Неточные совпадения
Увидав мужа, она
опустила руку в ящик шифоньерки, будто отыскивая что-то, и оглянулась
на него, только когда он совсем вплоть подошел к ней. Но
лицо ее, которому она хотела придать строгое и решительное выражение, выражало потерянность страдание.
Когда затихшего наконец ребенка
опустили в глубокую кроватку и няня, поправив подушку, отошла от него, Алексей Александрович встал и, с трудом ступая
на цыпочки, подошел к ребенку. С минуту он молчал и с тем же унылым
лицом смотрел
на ребенка; но вдруг улыбка, двинув его волоса и кожу
на лбу, выступила ему
на лицо, и он так же тихо вышел из комнаты.
Он знал очень хорошо, что в глазах этих
лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего свою жизнь
на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой,
опустил бинокль и посмотрел
на кузину.
И, сказав эти слова, она взглянула
на сестру и, увидев, что Долли молчит, грустно
опустив голову, Кити, вместо того чтобы выйти из комнаты, как намеревалась, села у двери и, закрыв
лицо платком,
опустила голову.
Как и всегда при виде мужа, оживление
лица ее вдруг исчезло; она
опустила голову и беспокойно оглянулась
на Бетси.
— Я не знала, что вы едете. Зачем вы едете? — сказала она,
опустив руку, которою взялась было за столбик. И неудержимая радость и оживление сияли
на ее
лице.
Смотрю: в прохладной тени его свода,
на каменной скамье сидит женщина, в соломенной шляпке, окутанная черной шалью,
опустив голову
на грудь; шляпка закрывала ее
лицо.
Когда мы отъехали несколько сажен, я решился взглянуть
на нее. Ветер поднимал голубенькую косыночку, которою была повязана ее голова;
опустив голову и закрыв
лицо руками, она медленно всходила
на крыльцо. Фока поддерживал ее.
Любочка, в черном платьице, обшитом плерезами, вся мокрая от слез,
опустила головку, изредка взглядывала
на гроб, и
лицо ее выражало при этом только детский страх.
«Уши надрать мальчишке», — решил он. Ему, кстати, пора было идти в суд, он оделся, взял портфель и через две-три минуты стоял перед мальчиком, удивленный и уже несколько охлажденный, —
на смуглом
лице брюнета весело блестели странно знакомые голубые глаза. Мальчик стоял,
опустив балалайку, держа ее за конец грифа и раскачивая, вблизи он оказался еще меньше ростом и тоньше. Так же, как солдаты, он смотрел
на Самгина вопросительно, ожидающе.
— Домой, это…? Нет, — решительно ответил Дмитрий,
опустив глаза и вытирая ладонью мокрые усы, — усы у него загибались в рот, и это очень усиливало добродушное выражение его
лица. — Я, знаешь, недолюбливаю Варавку. Тут еще этот его «Наш край», — прескверная газетка! И — черт его знает! — он как-то садится
на все,
на дома, леса,
на людей…
Лютов видел, как еще двое людей стали поднимать гроб
на плечо Игната, но человек в полушубке оттолкнул их, а перед Игнатом очутилась Алина; обеими руками, сжав кулаки, она ткнула Игната в
лицо, он мотнул головою, покачнулся и медленно
опустил гроб
на землю.
На какой-то момент люди примолкли. Мимо Самгина пробежал Макаров, надевая кастет
на пальцы правой руки.
Дмитрий замолчал, должно быть, вспомнив что-то волнующее, тень легла
на его
лицо, он
опустил глаза, подвинул чашку свою брату.
«Общественные инстинкты» он проговорил гнусаво, в нос и сморщив
лицо, затем,
опустив руки
на затылок, спросил с негодованием...
Самгин пошел мыться. Но, проходя мимо комнаты, где работал Кумов, — комната была рядом с ванной, — он, повинуясь толчку изнутри, тихо приотворил дверь. Кумов стоял спиной к двери,
опустив руки вдоль тела, склонив голову к плечу и напоминая фигуру повешенного.
На скрип двери он обернулся, улыбаясь, как всегда, глуповатой и покорной улыбкой, расширившей стиснутое
лицо его.
Клим подошел к дяде, поклонился, протянул руку и
опустил ее: Яков Самгин, держа в одной руке стакан с водой, пальцами другой скатывал из бумажки шарик и, облизывая губы, смотрел в
лицо племянника неестественно блестящим взглядом серых глаз с опухшими веками. Глотнув воды, он поставил стакан
на стол, бросил бумажный шарик
на пол и, пожав руку племянника темной, костлявой рукой, спросил глухо...
Она
опустила руки, волосы снова упали
на плечи,
на щеки ее;
лицо стало еще меньше.
Самгин ошеломленно
опустил руки, пальто упало
на пол, путаясь в нем ногами, он налил в стакан воды, подал ей порошок, наклонился над ее
лицом.
Егорка скалил зубы, у иных женщин был тоже смех
на лице, прочие
опустили головы и молчали.
Она вздрогнула, быстро опустилась
на стул и
опустила голову. Потом встала, глядя вокруг себя, меняясь в
лице, шагнула к столу, где стояла свеча, и остановилась.
