— А ты, брат, не сомневайся, — уговаривал его Штофф, — он уже был с Галактионом на «ты». — Как нажиты были бубновские капиталы? Тятенька был приказчиком и
ограбил хозяина, пустив троих сирот по миру. Тут, брат, нечего церемониться… Еще темнее это винокуренное дело. Обрати внимание.
Неточные совпадения
— А для народа я еще могу принести пользу как свидетель преступления… Вот, поглядите на меня… мне двадцать восемь лет, но — помираю! А десять лет назад я без натуги поднимал на плечи по двенадцати пудов, — ничего! С таким здоровьем, думал я, лет семьдесят пройду, не спотыкнусь. А прожил десять — больше не могу. Обокрали меня
хозяева, сорок лет жизни
ограбили, сорок лет!
В городе он решил ночью взломать и
ограбить ту лавку, у
хозяина которой он жил и который прибил его и прогнал без расчета.
Хозяин купец богатейший — вот и задумали они его утопить и деньги, которые при нем были,
ограбить.
Все сводилось к тому, что Васька Чуркин, бывший фабричный, пьяница, со своей шайкой
грабил по дорогам и чужих и своих, обворовывал клети да ходил по хозяевам-фабрикантам по нескольку раз в год.
Было слышно, что и в других квартирах тоже суетятся, хлопают дверями; кто-то бегал по двору с лошадью в поводу. Старая хозяйка кричала, что
ограбили собор,
хозяин останавливал ее...
— Да избавьте вы нас, Дмитрий Павлыч, ради Бога, от этого разбойника Мухоярова, который заодно с губернским правлением по дорогам
грабит! — совершенно некстати забасил
хозяин.
Вася (не обращая на него внимания). Как разбойники раза два кругом острова объедут, и все атаман глядит в трубу подзорную, и вдруг закричит не своим голосом, и сейчас причаливают, и
грабить, а
хозяин кланяется и всех потчует.
И было слышно однажды ночью, как в соседнем поселке жидко и беспомощно тренькал на кирке маленький колокол, похожий на колокольчик, и трещало пламя пожара: то какие-то приезжие
ограбили богатую ферму,
хозяина и жену его убили, а дом подожгли.
Чувствуют они это тонко, как воры сторожкое движение просыпающегося
хозяина, дом которого
грабили в ночи, и знают они, что, если народ откроет глаза, перевернётся жизнь вверх лицом к небесам.
«Вы меня срамите перед
хозяином — всё без толку
грабите. Если не бросите, он вас прогонит, а куда пойдете? На Волге царского войска много: нас переловят и за прежние дела худо будет. А если скучно вам, то вот вам работа».
Как будто нигде ни на что не стало
хозяина. Мое сделалось чужим, чужое — моим. Чуть опрокидывалась повозка, солдаты бросались ее
грабить. Повсюду появились люди-шакалы, вынюхивавшие добычу. Мне впоследствии рассказывали, — мародеры нарочно производили по ночам ложные тревоги и, пользуясь суматохою,
грабили обозы. Во время обозной паники на реке Пухе два казака бросились ломать денежный ящик понтонного парка; фельдфебель застрелил из револьвера одного казака, ранил другого и вывез ящик…
Ясно, что стащили те же старики-китайцы, обыкновенно самые отчаянные, оставленные сторожить деревню, а
хозяевам скажут, что
ограбили русские.
В бою китайцы помогают японцам, наших раненых
грабят, указания дают ложные — подводят под пули японцев, фураж и провиант добровольно не продают, устраивают склады для неприятеля, своими часто лживыми жалобами вызывают незаслуженное наказание, стоит отделиться по делам службы, как солдата убивают, заснёт солдат в фанзе — и тут ему покоя от манзы нет, его обкрадывают, выгонять же
хозяина из его дома не позволяют — не гуманно, достаточно того, что бедному китайцу приходится стеснить свою семью на ночь.