Неточные совпадения
Хлестаков. Я с тобою, дурак,
не хочу
рассуждать. (Наливает суп и ест.)Что это за суп? Ты просто воды налил в чашку: никакого вкусу нет, только воняет. Я
не хочу этого супу, дай мне другого.
Ермиловы семейные
Уж
не о том старалися,
Чтоб мы им помирволили,
А строже
рассуди —
Верни парнишку Власьевне,
Не то Ермил повесится,
За ним
не углядишь!
Стародум. Надлежало образумиться.
Не умел я остеречься от первых движений раздраженного моего любочестия. Горячность
не допустила меня тогда
рассудить, что прямо любочестивый человек ревнует к делам, а
не к чинам; что чины нередко выпрашиваются, а истинное почтение необходимо заслуживается; что гораздо честнее быть без вины обойдену, нежели без заслуг пожаловану.
Стародум. От двора, мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я
не стал дожидаться ни того, ни другого.
Рассудил, что лучше вести жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.
Уподобив себя вечным должникам, находящимся во власти вечных кредиторов, они
рассудили, что на свете бывают всякие кредиторы: и разумные и неразумные. Разумный кредитор помогает должнику выйти из стесненных обстоятельств и в вознаграждение за свою разумность получает свой долг. Неразумный кредитор сажает должника в острог или непрерывно сечет его и в вознаграждение
не получает ничего.
Рассудив таким образом, глуповцы стали ждать,
не сделаются ли все кредиторы разумными? И ждут до сего дня.
Но сие же самое соответствие, с другой стороны, служит и
не малым, для летописателя, облегчением. Ибо в чем состоит, собственно, задача его? В том ли, чтобы критиковать или порицать? Нет,
не в том. В том ли, чтобы
рассуждать? Нет, и
не в этом. В чем же? А в том, легкодумный вольнодумец, чтобы быть лишь изобразителем означенного соответствия и об оном предать потомству в надлежащее назидание.
— Да, убеждениями с этим народом ничего
не поделаешь! —
рассуждал бригадир, — тут
не убеждения требуются, а одно из двух: либо хлеб, либо… команда!
И теперь
рассуждаю так: ежели таковому их бездельничеству потворство сделать, да и впредь потрафлять, то как бы оное
не явилось повторительным и
не гораздо к утишению способным?"
— Я
не понимаю, к чему тут философия, — сказал Сергей Иванович, как показалось Левину, таким тоном, как будто он
не признавал права брата
рассуждать о философии. И эта раздражило Левина.
Чем больше он узнавал брата, тем более замечал, что и Сергей Иванович и многие другие деятели для общего блага
не сердцем были приведены к этой любви к общему благу, но умом
рассудили, что заниматься этим хорошо, и только потому занимались этим.
Сколько он ни вспоминал женщин и девушек, которых он знал, он
не мог вспомнить девушки, которая бы до такой степени соединяла все, именно все качества, которые он, холодно
рассуждая, желал видеть в своей жене.
Но быть гласным,
рассуждать о том, сколько золотарей нужно и как трубы провести в городе, где я
не живу; быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки-дурачка: «признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?» — «Ась?»
— То есть как тебе сказать?… Я по душе ничего
не желаю, кроме того, чтобы вот ты
не споткнулась. Ах, да ведь нельзя же так прыгать! — прервал он свой разговор упреком за то, что она сделала слишком быстрое движение, переступая через лежавший на тропинке сук. — Но когда я
рассуждаю о себе и сравниваю себя с другими, особенно с братом, я чувствую, что я плох.
Песцов любил
рассуждать до конца и
не удовлетворился словами Сергея Ивановича, тем более что он почувствовал несправедливость своего мнения.
Возвратившись домой и перебирая все доводы, Сергей Иванович нашел, что он
рассуждал неправильно. Он
не мог изменить памяти Marie.
— Ты говоришь, что это нехорошо? Но надо
рассудить, — продолжала она. — Ты забываешь мое положение. Как я могу желать детей? Я
не говорю про страдания, я их
не боюсь. Подумай, кто будут мои дети? Несчастные дети, которые будут носить чужое имя. По самому своему рождению они будут поставлены в необходимость стыдиться матери, отца, своего рождения.
