Неточные совпадения
Невозможно рассказать, какое действие произвела на меня эта простонародная песня про виселицу, распеваемая
людьми,
обреченными виселице. Их грозные лица, стройные голоса, унылое выражение, которое придавали они словам и без того выразительным, — все потрясло меня каким-то пиитическим [Пиитический (устар.) — поэтический.] ужасом.
Умненькая душа, и в глазах этакая нежность… нежность няньки, для которой
люди прежде всего — младенцы,
обреченные на трудную жизнь.
На террасе говорили о славянофилах и Данилевском, о Герцене и Лаврове. Клим Самгин знал этих писателей, их идеи были в одинаковой степени чужды ему. Он находил, что, в сущности, все они рассматривают личность только как материал истории, для всех
человек является Исааком,
обреченным на заклание.
Напомнил себе, что таких
обреченных одиночеству
людей, вероятно, тысячи и тысячи и, быть может, он, среди них, — тот, кто страдает наиболее глубоко.
А рабочие шли все так же густо, нестройно и не спеша; было много сутулых, многие держали руки в карманах и за спиною. Это вызвало в памяти Самгина снимок с чьей-то картины, напечатанный в «Ниве»: чудовищная фигура Молоха, и к ней, сквозь толпу карфагенян, идет, согнувшись, вереница
людей, нанизанных на цепь,
обреченных в жертву страшному богу.
— Хорошо играет? — спросила она Клима; он молча наклонил голову, — фисгармония вообще не нравилась ему, а теперь почему-то особенно неприятно было видеть, как этот
человек,
обреченный близкой смерти, двигая руками и ногами, точно карабкаясь куда-то, извлекает из инструмента густые, угрюмые звуки.
Как уживетесь с новыми
людьми?» — сыпались вопросы, и на меня смотрели с болезненным любопытством, как на жертву,
обреченную пытке.
Мне говорили, что были и бессмертники-сатанисты, это те, которые верили лишь в собственную бессмертность, всех же остальных
людей считали
обреченными на смерть.
Человек оказался
обреченным исключительно на естественные науки, даже вместо романов предлагалось писать популярные статьи по естествознанию.
Возможны три решения вопроса о мировой гармонии, о рае, об окончательном торжестве добра: 1) гармония, рай, жизнь в добре без свободы избрания, без мировой трагедии, без страданий, но и без творческого труда; 2) гармония, рай, жизнь в добре на вершине земной истории, купленная ценой неисчислимых страданий и слез всех,
обреченных на смерть, человеческих поколений, превращенных в средство для грядущих счастливцев; 3) гармония, рай, жизнь в добре, к которым придет
человек через свободу и страдание в плане, в который войдут все когда-либо жившие и страдавшие, т. е. в Царстве Божием.
— Так-с; они ни больше ни меньше, как выдали студента Богатырева, которого увезли в Петербург в крепость; передавали все, что слышали на сходках и в домах, и, наконец, Розанов украл, да-с, украл у меня вещи, которые, вероятно, сведут меня, Персиянцева и еще кого-нибудь в каторжную работу. Но тут дело не о нас. Мы
люди, давно
обреченные на гибель, а он убил этим все дело.
— Это, — говорит, — ничего не доказует. Ты гляди: шла по улице женщина — раз! Увидал её благородный
человек — два! Куда изволите идти, и — готово! Муж в таком минутном случае вовсе ни при чём, тут главное — женщина, она живёт по наитию, ей, как земле, только бы семя получить, такая должность: давай земле соку, а как — всё едино. Оттого иная всю жизнь и мечется, ищет, кому жизнь её суждена, ищет
человека,
обречённого ей, да так иногда и не найдёт, погибает даже.
В лагере найдено до трех тысяч
людей всякого звания, пола и возраста, захваченных самозванцем и
обреченных погибели.
Круциферская поняла его грусть, поняла ту острую закваску, которая бродила в нем и мучила его, она поняла и шире и лучше в тысячу раз, нежели Крупов, например, — понявши, она не могла более смотреть на него без участия, без симпатии, а глядя на него так, она его более и более узнавала, с каждым днем раскрывались для нее новые и новые стороны этого
человека,
обреченного уморить в себе страшное богатство сил и страшную ширь понимания.
