Неточные совпадения
Религиозные настроения и вопросы метафизического порядка
никогда не волновали Самгина, к тому же он видел, как быстро религиозная мысль Достоевского и Льва Толстого потеряла свою остроту, снижаясь к блудному пустословию Мережковского, становилась бесстрастной в холодненьких словах полунигилиста Владимира Соловьева, разлагалась в хитроумии чувственника Василия Розанова и тонула,
исчезала в туманах символистов.
Он вышел в большую комнату, место детских игр в зимние дни, и долго ходил по ней из угла в угол, думая о том, как легко
исчезает из памяти все, кроме того, что тревожит. Где-то живет отец, о котором он
никогда не вспоминает, так же, как о брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против воли. Было бы
не плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный роман или что-нибудь в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость. Чем она гордится?
Не красива. И —
не умна.
Увидав ее голой, юноша почувствовал, что запас его воинственности
исчез. Но приказание девушки вытереть ей спину изумило и возмутило его.
Никогда она
не обращалась к нему с просьбами о таких услугах, и он
не помнил случая, когда бы вежливость заставила его оказать Рите услугу, подобную требуемой ею. Он сидел и молчал. Девушка спросила...
Клим знал, что на эти вопросы он мог бы ответить только словами Томилина, знакомыми Макарову. Он молчал, думая, что, если б Макаров решился на связь с какой-либо девицей, подобной Рите, все его тревоги
исчезли бы. А еще лучше, если б этот лохматый красавец отнял швейку у Дронова и перестал бы вертеться вокруг Лидии. Макаров
никогда не спрашивал о ней, но Клим видел, что, рассказывая, он иногда, склонив голову на плечо, смотрит в угол потолка, прислушиваясь.
Он
не чертил ей таблиц и чисел, но говорил обо всем, многое читал,
не обегая педантически и какой-нибудь экономической теории, социальных или философских вопросов, он говорил с увлечением, с страстью: он как будто рисовал ей бесконечную, живую картину знания. После из памяти ее
исчезали подробности, но
никогда не сглаживался в восприимчивом уме рисунок,
не пропадали краски и
не потухал огонь, которым он освещал творимый ей космос.
И вот она уходит,
не оставив ему никакого залога победы, кроме минувших свиданий, которые
исчезнут, как следы на песке. Он проигрывал сражение, терял ее и, уходя, понимал, что
никогда не встретит другой, подобной Веры.
— «Расстанемтесь, и тогда буду любить вас», буду любить — только расстанемтесь. Слушайте, — произнес он, совсем бледный, — подайте мне еще милостыню;
не любите меня,
не живите со мной, будем
никогда не видаться; я буду ваш раб — если позовете, и тотчас
исчезну — если
не захотите ни видеть, ни слышать меня, только… только
не выходите ни за кого замуж!
Она встала и вдруг
исчезла за портьеру; на лице ее в то мгновение блистали слезы (истерические, после смеха). Я остался один, взволнованный и смущенный. Положительно я
не знал, чему приписать такое в ней волнение, которого я
никогда бы в ней и
не предположил. Что-то как бы сжалось в моем сердце.
Когда ему выдавали карманные деньги, которых он сам
никогда не просил, то он или по целым неделям
не знал, что с ними делать, или ужасно их
не берег, мигом они у него
исчезали.
Словом сказать, уж на что была туга на деньги матушка, но и она
не могла устоять против льстивых речей Струнникова, и хоть изредка, но ссужала-таки его небольшими суммами. Разумеется, всякий раз после подобной выдачи следовало раскаяние и клятвы
никогда вперед
не попадать впросак; но это
не помогало делу, и то, что уж однажды попадало в карман добрейшего Федора Васильича,
исчезало там, как в бездонной пропасти.
Все индивидуальные перегородки падают лишь от приобщения к Абсолютному Разуму, отображение которого
никогда в нас
не исчезает.
Впрочем, глаза его оставались по-прежнему чистыми и по-прежнему незрячими. Но душа, несомненно, исцелилась. Как будто страшный кошмар навсегда
исчез из усадьбы… Когда Максим, продолжавший писать из Киева, наконец, вернулся тоже, Анна Михайловна встретила его фразой: «Я
никогда,
никогда не прощу тебе этого». Но лицо ее противоречило суровым словам…
— Я
никогда и
не говорил об отдельных представителях церкви. Я о римском католичестве в его сущности говорил, я о Риме говорю. Разве может церковь совершенно
исчезнуть? Я
никогда этого
не говорил!
