Неточные совпадения
— Друг мой, что я тут мог? Все это — дело чувства и чужой
совести, хотя бы и со стороны этой бедненькой девочки. Повторю тебе: я достаточно в оно время вскакивал в
совесть других — самый неудобный маневр! В несчастье помочь
не откажусь, насколько сил
хватит и если сам разберу. А ты, мой милый, ты таки все время ничего и
не подозревал?
Но этого он
не прибавил: на одно
совести хватило, а на другое нет?
Пьяная расточительность, когда Мыльников бахвалился и сорил деньгами, сменялась трезвой скупостью и даже скаредностью. Так, он, как настоящий богатый человек, терпеть
не мог отдавать заработанные деньги все сразу, а тянул, сколько
хватало совести, чтобы за ним походили. Далее Мыльников стал относиться необыкновенно подозрительно ко всем окружающим, точно все только и смотрели, как бы обмануть его.
Однако я должен вам сказать, что
совесть моя была неспокойна: она возмущалась моим образом жизни, и я решил во что бы то ни стало выбраться из этой компании; дело стояло только за тем, как к этому приступить? Как сказать об этом голубому купидону и общим друзьям?.. На это у меня
не хватило силы, и я все откладывал свое решение день ото дня в сладостной надежде, что
не подвернется ли какой счастливый случай и
не выведет ли он меня отсюда, как привел?
Само собой разумеется, что это совсем особого рода"критики", которые
не могут заставить ни остановиться, ни отступить. По-прежнему, покуда
хватит сил, я буду повторять и напоминать; по-прежнему буду считать это делом
совести и нравственным обязательством. Но
не могу скрыть от вас, что служба эта очень тяжелая.
— Молчи! Ты ошибаешься во мне:
не чист я, как тебе нужно. Ничего я
не сделал, правда, а чувствую иногда так, будто волочится за мною грех,
хватает за ноги, присасывается к сердцу! Ничего еще
не сделал, а
совесть мучит.
Мои
совесть и ум говорят мне, что самое лучшее, что я мог бы теперь сделать, — это прочесть мальчикам прощальную лекцию, сказать им последнее слово, благословить их и уступить свое место человеку, который моложе и сильнее меня. Но пусть судит меня Бог, у меня
не хватает мужества поступить по
совести.
Неуеденов. Да ведь, Капочка, у них
совести очень мало. Другой сунется в службу, в какую бы то ни на есть, послужит без году неделю, повиляет хвостом, видит:
не тяга — умишка-то
не хватает, учился-то плохо, двух перечесть
не умеет, лень-то прежде его родилась, а побарствовать-то хочется: вот он и пойдет бродить по улицам да по гуляньям, —
не объявится ли какая дура с деньгами. Так нешто честно это?
В одной из записок Фомин сообщал, что он сидит в своей конурке третий год безвыходно. Его
не пускают гулять, даже
не водят в баню. Раз в месяц вносят в камеру большую ванну, и он моется в присутствии сторожа и смотрителя. При этом у «его благородия»
хватало совести насмехаться над заключенным, который — «ишь ты, моется в ванне, как барин».
Хвалынцев чувствовал, что относительно Татьяны у него
не чиста
совесть, а чем дольше тянутся эти проволочки, тем
не чище и тяжелее становится на
совести, но признаться в этом самому себе, беспощадно обнажить перед собою это нехорошее чувство, назвать его настоящим именем у него духу
не хватало.
Бодростин то переносил эту докуку, то вдруг она становилась ему несносна, и он, смяв свою смущающуюся
совесть, брал Сида в дом, сажал его на цепь, укрепленную в стене его кабинета, и они ругались до того, что Михаил Андреевич в бешенстве швырял в старика чем попало, и нередко, к крайнему для того удовольствию, зашибал его больно, и раз чуть вовсе
не убил тяжелою бронзовою статуэткой, но сослать Сида в Сибирь у него
не хватало духа.
— С десятью тысячами-то? Плохиссиме… Бог ее знает, азарт ли на нее такой напал, или
совесть и гордость стали мучить, что себя за деньги продала, или, может быть, любила вас, только, знаете ли, запила… Получила деньги и давай на тройках с офицерами разъезжать. Пьянство, гульба, беспутство… Заедет с офицерами в трактир и
не то, чтобы портвейнцу или чего-нибудь полегче, а норовит коньячищу
хватить, чтоб жгло, в одурь бросало.
Выспавшись после обеда, Жилин начинает чувствовать угрызения
совести. Ему совестно жены, сына, Анфисы Ивановны и даже становится невыносимо жутко при воспоминании о том, что было за обедом, но самолюбие слишком велико,
не хватает мужества быть искренним, и он продолжает дуться и ворчать…