Он наклонился к ней и, по-видимому, хотел привести свое намерение в исполнение. Она замахала руками в непритворном страхе, встала с кушетки, подняла штору, оправилась и села прямо, но
лицо у ней горело лучами торжества. Она была озарена каким-то блеском — и,
опустив томно голову
на плечо, шептала сладостно...
— Вы очень сегодня веселы, и это очень приятно, — промолвила Анна Андреевна, важно и раздельно выговаривая слова. Голос ее был густой и звучный контральт, но она всегда произносила спокойно и тихо, всегда несколько
опустив свои длинные ресницы и с чуть-чуть мелькавшей улыбкой
на ее бледном
лице.
Он встал и ступил несколько шагов ей навстречу, и
лицо ее показалось ему сурово и неприятно. Оно опять было такое же, как тогда, когда она упрекала его. Она краснела и бледнела, пальцы ее судорожно крутили края кофты, и то взглядывала
на него, то
опускала глаза.
Катерина Ивановна, выпятив лоб и
опустив зрачки, удивленно и молча посмотрела
на племянника. Вдруг
лицо ее изменилось, и
на нем выразилось удовольствие.
Антонида Ивановна тихонько засмеялась при последних словах, но как-то странно, даже немного болезненно, что уж совсем не шло к ее цветущей здоровьем фигуре. Привалов с удивлением посмотрел
на нее. Она тихо
опустила глаза и сделала серьезное
лицо. Они прошли молча весь зал, расталкивая публику и кланяясь знакомым. Привалов чувствовал, что мужчины с удивлением следили глазами за его дамой и отпускали
на ее счет разные пикантные замечания, какие делаются в таких случаях.
Алеша остановился и как-то неопределенно взглянул
на отца Паисия, но снова быстро отвел глаза и снова
опустил их к земле. Стоял же боком и не повернулся
лицом к вопрошавшему. Отец Паисий наблюдал внимательно.
Чертопханов перестал скитаться из угла в угол; он сидел весь красный, с помутившимися глазами, которые он то
опускал на пол, то упорно устремлял в темное окно; вставал, наливал себе водки, выпивал ее, опять садился, опять уставлял глаза в одну точку и не шевелился — только дыхание его учащалось и
лицо все более краснело.
Мужик внезапно выпрямился. Глаза у него загорелись, и
на лице выступила краска. «Ну,
на, ешь,
на, подавись,
на, — начал он, прищурив глаза и
опустив углы губ, —
на, душегубец окаянный, пей христианскую кровь, пей…»
Вот, как смешно будет: входят в комнату — ничего не видно, только угарно, и воздух зеленый; испугались: что такое? где Верочка? маменька кричит
на папеньку: что ты стоишь, выбей окно! — выбили окно, и видят: я сижу у туалета и
опустила голову
на туалет, а
лицо закрыла руками.
Она была вся зеленая, и платье, и шляпа, и
лицо с бородавкой под глазом, даже кустик волос
на бородавке был, как трава.
Опустив нижнюю губу, верхнюю она подняла и смотрела
на меня зелеными зубами, прикрыв глаза рукою в черной кружевной перчатке без пальцев.
Я зачерпнул из ведра чашкой, она, с трудом приподняв голову, отхлебнула немножко и отвела руку мою холодной рукою, сильно вздохнув. Потом взглянула в угол
на иконы, перевела глаза
на меня, пошевелила губами, словно усмехнувшись, и медленно
опустила на глаза длинные ресницы. Локти ее плотно прижались к бокам, а руки, слабо шевеля пальцами, ползли
на грудь, подвигаясь к горлу. По
лицу ее плыла тень, уходя в глубь
лица, натягивая желтую кожу, заострив нос. Удивленно открывался рот, но дыхания не было слышно.
Вдруг Ипполит поднялся, ужасно бледный и с видом страшного, доходившего до отчаяния стыда
на искаженном своем
лице. Это выражалось преимущественно в его взгляде, ненавистно и боязливо глянувшем
на собрание, и в потерянной, искривленной и ползучей усмешке
на вздрагивавших губах. Глаза он тотчас же
опустил и побрел, пошатываясь и всё так же улыбаясь, к Бурдовскому и Докторенку, которые стояли у выхода с террасы; он уезжал с ними.
Эти слова точно пошатнули Кожина. Он сел
на лавку, закрыл
лицо руками и заплакал. Петр Васильич крякнул, баушка Лукерья стояла в уголке,
опустив глаза. Феня вся побелела, но не сделала шагу. В избе раздавались только глухие рыдания Кожина. Еще бы одно мгновение — и она бросилась бы к нему, но Кожин в этот момент поднялся с лавки, выпрямился и проговорил...
Наступила тяжелая минута общего молчания. Всем было неловко. Казачок Тишка стоял у стены,
опустив глаза, и только побелевшие губы у него тряслись от страха: ловко скрутил Кирилл Самойлу Евтихыча… Один Илюшка посматривал
на всех с скрытою во взгляде улыбкой: он был чужой здесь и понимал только одну смешную сторону в унижении Груздева. Заболотский инок посмотрел кругом удивленными глазами, расслабленно опустился
на свое место и, закрыв
лицо руками, заплакал с какими-то детскими всхлипываниями.