— Да я, кажется, все сказал… Да! вот еще: княжна, кажется, любит
рассуждать о чувствах, страстях и прочее… она была одну зиму в Петербурге, и он ей
не понравился, особенно общество: ее, верно, холодно приняли.
Видно, я очень переменилась в лице, потому что он долго и пристально смотрел мне в глаза; я едва
не упала без памяти при мысли, что ты нынче должен драться и что я этому причиной; мне казалось, что я сойду с ума… но теперь, когда я могу
рассуждать, я уверена, что ты останешься жив: невозможно, чтоб ты умер без меня, невозможно!
Бог даст,
не хуже их доедем: ведь нам
не впервые», — и он был прав: мы точно могли бы
не доехать, однако ж все-таки доехали, и если б все люди побольше
рассуждали, то убедились бы, что жизнь
не стоит того, чтоб об ней так много заботиться…
Кажется, сами хозяева снесли с них дранье и тес,
рассуждая, и, конечно, справедливо, что в дождь избы
не кроют, а в вёдро и сама
не каплет, бабиться же в ней незачем, когда есть простор и в кабаке, и на большой дороге, — словом, где хочешь.
— Афанасий Васильевич! вновь скажу вам — это другое. В первом случае я вижу, что я все-таки делаю. Говорю вам, что я готов пойти в монастырь и самые тяжкие, какие на меня ни наложат, труды и подвиги я буду исполнять там. Я уверен, что
не мое дело
рассуждать, что взыщется <с тех>, которые заставили меня делать; там я повинуюсь и знаю, что Богу повинуюсь.
О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, — он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли рассуждение о бильярдной игре — и в бильярдной игре
не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели
рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине знал он прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках, и о них он судил так, как будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком.
Итак, он давно бы хотел в таможню, но удерживали текущие разные выгоды по строительной комиссии, и он
рассуждал справедливо, что таможня, как бы то ни было, все еще
не более как журавль в небе, а комиссия уже была синица в руках.
Я сочувствовал его горю, и мне больно было, что отец и Карл Иваныч, которых я почти одинаково любил,
не поняли друг друга; я опять отправился в угол, сел на пятки и
рассуждал о том, как бы восстановить между ними согласие.
«Как мог я так страстно и так долго любить Сережу? —
рассуждал я, лежа в постели. — Нет! он никогда
не понимал,
не умел ценить и
не стоил моей любви… а Сонечка? что это за прелесть! „Хочешь?“, „тебе начинать“.
«Что же он это делает? —
рассуждал я сам с собою. — Ведь это вовсе
не то, чему учила нас Мими: она уверяла, что мазурку все танцуют на цыпочках, плавно и кругообразно разводя ногами; а выходит, что танцуют совсем
не так. Вон и Ивины, и Этьен, и все танцуют, a pas de Basques
не делают; и Володя наш перенял новую манеру. Недурно!.. А Сонечка-то какая милочка?! вон она пошла…» Мне было чрезвычайно весело.
Наконец все жиды, подняли такой крик, что жид, стоявший на сторо́же, должен был дать знак к молчанию, и Тарас уже начал опасаться за свою безопасность, но, вспомнивши, что жиды
не могут иначе
рассуждать, как на улице, и что их языка сам демон
не поймет, он успокоился.
Хорошо
рассудив, а главное,
не торопясь, мудрец мог бы сказать сфинксу: «Пойдем, братец, выпьем, и ты забудешь об этих глупостях».
Да вы
не сердитесь, Родион Романович,
рассудите спокойно и хладнокровно.
—
Не скажу какую, Родион Романыч. Да и, во всяком случае, теперь и права
не имею больше отсрочивать; посажу-с. Так вы
рассудите: мне теперь уж все равно, а следственно, я единственно только для вас. Ей-богу, лучше будет, Родион Романыч!
Про Николая он и
рассуждать не брался: он чувствовал, что поражен; что в признании Николая есть что-то необъяснимое, удивительное, чего теперь ему
не понять ни за что.
— Да, я действительно вошь, — продолжал он, с злорадством прицепившись к мысли, роясь в ней, играя и потешаясь ею, — и уж по тому одному, что, во-первых, теперь
рассуждаю про то, что я вошь; потому, во-вторых, что целый месяц всеблагое провидение беспокоил, призывая в свидетели, что
не для своей, дескать, плоти и похоти предпринимаю, а имею в виду великолепную и приятную цель, — ха-ха!