На улице ему стало легче. Он ясно понимал, что скоро Яков умрёт, и это возбуждало в нём чувство раздражения против кого-то. Якова он не жалел, потому что не мог представить, как стал бы жить между
людей этот тихий парень. Он давно смотрел на товарища как на
обречённого к исчезновению. Но его возмущала мысль: за что измучили безобидного
человека, за что прежде времени согнали его со света? И от этой мысли злоба против жизни — теперь уже основа души — росла и крепла в нём.
Хоть бы на краешек, на одну линию поднялась завеса будущего — и в изумлении, подобном окаменению страха, увидел бы юноша
обреченный, что смерть не есть еще самое страшное из всего страшного, приуготовленного
человеку.
— Только этим можно связать
человека! Не любя — невозможно понять жизнь. Те же, которые говорят: закон жизни — борьба, это — слепые души,
обреченные на гибель. Огонь непобедим огнем, так и зло непобедимо силою зла!
И незаметно для себя
люди отходили от
обреченного и лишали его той невидимой, но огромной защиты, какую для жизни одного
человека представляет собой жизнь всех
людей.
Если б он был уверен сердцем своим (что, несмотря на опыт, поминутно случалось с ним), что все его слушатели были добрейшие в мире
люди, которые смеются только факту смешному, а не над его
обреченною личностию, то он с удовольствием снял бы фрак свой, надел его как-нибудь наизнанку и пошел бы в этом наряде, другим в угоду, а себе в наслаждение, по улицам, лишь бы рассмешить своих покровителей и доставить им всем удовольствие.
«Та странная мысль, что из числа тех тысяч
людей, живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было наверное двадцать тысяч
обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), — поразила Пьера.
В том же разговоре с Толстым, о котором я упоминал, в том же споре о «счастье в любви», я рассказал Льву Николаевичу случай с одной моей знакомой: медленно, верно и бесповоротно она губила себя, сама валила себя в могилу, чтоб удержать от падения в могилу другого
человека, — все равно
обреченного жизнью.
Постами и страшными муками
люди истязали свое тело,
обреченное на смерть и тление.
Возможны три решения вопроса о мировой гармонии, о рае, об окончательном торжестве добра: 1) гармония, рай, жизнь в добре без свободы избрания, без мировой трагедии, без страдания и творческого труда; 2) гармония, рай, жизнь в добре на вершине земной истории, купленная ценой неисчисляемых страданий и слез всех
обреченных на смерть человеческих поколений, превращенных в средство для грядущих счастливцев; 3) гармония, рай, жизнь в добре, к которым приходит
человек через свободу и страдание в плане, в который войдут все когда-либо жившие и страдавшие, т. е. в Царстве Божьем.
— Нет, мое решение неизменно, я
человек обреченный и моя близость ко всякой девушке будет для нее роковой.
Краткость объяснялась необходимостью отдавать написанные письма на просмотр тюремного начальства, что заставляло Николая Герасимовича быть сдержанным в проявлении своих чувств,
обреченных, как ему казалось, на профанацию посторонних, чуждых и неумеющих понять их
людей.
Оба они, повторяем, понимали это, но любовь и молодость брали свое, а общность несчастья, общий висевший над ними роковой приговор, исполнение которого только замедлялось, чего они не могли не чувствовать, сблизили их скорее, чем это было бы при обыкновенном положении вещей, и они с какой-то алчностью брали от жизни все то, что она могла им еще дать, следуя мудрой русской пословице
обреченных на неизбежную гибель и вследствие этого бесшабашных
людей — „хоть день, да наш“.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч
людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было наверное 20 тысяч
обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел) — поразила Пьера.
— Я не хочу их укорять, но удивляюсь, отчего было все так, что те, которые очень заботились о жизни, те все подавали мне дурные советы — не постоять за мое целомудрие, а поддержали меня только два
человека — и это как раз были те, которые сами более жить не думали: один был отшельник в могиле, а другой —
обреченный на смерть Анастас. За встречу с этими двумя, не дорожившими жизнью, я благословляю милосердное небо и молю его дать им вечную жизнь.
Пизонский развздыхался. Дробные слезы ребячьи на щеках забитого ребенка непереносимы. Необъятная любовь и нежность овладели сердцем Пизонского в виду этих слез. Он готов был все сделать, чтобы отереть эти слезы; но что мог для кого-нибудь сделать он — нищий, калека и урод, когда сотни
людей, представляя себе его собственное положение, наверное почитают его самого
обреченным на гибель?
Самая зловещая фигура в России — это не фигура старого коммуниста,
обреченная на смерть, а фигура этого молодого
человека.