Неточные совпадения
В низких кустах, «в мелочах», и
на ссечках часто держатся маленькие серые птички, которые то и
дело перемещаются с деревца
на деревцо и посвистывают, внезапно
ныряя на лету.
Каждый
день надо было раза два побывать в роще и осведомиться, как сидят
на яйцах грачи; надо было послушать их докучных криков; надо было посмотреть, как развертываются листья
на сиренях и как выпускают они сизые кисти будущих цветов; как поселяются зорки и малиновки в смородинных и барбарисовых кустах; как муравьиные кучи ожили, зашевелились; как муравьи показались сначала понемногу, а потом высыпали наружу в бесчисленном множестве и принялись за свои работы; как ласточки начали мелькать и
нырять под крыши строений в старые свои гнезда; как клохтала наседка, оберегая крошечных цыпляток, и как коршуны кружились, плавали над ними…
Или скажет: «Прощайте! я
на днях туда
нырну, откуда одна дорога: в то место, где Макар телят не гонял!» Опять думаешь, что он пошутил, — не тут-то было! сказал, что
нырну, и
нырнул; а через несколько месяцев, слышу, вынырнул, и именно в том месте, где Макар телят не гонял.
Покуда кругом все бездействует и безмолвствует, Афанасью Аркадьичу Бодрецову и
дела по горло, и наговориться он досыта не может. Весь город ему знаком, — с утра до вечера он бегает. То
нырнет куда-то, то опять вынырнет. Пока другие корпят за работой в канцеляриях и конторах, он собирает материалы для ходячей газеты, которая, в его лице, появляется в определенные часы
дня на Невском и бесплатно сообщает новости
дня.
На другой
день Бутлер проснулся в двенадцатом часу и, вспомнив свое положение, хотел бы опять
нырнуть в забвение, из которого только что вышел, но нельзя было.
В самом
деле, это было забавное зрелище: как скоро бросят калач в воду, то несколько из самых крупных карпий (а иногда и одна) схватят калач и погрузят его в воду; но, не имея возможности его откусить, скоро выпустят изо рта свою добычу, которая сейчас всплывет
на поверхность воды; за нею немедленно являются и карпии, уже в большем числе, и с большею жадностью и смелостью схватывают калач со всех сторон, таскают, дергают,
ныряют с ним, и как скоро он немного размокнет, то разрывают
на куски и проглатывают в одну минуту.
— Это он сказал тому беглому, что с собой из каторги привел, а меня послал: «Сейчас, Игнашка, погляди, что и как и стоющее ли
дело». Уходите, я бегу, меня ждут… — и
нырнул на лестницу.
Несмотря
на всю ничтожность такой детской забавы, воспоминание о ней так живо в моей памяти, что, признаюсь, и
на шестьдесят четвертом году моей жизни не могу равнодушно слышать особенного, торопливого чиликанья воробья, когда он, при захождении солнца, скачет взад и вперед, перепархивает около места своего ночлега, как будто прощаясь с божьим
днем и светом, как будто перекликаясь с товарищами, — и вдруг
нырнет под застреху или желоб, в щель соломенной крыши или в дупло старого дерева.
Иван Иваныч вышел наружу, бросился в воду с шумом и поплыл под дождем, широко взмахивая руками, и от него шли волны, и
на волнах качались белые лилии; он доплыл до самой середины плеса и
нырнул, и через минуту показался
на другом месте, и поплыл дальше, и все
нырял, стараясь достать
дна.
Стеклянное окно открылось. Из него до половины высунулся солидный еврей лет сорока и спросил, в чем
дело. Потом он опять
нырнул в ковчег, и
на его месте в окне показалось новое лицо.
Первые живые существа, которые я увидел, были каменушки. Они копошились в воде около берега, постоянно
ныряли и доставали что-то со
дна реки.
На стрежне плескалась рыба. С дальней сухой лиственицы снялся белохвостый орлан. Широко распластав свои могучие крылья, он медленно полетел над рекой в поисках Добычи. Откуда-то взялась черная трясогузка. Она прыгала с камня
на камень и все время покачивала своим длинным хвостиком.
После ночи, которою заключился вчерашний
день встреч, свиданий, знакомств, переговоров и условий, утро встало неласковое, ветреное, суровое и изменчивое. Солнце, выглянувшее очень рано, вскоре же затем
нырнуло за серую тучу, и то выскакивало
на короткое время в прореху облаков, то снова завешивалось их темною завесой. Внизу было тихо, но вверху ветер быстро гнал бесконечную цепь тяжелых, слоистых облаков, набегавших одно
на другое, сгущавшихся и плывших предвестниками большой тучи.
На дворе разыгралась вьюга. Рождество через несколько
дней. Переулок, выходящий
на Спиридоновку, заносит с каждым новым порывом ветра. Правый тротуар совсем замело. Глаз трепещет и мигает в обмерзлых фонарях. Низенькие домики точно кутаются в белые простыни. Заборы, покрытые и сверху и снизу рыхлым наметом снега,
ныряют в колеблющемся полусвете переулка. Стужа не сильна, но ветер донимает. Переулок пуст, а час еще не поздний, около девяти.
А вокруг села, братцы мои, леса стеной стояли. Дубы кряжистые, — лапа во все концы, глазом не окинешь. Понизу гущина: бересклет, да осинник, да лесная малина, — медведь заблудится.
На селе светлый
день, а в чащу
нырнешь, солнце кой-где золотым жуком
на прелый лист прыснет, да и сгинет, будто зеленым пологом его затянуло… Одним словом — дубрава.