— А я именно хотел тебе прибавить, да ты перебил, что ты это очень хорошо давеча
рассудил, чтобы тайны и секреты эти
не узнавать. Оставь до времени,
не беспокойся. Все в свое время узнаешь, именно тогда, когда надо будет. Вчера мне один человек сказал, что надо воздуху человеку, воздуху, воздуху! Я хочу к нему сходить сейчас и узнать, что он под этим разумеет.
Вы мне, Родион Романыч, на слово-то, пожалуй, и
не верьте, пожалуй, даже и никогда
не верьте вполне, — это уж такой мой норов, согласен; только вот что прибавлю: насколько я низкий человек и насколько я честный, сами, кажется, можете
рассудить!
Рассудите же; мало того, как истинный друг ваш, прошу вас (ибо лучше друга
не может быть у вас в эту минуту), опомнитесь!
— Ничего, Соня.
Не пугайся… Вздор! Право, если
рассудить, — вздор, — бормотал он с видом себя
не помнящего человека в бреду. — Зачем только тебя-то я пришел мучить? — прибавил он вдруг, смотря на нее. — Право. Зачем? Я все задаю себе этот вопрос, Соня…
Мучительная, темная мысль поднималась в нем — мысль, что он сумасшествует и что в эту минуту
не в силах ни
рассудить, ни себя защитить, что вовсе, может быть,
не то надо делать, что он теперь делает…
Но,
рассудив, что взять назад уже невозможно и что все-таки он и без того бы
не взял, он махнул рукой и пошел на свою квартиру.
— Я
рассудил, что нам по откровенности теперь действовать лучше, — продолжал Порфирий Петрович, немного откинув голову и опустив глаза, как бы
не желая более смущать своим взглядом свою прежнюю жертву и как бы пренебрегая своими прежними приемами и уловками, — да-с, такие подозрения и такие сцены продолжаться долго
не могут.
Конечно, я
рассудил потом, что такого вопроса, в сущности, быть
не должно, потому что драки и быть
не должно, и что случаи драки в будущем обществе немыслимы… и что странно, конечно, искать равенства в драке.
Извольте же
рассудить: заподозрить Андрея Семеновича я уж никак
не могу-с; даже предположения стыжусь.
Ну, уж конечно, и я мог, даже и тогда,
рассудить, что
не всегда этак случается, чтобы вот встал человек да и брякнул вам всю подноготную.
И если бы в ту минуту он в состоянии был правильнее видеть и
рассуждать; если бы только мог сообразить все трудности своего положения, все отчаяние, все безобразие и всю нелепость его, понять при этом, сколько затруднений, а может быть, и злодейств, еще остается ему преодолеть и совершить, чтобы вырваться отсюда и добраться домой, то очень может быть, что он бросил бы все и тотчас пошел бы сам на себя объявить, и
не от страху даже за себя, а от одного только ужаса и отвращения к тому, что он сделал.
Надо же, наконец,
рассудить серьезно и прямо, а
не по-детски плакать и кричать, что бог
не допустит!
— Н-нет, — отвечала Дунечка, оживляясь, — я очень поняла, что это слишком наивно выражено и что он, может быть, только
не мастер писать… Это ты хорошо
рассудил, брат. Я даже
не ожидала…
А как же это можно,
не подумавши,
не рассудивши-то!
И
не могут они, милая, ни одного дела
рассудить праведно, такой уж им предел положен.
Раздав сии повеления, Иван Кузмич нас распустил. Я вышел вместе со Швабриным,
рассуждая о том, что мы слышали. «Как ты думаешь, чем это кончится?» — спросил я его. «Бог знает, — отвечал он, — посмотрим. Важного покамест еще ничего
не вижу. Если же…» Тут он задумался и в рассеянии стал насвистывать французскую арию.
— Сам ты
рассуди, — отвечал я ему, — можно ли было при твоих людях объявить, что дочь Миронова жива. Да они бы ее загрызли. Ничто ее бы
не спасло!
— Поздно
рассуждать, — отвечал я старику. — Я должен ехать, я
не могу
не ехать.
Не тужи, Савельич: бог милостив; авось увидимся! Смотри же,
не совестись и
не скупись. Покупай, что тебе будет нужно, хоть втридорога. Деньги эти я тебе дарю. Если через три дня я
не ворочусь…