Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Как!
Новая беда! За что? За что, батюшка? Что я в своем
доме госпожа…
Слобода смолкла, но никто не выходил."Чаяли стрельцы, — говорит летописец, — что
новое сие изобретение (то есть усмирение посредством ломки
домов), подобно всем прочим, одно мечтание представляет, но недолго пришлось им в сей сладкой надежде себя утешать".
Он забрался с Домашкой на вышку градоначальнического
дома и первый день своего торжества ознаменовал тем, что мертвецки напился пьян с
новой жертвой своего сластолюбия…
Кити вводила эту
новую методу, употреблявшуюся у них
дома.
С бодрым чувством надежды на
новую, лучшую жизнь, он в девятом часу ночи подъехал к своему
дому.
Дети бегали по всему
дому, как потерянные; Англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей
новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета.
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя жил один, но топил и занимал весь
дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним
новым планам, но
дом этот был целый мир для Левина. Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.
Туман, застилавший всё в ее душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с
новой болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до того, чтобы пробыть целый день с ним в его
доме. Она вошла к нему в кабинет, чтоб объявить ему свое решение.
И он стал, сначала осторожно, а потом более и более увлекаясь, обращать ее внимание на разные подробности украшения
дома и сада. Видно было, что, посвятив много труда на улучшение и украшение своей усадьбы, Вронский чувствовал необходимость похвастаться ими пред
новым лицом и от души радовался похвалам Дарьи Александровны.
Всё, что она видела, подъезжая к
дому и проходя через него, и теперь в своей комнате, всё производило в ней впечатление изобилия и щегольства и той
новой европейской роскоши, про которые она читала только в английских романах, но никогда не видала еще в России и в деревне.
Дарья Александровна наблюдала эту
новую для себя роскошь и, как хозяйка, ведущая
дом, — хотя и не надеясь ничего из всего виденного применить к своему
дому, так это всё по роскоши было далеко выше ее образа жизни, — невольно вникала во все подробности, и задавала себе вопрос, кто и как это всё сделал.
В душе ее в тот день, как она в своем коричневом платье в зале Арбатского
дома подошла к нему молча и отдалась ему, — в душе ее в этот день и час совершился полный разрыв со всею прежнею жизнью, и началась совершенно другая,
новая, совершенно неизвестная ей жизнь, в действительности же продолжалась старая.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о
доме и детях с особенною,
новою для нее прелестью, в каком-то
новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Целый день нынче я должен был делать распоряжения, распоряжения по
дому, вытекавшие (он налег на слово вытекавшие) из моего
нового, одинокого положения.
Обед, столовая, посуда, прислуга, вино и кушанье не только соответствовали общему тону
новой роскоши
дома, но, казалось, были еще роскошнее и
новее всего.
Через час Анна рядом с Голенищевым и с Вронским на переднем месте коляски подъехали к
новому красивому
дому в дальнем квартале. Узнав от вышедшей к ним жены дворника, что Михайлов пускает в свою студию, но что он теперь у себя на квартире в двух шагах, они послали ее к нему с своими карточками, прося позволения видеть его картины.
В детской роскошь, которая во всем
доме поражала Дарью Александровну, еще более поразила ее. Тут были и тележечки, выписанные из Англии, и инструменты для обучения ходить, и нарочно устроенный диван в роде бильярда, для ползания, и качалки, и ванны особенные,
новые. Всё это было английское, прочное и добротное и, очевидно, очень дорогое. Комната была большая, очень высокая и светлая.
Каменный ли казенный
дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег,
новою церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, — ничто не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного бог знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке [Сибирка — кафтан с перехватом и сборками.] на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.
Но вот багряною рукою
Заря от утренних долин
Выводит с солнцем за собою
Веселый праздник именин.
С утра
дом Лариной гостями
Весь полон; целыми семьями
Соседи съехались в возках,
В кибитках, в бричках и в санях.
В передней толкотня, тревога;
В гостиной встреча
новых лиц,
Лай мосек, чмоканье девиц,
Шум, хохот, давка у порога,
Поклоны, шарканье гостей,
Кормилиц крик и плач детей.
Остап и Андрий кинулись со всею пылкостию юношей в это разгульное море и забыли вмиг и отцовский
дом, и бурсу, и все, что волновало прежде душу, и предались
новой жизни.