Груздев сидел у стола, как-то по-старчески
опустив голову. Его бородатое бойкое
лицо было теперь грустно, точно он предчувствовал какую-то неминучую беду. Впрочем, под влиянием лишней рюмки
на него накатывался иногда такой «стих», и Петру Елисеичу показалось, что благоприятель именно выпил лишнее. Ему и самому было не легко.
Эмма Эдуардовна остановила
на ней повелительный, упорный взгляд удава, но гипноз не действовал. Тамара выдержала этот взгляд, не отворачиваясь, не мигая, но без всякого выражения
на лице. Тогда новая хозяйка
опустила руку, сделала
на лице нечто похожее
на улыбку и сказала хрипло...
В коридоре было чуть посветлее, и когда сторож
опустил свою ужасную ношу
на пол, то Тамара
на мгновение закрыла
лицо руками, а Манька отвернулась и заплакала.
Появился и проснувшийся Ванька-Встанька.
Опустив умильно набок голову и сделав
на своем морщинистом, старом
лице Дон-Кихота узенькие, слезливые, сладкие глазки, он говорил убедительно-просящим тоном...
Она быстро взглянула
на меня, вспыхнула,
опустила глаза и, ступив ко мне два шага, вдруг обхватила меня обеими руками, а
лицом крепко-крепко прижалась к моей груди. Я с изумлением смотрел
на нее.
Отец остановился и, круто повернувшись
на каблуках, пошел назад. Поравнявшись с Зинаидой, он вежливо ей поклонился. Она также ему поклонилась, не без некоторого изумления
на лице, и
опустила книгу. Я видел, как она провожала его глазами. Мой отец всегда одевался очень изящно, своеобразно и просто; но никогда его фигура не показалась мне более стройной, никогда его серая шляпа не сидела красивее
на его едва поредевших кудрях.
Наступило молчание, все остановились
на секунду. Шрам
на лице матери побелел, и правая бровь всползла кверху. У Рыбина странно задрожала его черная борода;
опустив глаза, он стал медленно расчесывать ее пальцами.
Однажды после ужина Павел
опустил занавеску
на окне, сел в угол и стал читать, повесив
на стенку над своей головой жестяную лампу. Мать убрала посуду и, выйдя из кухни, осторожно подошла к нему. Он поднял голову и вопросительно взглянул ей в
лицо.
Он ходил по комнате, взмахивая рукой перед своим
лицом, и как бы рубил что-то в воздухе, отсекал от самого себя. Мать смотрела
на него с грустью и тревогой, чувствуя, что в нем надломилось что-то, больно ему. Темные, опасные мысли об убийстве оставили ее: «Если убил не Весовщиков, никто из товарищей Павла не мог сделать этого», — думала она. Павел,
опустив голову, слушал хохла, а тот настойчиво и сильно говорил...
— Разойдись, сволочь!.. А то я вас, — я вам покажу! В голосе,
на лице его не было ни раздражения, ни угрозы, он говорил спокойно, бил людей привычными, ровными движениями крепких длинных рук. Люди отступали перед ним,
опуская головы, повертывая в сторону
лица.
От этой злой угрозы
на нее повеяло мертвым холодом. Она ничего не сказала в ответ Исаю, только взглянула в его маленькое, усеянное веснушками
лицо и, вздохнув,
опустила глаза в землю.
Наконец он повернулся. Я поднял
на него глаза и тотчас же их
опустил в землю.
Лицо отца показалось мне страшным. Прошло около полминуты, и в течение этого времени я чувствовал
на себе тяжелый, неподвижный, подавляющий взгляд.
Калинович слушал Петра Михайлыча полувнимательно, но зато очень пристально взглядывал
на Настеньку, которая сидела с выражением скуки и досады в
лице. Петр Михайлыч по крайней мере в миллионный раз рассказывал при ней о Мерзлякове и о своем желании побывать в Москве. Стараясь, впрочем, скрыть это, она то начинала смотреть в окно, то
опускала черные глаза
на развернутые перед ней «Отечественные записки» и, надобно сказать, в эти минуты была прехорошенькая.
И я видел, как он своей сильной рукой в замшевой перчатке бил по
лицу испуганного малорослого, слабосильного солдата за то, что он недостаточно сильно
опустил свою палку
на красную спину татарина.
Зухин вышел и скоро вернулся,
опустив голову и с задумчивым
лицом, держа в руках открытую записку
на серой оберточной бумаге и две десятирублевые ассигнации.
Александров стоял за колонкой, прислонясь к стене и скрестив руки
на груди по-наполеоновски. Он сам себе рисовался пожилым, много пережившим человеком, перенесшим тяжелую трагедию великой любви и ужасной измены.
Опустив голову и нахмурив брови, он думал о себе в третьем
лице: «Печать невыразимых страданий лежала
на бледном челе несчастного юнкера с разбитым сердцем»…