Неточные совпадения
Если хочешь знать, справедлива ли весть, дошедшая до твоей Александры, то
обратись к самому Евгению: я не умею быть историографом пятидесятилетних женихов, особенно так близких мне, как он. Трунить нет духу, а рассказывать прискорбно такие
события, которых не понимаешь. Вообще все это тоска. Может быть, впрочем, я не ясно вижу вещи, но трудно переменить образ мыслей после многих убедительных опытов.
— Если бы каждый из нас знал о замышленном политическом убийстве, то пошел ли бы он донести, предвидя все последствия, или остался бы дома, ожидая
событий? Тут взгляды могут быть разные. Ответ на вопрос скажет ясно — разойтись нам или оставаться вместе, и уже далеко не на один этот вечер. Позвольте
обратиться к вам первому, — обернулся он
к хромому.
— Но меня еще более пугает другое: они, я подозреваю, ждут
к себе и виновника всего этого
события… Тогда во что же мой дом
обратится, — я и вообразить не могу!
На третий день он лежал в постели и бредил. Организм его, потрясенный предшествовавшими
событиями, очевидно не мог вынести последнего удара. Но и в бреду он продолжал быть гражданином; он поднимал руки, он
к кому-то
обращался и молил спасти «нашу общую, бедную…». В редкие минуты, когда воспалительное состояние утихало, он рассуждал об анархии.
Первую половину вопроса статский советник признал правильною и, дабы удовлетворить потерпевшую сторону,
обратился к уряднику, сказав: это все ты, каналья, сплетни разводишь! Но относительно проторей и убытков вымолвил кратко: будьте и тем счастливы, чего бог простил! Затем, запечатлев урядника, проследовал в ближайшее село, для исследования по доносу тамошнего батюшки, будто местный сельский учитель превратно толкует
события, говоря: сейте горохи, сажайте капусту, а о прочем не думайте!
Оставим в стороне
события мирового значения и
обратимся к нашей обыкновенной, будничной действительности.
Мы видим, что, оставляя пока в стороне многие важнейшие государственные вопросы и настоятельные потребности России, Петр
обратился на этот раз только еще
к тому, что всего прямее и непосредственнее связано было с предыдущими
событиями и что всего более согласовалось с его собственными, личными наклонностями.
Все обрадовались «Юрию Милославскому», как общественному приятному
событию; все
обратились к Загоскину: знакомые и незнакомые, знать, власти, дворянство и купечество, ученые и литераторы —
обратились со всеми знаками уважения, с восторженными похвалами; все, кто жили или приезжали в Москву, ехали
к Загоскину; кто были в отсутствии — писали
к нему.
Фроим сообщил нам об этом
событии за несколько дней до свадьбы. «Пока мы читаем и рассуждаем, — писал он,
обращаясь к Дробышу, — „старая жизнь“ делает свое дело. Ты думал, что можно рассуждать вечно, а Зильберминц действовал. Маня для нас потеряна: она уходит в другой, старый, „не наш“ мир. Жаль. Девочка умная…»
— Это удивительно! Как вы полагаете, господа? — Антон Степаныч потщился придать чертам своим выражение ироническое, но ничего не вышло или, говоря правильнее, вышло только то, что вот, мол, господин статский советник дурной запах почуял. — Не потрудитесь ли вы, милостивый государь, — продолжал он,
обращаясь к калужскому помещику, — передать нам подробности такого любопытного
события?
— Прошу, пожалуйста, не учить! — обиделся я. — Я знаю, что мне говорить… Ольга Николаевна, — продолжал я,
обращаясь к Ольге, — вы потрудитесь припомнить
события истекшего дня. Я помогу вам… В час дня вы сели на лошадь и поехали с компанией на охоту… Охота продолжалась часа четыре… Засим следует привал на опушке леса… Помните?
Значительно более того, что я помню из тогдашнего времени, как непосредственный свидетель
событий, я слышал многое после от старших, которые долго не забывали ту голодовку и часто
обращались к этому ужасному времени со своими воспоминаниями в рассказах по тому или другому подходившему случаю.
Событие было самое неприятное, страшно поразившее Бодростина, тронувшее, впрочем, и Глафиру; однако тронувшее не особенно сильно, потому что Глафира, узнав о том, где были молодые господа прежде трагического конца своей гулянки, отнеслась
к этому с крайним осуждением. Висленев же был более смущен, чем поражен: он не мог никак понять, как это все случилось, и, проснувшись на другое утро, прежде всего
обратился за разъяснениями
к Горданову, но тот ему отвечал только...
Но об этом речь впереди; я могу себя утешить, что, занимаясь историей моей жизни, я еще не раз встречу удобный случай
обратиться к этим мыслям, — а теперь буду непрерывно продолжать мое повествование, дошедшее до
события, которое я должен назвать первою моею катастрофою.
Для разрешения этих вопросов
обращался к собственным своим воспоминаниям, так как многие
события, касающиеся этого семейства, проходили перед моими глазами.