Это произошло так. В одно из его редких возвращений домой он не увидел, как всегда еще издали, на пороге
дома свою жену Мери, всплескивающую руками, а затем бегущую навстречу до потери дыхания. Вместо нее у детской кроватки —
нового предмета в маленьком
доме Лонгрена — стояла взволнованная соседка.
Он легко отыскал Разумихина; в
доме Починкова
нового жильца уже знали, и дворник тотчас указал ему дорогу.
— Я, конечно, не мог собрать стольких сведений, так как и сам человек
новый, — щекотливо возразил Петр Петрович, — но, впрочем, две весьма и весьма чистенькие комнатки, а так как это на весьма короткий срок… Я приискал уже настоящую, то есть будущую нашу квартиру, — оборотился он к Раскольникову, — и теперь ее отделывают; а покамест и сам теснюсь в нумерах, два шага отсюда, у госпожи Липпевехзель, в квартире одного моего молодого друга, Андрея Семеныча Лебезятникова; он-то мне и
дом Бакалеева указал…
Тогда, на площади Петровой,
Где
дом в углу вознесся
новый,
Где над возвышенным крыльцом
С подъятой лапой, как живые,
Стоят два льва сторожевые,
На звере мраморном верхом,
Без шляпы, руки сжав крестом,
Сидел недвижный, страшно бледный
Евгений.
Не поминайте нам, уж мало ли крехтят!
С тех пор дороги, тротуары,
Дома и всё на
новый лад.
Виновник всего этого горя взобрался на телегу, закурил сигару, и когда на четвертой версте, при повороте дороги, в последний раз предстала его глазам развернутая в одну линию кирсановская усадьба с своим
новым господским
домом, он только сплюнул и, пробормотав: «Барчуки проклятые», плотнее завернулся в шинель.
Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом
нового деревянного
дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною красною крышей. Это и было Марьино,
Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий Хутор.
Николай Петрович в то время только что переселился в
новую свою усадьбу и, не желая держать при себе крепостных людей, искал наемных; хозяйка, с своей стороны, жаловалась на малое число проезжающих в городе, на тяжелые времена; он предложил ей поступить к нему в
дом в качестве экономки; она согласилась.
Он перешел в столовую, выпил чаю, одиноко посидел там, любуясь, как легко растут
новые мысли, затем пошел гулять и незаметно для себя очутился у подъезда
дома, где жила Нехаева.
Эта
новая тревога требовала общения с людьми, требовала событий, но люди не являлись, выходить из
дома Самгин опасался, да и неловко было гулять с разбитым лицом.
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как
дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены
новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
Клим был уверен, что в
доме нет ничего незнакомого ему, но вдруг являлось что-то
новое, не замеченное раньше.
Петербург — сырой город, но в
доме центральное отопление, и зимою
новая мебель, наверно, будет сохнуть, трещать по ночам, а кроме того,
новая мебель не нравилась ему по формам.
Он переживал волнение,
новое для него. За окном бесшумно кипела густая, белая муть, в мягком, бесцветном сумраке комнаты все вещи как будто задумались, поблекли; Варавка любил картины, фарфор, после ухода отца все в
доме неузнаваемо изменилось, стало уютнее, красивее, теплей. Стройная женщина с суховатым, гордым лицом явилась пред юношей неиспытанно близкой. Она говорила с ним, как с равным, подкупающе дружески, а голос ее звучал необычно мягко и внятно.
Было слышно, что вдали по улице быстро идут люди и тащат что-то тяжелое. Предчувствуя
новую драму, Самгин пошел к воротам
дома Варвары; мимо него мелькнул Лаврушка, радостно и громко шепнув...
Но ехать домой он не думал и не поехал, а всю весну, до экзаменов, прожил, аккуратно посещая университет, усердно занимаясь
дома. Изредка, по субботам, заходил к Прейсу, но там было скучно, хотя явились
новые люди: какой-то студент института гражданских инженеров, длинный, с деревянным лицом, драгун, офицер Сумского полка, очень франтоватый, но все-таки похожий на молодого купчика, который оделся военным скуки ради. Там все считали; Тагильский лениво подавал цифры...
Она снова тихонько заплакала, а Самгин с угрюмым напряжением ощущал, как завязывается
новый узел впечатлений. С поразительной реальностью вставали перед ним
дом Марины и
дом Лидии, улица в Москве, баррикада, сарай, где застрелили Митрофанова, — фуражка губернатора вертелась в воздухе, сверкал магазин церковной утвари.
