним…
Это
особого рода фатальный закон, в силу которого первая стадия развития всегда
принимает формы ненормальные и даже уродливые.
Служу в Воронеже. Прекрасный летний театр, прекрасная труппа.
Особый успех имеют Далматов и инженю М. И. Свободина-Барышова. Она, разойдясь со своим мужем, известным актером Свободиным-Козиенко, сошлась с Далматовым. Это была чудесная пара, на которую можно любоваться. С этого сезона они прожили неразлучно несколько лет. Их особенно
принимала избалованная воронежская публика, а сборов все-таки не было.
— А у меня на
примете какая есть молодая
особа! — продолжал Елпидифор Мартыныч, чмокнув губами и делая ручкой. — Умненькая… свеженькая, и уж рекомендую вам, будет любить вас не так, как прежняя.
— Да потому, что она в этой растрате участие
принимала. Я сказал вам: не важная
особа, и действительно не важная. На нижней ступеньке человеческой лестницы. Ниже — пропасть, куда она, быть может, скоро и свалится. Пропасть окончательной гибели. Да она и так окончательно погибла.
Потом, и прежде чем герой наш успел мало-мальски прийти в себя от последней атаки, господин Голядкин-младший вдруг (предварительно отпустив только улыбочку окружавшим их зрителям)
принял на себя вид самый занятой, самый деловой, самый форменный, опустил глаза в землю, съежился, сжался и, быстро проговорив «по
особому поручению», лягнул своей коротенькой ножкой и шмыгнул в соседнюю комнату.
— Вы хотите знать, Настенька, что такое делал в своем углу наш герой, или, лучше сказать, я, потому что герой всего дела — я, своей собственной скромной
особой; вы хотите знать, отчего я так переполошился и потерялся на целый день от неожиданного визита приятеля? Вы хотите знать, отчего я так вспорхнулся, так покраснел, когда отворили дверь в мою комнату, почему я не умел
принять гостя и так постыдно погиб под тяжестью собственного гостеприимства?
Не знаю, за кого они все
приняли бабушку, но, кажется, за чрезвычайно важную и, главное, богатейшую
особу.
Матушка моя, как я уже сказал, радушно
принимала Мартына Петровича; она знала, какое глубокое уважение он питал к ее
особе.
Дело в том, что они науку
принимают не за последовательное развитие разума и самопознания, а за разные опыты, выдуманные разными
особами в разные времена, без связи и отношения между собою.
Он сперва проигрывал много денег, потом перестал проигрывать, и лицо его
приняло особое выражение, не то подозрительное, не то дерзкое, какое бывает у человека, с которым совершенно неожиданным образом случаются истории…
Цыплунов. Вам жалко его, не правда ли? Да, жалко, жалко. Оно прекрасно, оно такое светлое, чарующее. Так оставьте его… но вывеску, вывеску, какую-нибудь вывеску! Длинный хвост,
особую прическу. Мало ли этих
примет, по которым любители продажной красоты узнают свой товар!
И они, даже когда соглашались снизойти до такой милости, держали себя царственно: они не ездили крестить сами, а посылали вместо себя чиновников
особых поручений или адъютантов, которые отвозили «ризки» и
принимали почет «в лице пославшего».
Почти половину населения слободки составляли татары, которые смотрели на этот сезон с своей
особой точки зрения. Мерзлая земля не
принимает следов, а сыпучий снег, переносимый ветром с места на место, — тем более… Поэтому то и дело, выходя ночью из своей юрты, я слышал на татарских дворах подозрительное движение и тихие сборы… Фыркали лошади, скрипели полозья, мелькали в темноте верховые… А наутро становилось известно о взломанном амбаре «в якутах» или ограблении какого-нибудь якутского богача.
Белое лицо его было чрезвычайно нежно, и, когда он отбрасывал рукою кудри, падавшие ему в глаза, его можно было
принять за деву; большие черные глаза выражали
особое чувство грусти и задумчивости, которое видим в юных лицах жителей Юга и Востока, столь не цохожее на мечтательность в очах северных дев; тут — небесное, там — рай и ад чувственности.
Церковь была не полна. Кунина, при взгляде на прихожан, поразило на первых порах одно странное обстоятельство: он увидел только стариков и детей… Где же рабочий возраст? Где юность и мужество? Но, постояв немного и вглядевшись попристальней в старческие лица, Кунин увидел, что молодых он
принял за старых. Впрочем, этому маленькому оптическому обману он не придал
особого значения.
Сообщительность, достигающая степени зуда и чесотки,
принимает обыкновенно самую мягкую, нежную, любезную форму;
особы, одержимые этим зудом, становятся тем скучнее и несноснее, чем больше высказывают любезности в обращении с вами. В семействе скучных людей, они известны под именем: любезников.
Пусть оно таится, пусть не
принимает определенного выражения, это не должно обманывать нас: есть предел, за которым оно может ярко обозначиться, и тогда без всяких книг, без всяких отвлеченных соображений, не говоря никаких фраз, даже не
принимая особого имени для себя, оно проявится на самом деле.
Я слышал потом, как тронутая до глубины сердца маменька интересной девочки в отборных выражениях просила Юлиана Мастаковича сделать ей
особую честь, подарить их дом своим драгоценным знакомством; слышал, с каким неподдельным восторгом Юлиан Мастакович
принял приглашение и как потом гости, разойдясь все, как приличие требовало, в разные стороны, рассыпались друг перед другом в умилительных похвалах откупщику, откупщице, девочке и в особенности Юлиану Мастаковичу.
Без
примет. Верно —
особый —
Самоуверенность, с какою обыкновенно изрекал свои приговоры Ардалион Полояров, показывала, что он давно уже привык почитать себя каким-то избранником, гением, оракулом, пророком, вещания которого решительны и непогрешимы; он до такой степени был уже избалован безусловным вниманием, уважением и верою в его слова, что требовал от всех и каждого почтительного благоговения к своей
особе,
принимая его в смысле необходимо-достодолжной дани.
Если же он сознательно или бессознательно, но изменяет верховной задаче искусства, — просветлять материю красотой, являя ее в свете Преображения, и начинает искать опоры в этом мире, тогда и искусство
принимает черты хозяйства, хотя и
особого, утонченного типа; оно становится художественною магией, в него все более врывается магизм, — в виде ли преднамеренных оркестровых звучностей, или красочных сочетаний, или словесных созвучий и под.
Это стремление с
особою силой осозналось в русской душе, которая дала ему пророчественное выражение в вещем слове Достоевского: красота спасет мир [См.
прим. 108 к «Отделу второму».].
Бог творческим актом изводит души из места их упокоения, оживляет их, давая им силу
особым образом
принимать участие в жизни, «царствовать», т. е. направлять ее, будучи в то же время «священниками Бога и Христа».
Кто усаживает на диван, кто подкладывает за спину подушку, кто подставляет под ноги скамеечку, а он,
принимая такие знаки внимания как нечто должное высокой своей
особе, с высокомерием на всех поглядывает и не говорит ни слова.
Подозеров поблагодарил и
принял от Синтянина карточку, а вслед затем Иван Демьянович обещал написать и
особое письмо и пожелал знать, о чем собственно ему просить? в чем более всего Подозеров может нуждаться?
Графиня Пиннеберг
приняла его недоверчиво. Она не высказывалась ему и тогда, как Христенек стал уверять «ея светлость» о преданности к
особе ее графа Алексея Григорьевича и о живейшем участии, какое он
принимает в ее положении. Она прекратила разговор, заметив, что графу надобно высказываться яснее.