Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам
не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда
не чувствовал.
Не могу,
не могу! слышу, что
не могу!
тянет, так вот и
тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй,
не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Покуда шли эти толки, помощник градоначальника
не дремал. Он тоже вспомнил о Байбакове и немедленно
потянул его к ответу. Некоторое время Байбаков запирался и ничего, кроме «знать
не знаю, ведать
не ведаю»,
не отвечал, но когда ему предъявили найденные на столе вещественные доказательства и сверх того пообещали полтинник на водку, то вразумился и, будучи грамотным, дал следующее показание...
Она взяла его обеими руками за руку и
потянула ее к своей талии,
не спуская с него глаз.
Прямо с прихода Крак
потянул к кочкам. Васенька Весловский первый побежал за собакой. И
не успел Степан Аркадьич подойти, как уж вылетел дупель. Весловский сделал промах, и дупель пересел в некошенный луг. Весловскому предоставлен был этот дупель. Крак опять нашел его, стал, и Весловский убил его и вернулся к экипажам.
Больной удержал в своей руке руку брата. Левин чувствовал, что он хочет что-то сделать с его рукой и
тянет ее куда-то. Левин отдавался замирая. Да, он притянул ее к своему рту и поцеловал. Левин затрясся от рыдания и,
не в силах ничего выговорить, вышел из комнаты.
Служба? Служба здесь тоже
не была та упорная, безнадежная лямка, которую
тянули в Москве; здесь был интерес в службе. Встреча, услуга, меткое слово, уменье представлять в лицах разные штуки, — и человек вдруг делал карьеру, как Брянцев, которого вчера встретил Степан Аркадьич и который был первый сановник теперь. Эта служба имела интерес.
— Скоро, скоро. Ты
не поверишь, как и мне тяжела наша жизнь здесь, — сказал он и
потянул свою руку.
Всё еще
не понимая того, что случилось, Вронский
тянул лошадь зa повод.
Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает, глядит, как дурак, выпучив глаза, во все стороны, и
не может понять, где он, что с ним было, и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся по углам, и глядящее в окно наступившее утро, с проснувшимся лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся речкою, там и там пропадающею блещущими загогулинами между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, и потом уже наконец чувствует, что в носу у него сидит гусар.
— Да что ж тебе? Ну, и ступай, если захотелось! — сказал хозяин и остановился: громко, по всей комнате раздалось храпенье Платонова, а вслед за ним Ярб захрапел еще громче. Уже давно слышался отдаленный стук в чугунные доски. Дело
потянуло за полночь. Костанжогло заметил, что в самом деле пора на покой. Все разбрелись, пожелав спокойного сна друг другу, и
не замедлили им воспользоваться.
— Досточтимый капитан, — самодовольно возразил Циммер, — я играю на всем, что звучит и трещит. В молодости я был музыкальным клоуном. Теперь меня
тянет к искусству, и я с горем вижу, что погубил незаурядное дарование. Поэтому-то я из поздней жадности люблю сразу двух: виолу и скрипку. На виолончели играю днем, а на скрипке по вечерам, то есть как бы плачу, рыдаю о погибшем таланте.
Не угостите ли винцом, э? Виолончель — это моя Кармен, а скрипка…
Раскольников перешел через площадь. Там, на углу, стояла густая толпа народа, все мужиков. Он залез в самую густоту, заглядывая в лица. Его почему-то
тянуло со всеми заговаривать. Но мужики
не обращали внимания на него и все что-то галдели про себя, сбиваясь кучками. Он постоял, подумал и пошел направо, тротуаром, по направлению к В—му. Миновав площадь, он попал в переулок…
Раскольников
не привык к толпе и, как уже сказано, бежал всякого общества, особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то
потянуло к людям. Что-то совершалось в нем как бы новое, и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей и мрачного возбуждения, что хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть в другом мире, хотя бы в каком бы то ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием оставался теперь в распивочной.
Опасаясь, что старуха испугается того, что они одни, и
не надеясь, что вид его ее разуверит, он взялся за дверь и
потянул ее к себе, чтобы старуха как-нибудь
не вздумала опять запереться.
Но в последнем случае он просто
не верил себе и упрямо, рабски, искал возражений по сторонам и ощупью, как будто кто его принуждал и
тянул к тому.
Катерина. Я говорю: отчего люди
не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и
тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)
Большой собравшися гурьбой,
Медведя звери изловили;
На чистом поле задавили —
И делят меж собой,
Кто что́ себе достанет.