Я и прежде
не верил этому мнению вполне, потому что у нас и сословия-то высшего
никогда не бывало, разве придворное, по мундиру, или… по случаю, а теперь уж и совсем
исчезло, ведь так, ведь так?
Но эта тягость быстро
исчезла: я понял, что в ней совсем другое желание, что она простолюбит меня, любит бесконечно,
не может жить без меня и
не заботиться о всем, что до меня касается, и я думаю,
никогда сестра
не любила до такой степени своего брата, как Наташа любила меня.
Разгоревшаяся, вихревая, сверкучая — я
никогда еще
не видел ее такой — она обняла меня собою, вся. Я
исчез…
Иван Иванович Зарубин был и хромой и доктор,
никогда никого
не лечивший, погруженный весь в разные издательства, на которых он вечно прогорал и, задолжав, обыкновенно
исчезал из города.
Но последнее время записка эта
исчезла по той причине, что вышесказанные три комнаты наняла приехавшая в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе
не считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины
никогда не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак
не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие зуба были заменены вставленными; цвет ее лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно широкий, провалистый, но
не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
С лица царя
исчезло все человеческое. Таким страшным
никогда не видывал его Малюта.
И Петров
исчезал, и в сущности
никогда почти мы
не говорили иначе, как в этом роде.
Прежние сомнения
исчезли из его души; он верил в свое близкое счастье, и
никогда еще мир
не казался ему таким прекрасным, люди такими добрыми, а жизнь такой легкой и радостной.
А теперь, когда они изгибли, мы кричим криком: нет возвышенных чувств!
исчезла из обихода благородная мысль!
никогда не бывало хуже,
никогда!
Книги
не возбуждали в нём интереса, он пробовал читать, но
никогда не мог сосредоточить на книге свою мысль. Уже загромождённая массою наблюдений, она дробилась на мелочах, расплывалась и наконец
исчезала, испаряясь, как тонкая струя воды на камне в жаркий день.
Глафира. Я
не знаю, что сделалось. Что-то произошло вдруг для нас с сестрой неожиданное. Сестра о чем-то плакала, стали всё распродавать, меня отправили к Меропе Давыдовне, а сами скрылись куда-то,
исчезли, кажется, за границу. Конечно, я сама виновата, очень виновата: мне надо было там ловить жениха — это было очень легко; а я закружилась, завертелась, как глупая девчонка; я себе этого
никогда не прощу.
Обыкновенно, когда я остаюсь сам с собою или бываю в обществе людей, которых люблю, я
никогда не думаю о своих заслугах, а если начинаю думать, то они представляются мне такими ничтожными, как будто я стал ученым только вчера; в присутствии же таких людей, как Гнеккер, мои заслуги кажутся мне высочайшей горой, вершина которой
исчезает в облаках, а у подножия шевелятся едва заметные для глаза Гнеккеры.
Одного Истомина она могла бы потревожить. Эта радостная новость, может быть, опять взлетала бы над ним Ивиковыми журавлями и, напомнив ему отринутое счастье, заставила бы задрожать за неузнатую Денман. Но Истомин давно куда-то бесследно
исчез и, наверное,
никогда об этом
не узнает.
Она теперь вступила в период
Раскаянья и мыслей религьозных!
Но как идут к ней эти угрызенья!
Исчезла гордость с бледного чела,
И грусть на нем явилась неземная…
Вся набожно отдавшися Мадонне,
Она теперь
не знает и сама,
Как живописно с гребня кружевное
Ей падает на плечи покрывало…
Нет, право,
никогда еще досель
Я
не видал ее такой прекрасной!
Тут и конец твоей памяти на земле; к другим дети на могилу ходят, отцы, мужья, а у тебя — ни слезы, ни вздоха, ни поминания, и никто-то, никто-то,
никогда в целом мире
не придет к тебе; имя твое
исчезнет с лица земли — так, как бы совсем тебя
никогда не бывало и
не рождалось!
