Неточные совпадения
Купец Смельков, по
определению товарища прокурора, был тип могучего, нетронутого русского человека с его широкой натурой, который, вследствие своей доверчивости и великодушия, пал жертвою глубоко развращенных
личностей, во власть которых он попал.
Люди, любившие друг друга, расходились на целые недели, не согласившись в
определении «перехватывающего духа», принимали за обиды мнения об «абсолютной
личности и о ее по себе бытии».
— Собственность! — ответил он докторальным тоном, — но кто же из нас может иметь сомнение насчет значения этого слова! Собственность — это краеугольный камень всякого благоустроенного общества-с. Собственность — это объект, в котором человеческая
личность находит наиудобнейшее для себя проявление-с. Собственность — это та вещь, при несуществовании которой человеческое общество рисковало бы превратиться в стадо диких зверей-с. Я полагаю, что для «деточек» этих
определений совершенно достаточно!
Этих слов было достаточно, чтобы расшевелить желчь в душе Боброва. Его всегда выводил из себя узкий, мещанский словарь Зиненок, с выражениями вроде: «Она его любит, но не уважает», «Она его уважает, но не любит». Этими словами в их понятиях исчерпывались самые сложные отношения между мужчиной и женщиной, точно так же, как для
определения нравственных, умственных и физических особенностей любой
личности у них существовало только два выражения: «брюнет» и «блондин».
Апории, возникающие при
определении соотношения между единым абсолютным универсом и относительным бытием, вскрылись бы с еще большей ясностью, если бы Бруно перешел к выяснению природы человеческой
личности и индивидуального духа, который во имя последовательности тоже пришлось бы признать акциденцией, модусом или феноменом единой субстанции (к каковому аперсонализму и приводит обыкновенно логика пантеизма).
Личность неопределима, ибо всем и всегда определяется, оставаясь, однако, над всеми своими состояниями или
определениями.
Напротив,
личность обозначает такой образ духа, когда он показывает себя сообразно своему существу и сознательно стремится к осуществлению его как
определению своего бытия.
Вторжение масс есть вторжение огромных количеств людей, у которых не выражена
личность, нет качественных
определений, есть большая возбудимость, есть психологическая готовность к рабству.
И этика должна бороться за идеальный образ человека, за
личность как существо свободное и оригинальное, т. е. связанное с первичным, против всякого
определения этого образа из социальной обыденности.
У Герцена была такая же привычка прохаживаться насчет Тургенева, как у другого его приятеля, Григоровича, который и до смерти, и после смерти Тургенева был неистощим в анекдотах и юмористических
определениях натуры и характера Ивана Сергеевича. Но с Григоровичем можно было и до смерти сохранять внешнее приятельство, а с такой
личностью, как Герцен, принципиальнаярознь должна была рано или поздно всплыть наверх, что и случилось.
Человеку дано разумное сознание с тем, чтобы он положил жизнь в том благе, которое открывается ему его разумным сознанием. Тот, кто в этом благе положил жизнь, тот имеет жизнь; тот же, кто не полагает в нем жизни, а полагает ее в благе животной
личности, тот этим самым лишает себя жизни. В этом состоит
определение жизни, данное Христом.
Нельзя не видеть и того, что
определения эти, будучи теоретически верны, подтверждаются и опытом жизни, и что миллионы и миллионы людей, признававшие и признающие такие
определения жизни, на деле показывали и показывают возможность замены стремления к благу
личности другим стремлением к благу такому, которое не нарушается страданиями и смертью.
Движение в высоту предмета, движущегося вместе с тем и в плоскости, будет точным подобием отношения истинной жизни человеческой к жизни животной
личности, или жизни истинной к жизни временной и пространственной. Движение предмета к верху не зависит и не может ни увеличиться, ни уменьшиться от его движения в плоскости. То же и с
определением жизни человеческой. Жизнь истинная проявляется всегда в
личности, но не зависит, не может ни увеличиться, ни уменьшиться от такого или другого существования
личности.
Можно не соглашаться с этими
определениями жизни, можно предполагать, что
определения эти могут быть выражены точнее и яснее, но нельзя не видеть того, что
определения эти таковы, что признание их, уничтожая противоречие жизни и заменяя стремление к недостижимому благу
личности другим стремлением — к неуничтожаемому страданиями и смертью благу, дает жизни разумный смысл.
Таковы
определения жизни, которые за тысячи лет до нас, указывая людям вместо ложного и невозможного блага
личности действительное, неуничтожимое благо, разрешают противоречие человеческой жизни и дают ей разумный смысл.
— Нет, в Гаагу я с вами не поеду… Повторяю вам, мне не зачем туда ехать… Для
определения моей
личности это бесполезно, так как там, как и здесь, меня никто не знает… — наотрез отказался Савин.
Для народнического сознания народ не есть великое целое, в которое входят все классы, все группы, все человеческие
личности, не есть соборная
личность, существо, живущее тысячелетие своей самобытной жизнью, в котором прошлое и будущее органически связаны и которое не подлежит никаким социологическим
определениям; для этого сознания народ есть часть, социальный класс физически трудящихся, крестьяне и рабочие, более всего и прежде всего крестьяне, все же остальные выпадают из народа, отщепенцы народной жизни.
Передавая эти сказания в сборе отрывочных сведений из нескольких уст, я не стану и стараться пояснить
личность Степаниды Васильевны Вишневской каким-нибудь более точным
определением.