А Заяц за ушко медвежье тут же
тянет.
«Ба, ты, косой»,
Кричат ему: «пожаловал отколе?
Тебя никто на ловле
не видал». —
«Вот, братцы!» Заяц отвечал:
«Да из лесу-то кто ж, — всё я его пугал
И к вам поставил прямо в поле
Сердечного дружка?»
Такое хвастовство хоть слишком было явно,
Но показалось так забавно,
Что Зайцу дан клочок медвежьего ушка.
Однажды Лебедь, Рак да Щука
Везти с поклажей воз взялись,
И вместе трое все в него впряглись;
Из кожи лезут вон, а возу всё нет ходу!
Поклажа бы для них казалась и легка:
Да Лебедь рвётся в облака,
Рак пятится назад, а Щука
тянет в воду.
Кто виноват из них, кто прав, — судить
не нам;
Да только воз и ныне там.
— Записан! А мне какое дело, что он записан? Петруша в Петербург
не поедет. Чему научится он, служа в Петербурге? мотать да повесничать? Нет, пускай послужит он в армии, да
потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а
не шаматон. [Шаматон (разг., устар.) — гуляка, шалопай, бездельник.] Записан в гвардии! Где его пашпорт? подай его сюда.
Да вот, например: другой на его месте
тянул бы да
тянул с своих родителей; а у нас, поверите ли? он отроду лишней копейки
не взял, ей-богу!
Отец его, боевой генерал 1812 года, полуграмотный, грубый, но
не злой русский человек, всю жизнь свою
тянул лямку, командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль.
— И я
не поеду. Очень нужно тащиться за пятьдесят верст киселя есть. Mathieu хочет показаться нам во всей своей славе; черт с ним! будет с него губернского фимиама, обойдется без нашего. И велика важность, тайный советник! Если б я продолжал служить,
тянуть эту глупую лямку, я бы теперь был генерал-адъютантом. Притом же мы с тобой отставные люди.
Но он
не нашел в себе решимости на жест, подавленно простился с нею и ушел, пытаясь в десятый раз догадаться: почему его
тянет именно к этой? Почему?
Когда она скрылась, Клима
потянуло за нею, уже
не с тем, чтоб говорить умное, а просто, чтоб идти с нею рядом. Это был настолько сильный порыв, что Клим вскочил, пошел, но на дворе раздался негромкий, но сочный возглас Алины...
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но
не мог, точно спина пальто примерзла к стене и
не позволяла пошевелиться.
Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо,
тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из дверей домов и становились в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Патрон
потянул его за рукав и, нахмурясь, зашептал что-то в ухо ему, а Кутузов, как бы
не услыхав крика, продолжал...
— Я ее —
не люблю, но, знаешь, —
тянет меня к ней, как с холода в тепло или — в тень, когда жарко. Странно,
не правда ли? В ней есть что-то мужское, тебе
не кажется?
Воинов сунул за воротник френча указательные пальцы и,
потянув воротник в разные стороны, на секунду закрыл глаза, он делал это,
не прерывая натужную речь.
— Первый раз, — ответил тот,
не поднимая головы от тарелки, и спросил с набитым ртом: — Так
не понимаете, почему некоторых субъектов
тянет к марксизму?
— Вот уж почти два года ни о чем
не могу думать, только о девицах. К проституткам идти
не могу, до этой степени еще
не дошел.
Тянет к онанизму, хоть руки отрубить. Есть, брат, в этом влечении что-то обидное до слез, до отвращения к себе. С девицами чувствую себя идиотом. Она мне о книжках, о разных поэзиях, а я думаю о том, какие у нее груди и что вот поцеловать бы ее да и умереть.
Устал и он, Клим Самгин, от всего, что видел, слышал, что читал, насилуя себя для того, чтоб
не порвались какие-то словесные нити, которые связывали его и
тянули к людям определенной «системы фраз».
Клим Самгин никак
не мог понять свое отношение к Спивак, и это злило его. Порою ему казалось, что она осложняет смуту в нем, усиливает его болезненное состояние. Его и
тянуло к ней и отталкивало от нее. В глубине ее кошачьих глаз, в центре зрачка, он подметил холодноватую, светлую иголочку, она колола его как будто насмешливо, а может быть, зло. Он был уверен, что эта женщина с распухшим животом чего-то ищет в нем, хочет от него.
Самгин уже ни о чем
не думал, даже как бы
не чувствовал себя, но у него было ощущение, что он сидит на краю обрыва и его
тянет броситься вниз.
