Неточные совпадения
— Очень метко, — похвалила мать, улыбаясь. — Но соединение вредных
книг с неприличными картинками — это уже
обнаруживает натуру испорченную. Ржига очень хорошо говорит, что школа — учреждение, где производится отбор людей, способных так или иначе украсить жизнь, обогатить ее. И — вот: чем бы мог украсить жизнь Дронов?
Наблюдая за человеком в соседней комнате, Самгин понимал, что человек этот испытывает боль, и мысленно сближался с ним. Боль — это слабость, и, если сейчас, в минуту слабости, подойти к человеку, может быть, он
обнаружит с предельной ясностью ту силу, которая заставляет его жить волчьей жизнью бродяги. Невозможно, нелепо допустить, чтоб эта сила почерпалась им из
книг, от разума. Да, вот пойти к нему и откровенно, без многоточий поговорить с ним о нем, о себе. О Сомовой. Он кажется влюбленным в нее.
«Да, здесь умеют жить», — заключил он, побывав в двух-трех своеобразно благоустроенных домах друзей Айно, гостеприимных и прямодушных людей, которые хорошо были знакомы с русской жизнью, русским искусством, но не
обнаружили русского пристрастия к спорам о наилучшем устроении мира, а страну свою знали, точно
книгу стихов любимого поэта.
С той поры он почти сорок лет жил, занимаясь историей города, написал
книгу, которую никто не хотел издать, долго работал в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки своей истории, но был изгнан из редакции за статью, излагавшую ссору одного из губернаторов с архиереем; светская власть
обнаружила в статье что-то нелестное для себя и зачислила автора в ряды людей неблагонадежных.
Он уж недавно донес, что я «
обнаруживаю раскаяние»: если история с
книгами пройдет мимо меня, он донесет, что я стал таким благонадежным и доблестным гражданином, какого ни Рим, ни Спарта не производили: меня и выпустят из-под надзора!
Он с педантическою важностью предложил было ей несколько исторических
книг, путешествий, но она сказала, что это ей и в пансионе надоело. Тогда он указал ей Вальтер Скотта, Купера, несколько французских и английских писателей и писательниц, из русских двух или трех авторов, стараясь при этом, будто нечаянно,
обнаружить свой литературный вкус и такт. Потом между ними уже не было подобного разговора.
Высказать эти соображения мы сочли необходимым для того, чтобы предупредить недоумение, которое многие
обнаруживают, находя в
книге г. Устрялова ясные доказательства того, что Петр, начиная свою преобразовательную деятельность, далеко не был проникнут определенными и обширными преобразовательными идеями.
В предисловии к своей
книге г. Жеребцов говорит, что «в своих продолжительных путешествиях по всем частям Европы он был поражен тем неведением, какое там
обнаруживает большая часть людей, даже образованных, относительно России, не только древней, но и новой».
Но он же в последний год своей жизни очень энергически восстал против г. Лобанова, когда сей академик произнес в Академии речь «о нелепости и безнравии» современной литературы и говорил, что, «по множеству сочиненных ныне безнравственных
книг цензура должна проникать все ухищрения пишущих», и что Академия должна ей помогать в этом, «яко сословие, учрежденное для наблюдения нравственности, целомудрия и чистоты языка», то есть для того, чтобы «неослабно
обнаруживать, поражать и разрушать зло» на поприще словесности.
Синтянин удивил жену еще и тем, что он в споре с Бодростиным
обнаружил начитанность, которую приобрел, проведя год своей болезни за чтением духовных
книг, и помощию которой забил вольтерьянца в угол, откуда тот освободился лишь, представив самое веское, по его мнению, доказательство благого влияния своей жены на «растленные души погибающих людей».
Не нужен был ни русский коммунизм, ни
книги Гекера, чтобы
обнаружить унизительную ложь отношений церкви со старым государством.