Да, все эти обломовцы
никогда не перерабатывали в плоть и кровь свою тех начал, которые им внушили,
никогда не проводили их до последних выводов,
не доходили до той грани, где слово становится делом, где принцип сливается с внутренней потребностью души,
исчезает в ней и делается единственною силою, двигающею человеком.
Чувство свободы от самого себя наполняло его, и порой он точно откуда-то издали удивлялся себе, замечая, что
никогда раньше он
не был так просто весел, как в этот момент. Потом Маша
исчезла, и они снова остались вдвоём.
Алексей Петрович вскочил на ноги и выпрямился во весь рост. Этот довод привел его в восторг. Такого восторга он
никогда еще
не испытывал ни от жизненного успеха, ни от женской любви. Восторг этот родился в сердце, вырвался из него, хлынул горячей, широкой волной, разлился по всем членам, на мгновенье согрел и оживил закоченевшее несчастное существо. Тысячи колоколов торжественно зазвонили. Солнце ослепительно вспыхнуло, осветило весь мир и
исчезло…
Он юркнул в кусты и
исчез; а я посидел еще на скамейке. Я чувствовал недоуменье и какое-то другое, довольно приятное чувство… я
никогда еще
не встречался и
не говорил с таким человеком. Понемногу я размечтался… но вспомнил мифологию — и побрел домой.
Природа
никогда не кладет весь свой капитал на одну карту. Рим, вечный город, имевший
не меньше прав на всемирную гегемонию, пошатнулся, разрушился,
исчез, и безжалостное человечество шагнуло вперед через его могилу.
С тех пор, когда мне случалось быть в Киеве, я
никогда и ни от кого
не мог получить никаких известий о детях отца Евфима; но что всего страннее, и о нем самом память как будто совершенно
исчезла, а если начнешь усиленно будить ее, то услышишь разве только что-то о его «слабостях». В письме своем преосвященный Филарет говорит: «
не дивитеся сему — банковое направление все заело. В Киеве ничем
не интересуются, кроме карт и денег».
Другие хотят уверить себя, что жизнь,
никогда прежде
не существовавшая, вдруг появившись в плотском виде и
исчезнув в нем, опять воскреснет во плоти и будет жить.
Едут сначала по тропам, слабо пробитым; потом и они
исчезают в пышном мохе, который
никогда не оставляет на себе следа живого существа.
В этом восклицании выразилась вся горячая нежность юноши, который
никогда не знал, что значит иметь мать, и между тем тосковал по ней со всею страстностью его натуры. Мать! Он был в ее объятиях, она осыпала его горячими ласками, сладкими, нежными именами, которых он
никогда еще
не слышал. Все прочее
исчезло для него в потоке бурного восторга.
— Без всякого сомнения: я
никогда не отказывался и
не отказываюсь служить вам, — ответил тот и
исчез за дверью.
Бог у него
никогда не поглощает человека, человек
не исчезает в Боге, человек остается до конца и навеки веков.
Это мимолетное угрызение совести быстро
исчезло. Он
никогда не любил Анжель; он имел к ней когда-то лишь сильный каприз. Теперь же, после ее упреков, он ее решительно ненавидел, это новое чувство глубокой ненависти заменило все другие ощущения.
Конечно, мне и следовало так продолжать: я видел, как отшатнулась она, я видел, как дрожащими пальцами, почти падая, она искала вуалетку, я видел, что еще слово мужественной правды, и страшное видение
исчезнет, чтобы снова
не вернуться
никогда. Но кто-то чужой во мне —
не я,
не я! — произнес эту нелепую, смешную фразу, в которой звучало сквозь холод ее так много ревности и безнадежной тоски...
Страх перед незнакомцем совершенно
исчез; правда, я
никогда не пытался сам коснуться его или заговорить, но это
не от страха, а от какого-то чувства ненужности всяких слов; и все делалось по виду так спокойно и просто, словно он
не был величайшим злом и смертью моею, а простым, аккуратным, молчаливым врачом, ежедневно посещающим такого же аккуратного и молчаливого пациента.
Праша
не придала этому прощанию никакого особенного значения, а такое значение здесь было, потому что на другой день Зинаида Павловна, никем незамеченная,
исчезла из дома племянницы и уже
никогда более к ней
не возвратилась.