Прокурор кончил речь, духовенство запело «Вечную память», все встали; Меркулов подпевал без слов,
не открывая рта, а Домогайлов, возведя круглые глаза в лепной потолок, жалобно
тянул...
— Что это такое? — говорил он, ворочаясь во все стороны. — Ведь это мученье! На смех, что ли, я дался ей? На другого ни на кого
не смотрит так:
не смеет. Я посмирнее, так вот она… Я заговорю с ней! — решил он, — и выскажу лучше сам словами то, что она так и
тянет у меня из души глазами.
— А новые lacets! [шнурки (фр.).] Видите, как отлично стягивает:
не мучишься над пуговкой два часа;
потянул шнурочек — и готово. Это только что из Парижа. Хотите, привезу вам на пробу пару?
Что ж это счастье… вся жизнь… — говорила она все тише-тише, стыдясь этих вопросов, — все эти радости, горе… природа… — шептала она, — все
тянет меня куда-то еще; я делаюсь ничем
не довольна…
Она
не знала, на что глядеть, что взять в руки. Бросится к платью, а там
тянет к себе великолепный ящик розового дерева. Она открыла его — там был полный дамский несессер, почти весь туалет, хрустальные, оправленные в серебро флаконы, гребенки, щетки и множество мелочей.
Теперь, наблюдая Тушина ближе и совершенно бескорыстно, Райский решил, что эта мнимая «ограниченность» есть
не что иное, как равновесие силы ума с суммою тех качеств, которые составляют силу души и воли, что и то, и другое, и третье слито у него тесно одно с другим и ничто
не выдается,
не просится вперед,
не сверкает,
не ослепляет, а
тянет к себе медленно, но прочно.
— Да, — удержаться,
не смотреть туда, куда «
тянет»! Тогда
не надо будет и притворяться, а просто воздерживаться, «как от рюмки», говорит бабушка, и это правда… Так я понимаю счастье и так желаю его!
— Непременно, Вера! Сердце мое приютилось здесь: я люблю всех вас — вы моя единственная, неизменная семья, другой
не будет! Бабушка, ты и Марфенька — я унесу вас везде с собой — а теперь
не держите меня! Фантазия
тянет меня туда, где… меня нет! У меня закипело в голове… — шепнул он ей, — через какой-нибудь год я сделаю… твою статую — из мрамора…
И везде, среди этой горячей артистической жизни, он
не изменял своей семье, своей группе,
не врастал в чужую почву, все чувствовал себя гостем и пришельцем там. Часто, в часы досуга от работ и отрезвления от новых и сильных впечатлений раздражительных красок юга — его
тянуло назад, домой. Ему хотелось бы набраться этой вечной красоты природы и искусства, пропитаться насквозь духом окаменелых преданий и унести все с собой туда, в свою Малиновку…
Как сумерки, так я и
не выношу; как сумерки, так и перестаю выносить, так меня и
потянет на улицу, в мрак.
Я сидел как ошалелый. Ни с кем другим никогда я бы
не упал до такого глупого разговора. Но тут какая-то сладостная жажда
тянула вести его. К тому же Ламберт был так глуп и подл, что стыдиться его нельзя было.
Вот, пожалуй…» Но меня
потянуло по совершенно отвесной покатости пола, и я побежал в угол, как давно
не бегал.
Так и тут, задумчиво расхаживая по юту, я вдруг увидел какое-то необыкновенное движение между матросами: это
не редкость на судне; я и думал сначала, что они
тянут какой-нибудь брас.
Матросы, как мухи, тесной кучкой сидят на вантах,
тянут, крутят веревки, колотят деревянными молотками. Все это делается
не так, как бы делалось стоя на якоре. Невозможно: после бури идет сильная зыбь, качка, хотя и
не прежняя, все продолжается. До берега еще добрых 500 миль, то есть 875 верст.
Я старался составить себе идею о том, что это за работа, глядя, что делают, но ничего
не уразумел: делали все то же, что вчера, что, вероятно, будут делать завтра:
тянут снасти, поворачивают реи, подбирают паруса.
Но,
потянув воздух в себя, мы глотнули будто горячего пара, сделали несколько шагов и уже должны были подумать об убежище, куда бы укрыться в настоящую, прохладную тень, а
не ту, которая покоилась по одной стороне великолепной улицы.
Море и
тянет к себе, и пугает, пока
не привыкнешь к нему.