— Нет, он вообще веселый, но
дома выдерживает стиль. У него нелады с женой, он женат. Она очень богатая, дочь фабриканта. Говорят — она ему денег не дает, а он — ленив, делами занимается мало, стишки пишет, статейки в «
Новом времени».
Дома на него набросилась Варвара, ее любопытство было разогрето до кипения, до ярости, она перелистывала Самгина, как
новую книгу, стремясь отыскать в ней самую интересную, поражающую страницу, и легко уговорила его рассказать в этот же вечер ее знакомым все, что он видел. Он и сам хотел этого, находя, что ему необходимо разгрузить себя и что полезно будет устроить нечто вроде репетиции серьезного доклада.
— Ради ее именно я решила жить здесь, — этим все сказано! — торжественно ответила Лидия. — Она и нашла мне этот
дом, — уютный, не правда ли? И всю обстановку, все такое солидное, спокойное. Я не выношу
новых вещей, — они, по ночам, трещат. Я люблю тишину. Помнишь Диомидова? «Человек приближается к себе самому только в совершенной тишине». Ты ничего не знаешь о Диомидове?
«Демократия, — соображал Клим Иванович Самгин, проходя мимо фантастически толстых фигур дворников у ворот каменных
домов. — Заслуживают ли эти люди, чтоб я встал во главе их?» Речь Розы Грейман, Поярков, поведение Таисьи — все это само собою слагалось в нечто единое и нежелаемое. Вспомнились слова кадета, которые Самгин мимоходом поймал в вестибюле Государственной думы: «Признаки
новой мобилизации сил, враждебных здравому смыслу».
Из палисадника красивого одноэтажного
дома вышла толстая, важная дама, а за нею — высокий юноша, весь в
новом, от панамы на голове до рыжих американских ботинок, держа под мышкой тросточку и натягивая на правую руку желтую перчатку; он был немножко смешной, но — счастливый и, видимо, сконфуженный счастьем.
—
Дом продать — дело легкое, — сказал он. —
Дома в цене, покупателей — немало. Революция спугнула помещиков, многие переселяются в Москву. Давай, выпьем. Заметил, какой студент сидит?
Новое издание… Усовершенствован. В тюрьму за политику не сядет, а если сядет, так за что-нибудь другое. Эх, Клим Иваныч, не везет мне, — неожиданно заключил он отрывистую, сердитую свою речь.
Вообще, скажет что-нибудь в этом духе. Он оделся очень парадно, надел
новые перчатки и побрил растительность на подбородке. По улице, среди мокрых
домов, метался тревожно осенний ветер, как будто искал где спрятаться, а над городом он чистил небо, сметая с него грязноватые облака, обнажая удивительно прозрачную синеву.
Чего ж надеялся Обломов? Он думал, что в письме сказано будет определительно, сколько он получит дохода, и, разумеется, как можно больше, тысяч, например, шесть, семь; что
дом еще хорош, так что по нужде в нем можно жить, пока будет строиться
новый; что, наконец, поверенный пришлет тысячи три, четыре, — словом, что в письме он прочтет тот же смех, игру жизни и любовь, что читал в записках Ольги.
Агафья Матвеевна в первый раз узнала, что у ней есть только
дом, огород и цыплята и что ни корица, ни ваниль не растут в ее огороде; увидала, что на рынках лавочники мало-помалу перестали ей низко кланяться с улыбкой и что эти поклоны и улыбки стали доставаться
новой, толстой, нарядной кухарке ее братца.
Три дня сряду ездил он в город к Ольге и обедал у них, под предлогом, что у него там еще не устроено, что на этой неделе он съедет и оттого не располагается на
новой квартире, как
дома.
— Ну, приехал бы я в
новый, покойно устроенный
дом… В окрестности жили бы добрые соседи, ты, например… Да нет, ты не усидишь на одном месте…
— А знаешь, что делается в Обломовке? Ты не узнаешь ее! — сказал Штольц. — Я не писал к тебе, потому что ты не отвечаешь на письма. Мост построен,
дом прошлым летом возведен под крышу. Только уж об убранстве внутри ты хлопочи сам, по своему вкусу — за это не берусь. Хозяйничает
новый управляющий, мой человек. Ты видел в ведомости расходы…
Обломов отправился на Выборгскую сторону, на
новую свою квартиру. Долго он ездил между длинными заборами по переулкам. Наконец отыскали будочника; тот сказал, что это в другом квартале, рядом, вот по этой улице — и он показал еще улицу без
домов, с заборами, с травой и с засохшими колеями из грязи.