Неточные совпадения
— Я только хотел передать письмо матушки. Отвечай ей и
не расстраивайся пред ездой. Bonne chance, — прибавил он улыбаясь и
отошел от него.
— Вот,
не угодно ли? — сказал он, вертлявою походкой
отходя к стороне и указывая на картину. — Это увещание Пилатом. Матфея глава XXVII, — сказал он, чувствуя, что губы его начинают трястись
от волнения. Он
отошел и стал позади их.
Оттого ли, что дети видели, что мама любила эту тетю, или оттого, что они сами чувствовали в ней особенную прелесть; но старшие два, а за ними и меньшие, как это часто бывает с детьми, еще до обеда прилипли к новой тете и
не отходили от нее.
Они прошли молча несколько шагов. Варенька видела, что он хотел говорить; она догадывалась о чем и замирала
от волнения радости и страха. Они
отошли так далеко, что никто уже
не мог бы слышать их, но он всё еще
не начинал говорить. Вареньке лучше было молчать. После молчания можно было легче сказать то, что они хотели сказать, чем после слов о грибах; но против своей воли, как будто нечаянно, Варенька сказала...
«Девочка — и та изуродована и кривляется», подумала Анна. Чтобы
не видать никого, она быстро встала и села к противоположному окну в пустом вагоне. Испачканный уродливый мужик в фуражке, из-под которой торчали спутанные волосы, прошел мимо этого окна, нагибаясь к колесам вагона. «Что-то знакомое в этом безобразном мужике», подумала Анна. И вспомнив свой сон, она, дрожа
от страха,
отошла к противоположной двери. Кондуктор отворял дверь, впуская мужа с женой.
— Что, Костя, и ты вошел, кажется, во вкус? — прибавил он, обращаясь к Левину, и взял его под руку. Левин и рад был бы войти во вкус, но
не мог понять, в чем дело, и,
отойдя несколько шагов
от говоривших, выразил Степану Аркадьичу свое недоумение, зачем было просить губернского предводителя.
Степан Аркадьич, сойдя вниз, сам аккуратно снял парусинный чехол с лакированного ящика и, отворив его, стал собирать свое дорогое, нового фасона ружье. Кузьма, уже чуявший большую дачу на водку,
не отходил от Степана Аркадьича и надевал ему и чулки и сапоги, что Степан Аркадьич охотно предоставлял ему делать.
— Со всеми его недостатками нельзя
не отдать ему справедливости, — сказала княгиня Сергею Ивановичу, как только Облонский
отошел от них. — Вот именно вполне Русская, Славянская натура! Только я боюсь, что Вронскому будет неприятно его видеть. Как ни говорите, меня трогает судьба этого человека. Поговорите с ним дорогой, — сказала княгиня.
Настала другая ночь; мы
не смыкали глаз,
не отходили от ее постели.
Княгиня на меня смотрит очень нежно и
не отходит от дочери… плохо!
Все, что ни есть, все, что ни видит он: и лавчонка против его окон, и голова старухи, живущей в супротивном доме, подходящей к окну с коротенькими занавесками, — все ему гадко, однако же он
не отходит от окна.
— Уж ты, брат, ты, ты… я
не отойду от тебя, пока
не узнаю, зачем ты покупал мертвые души.
Попробовали было заикнуться о Наполеоне, но и сами были
не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, которая
не только
не имела никакого подобия правды, но даже просто ни на что
не имела подобия, так что чиновники, вздохнувши, все
отошли прочь; один только полицеймейстер долго еще слушал, думая,
не будет ли, по крайней мере, чего-нибудь далее, но наконец и рукой махнул, сказавши: «Черт знает что такое!» И все согласились в том, что как с быком ни биться, а все молока
от него
не добиться.
Через неделю бабушка могла плакать, и ей стало лучше. Первою мыслию ее, когда она пришла в себя, были мы, и любовь ее к нам увеличилась. Мы
не отходили от ее кресла; она тихо плакала, говорила про maman и нежно ласкала нас.
Так же, казалось, он
не замечал и того, что в трактире или на берегу, среди лодок, рыбаки умолкали в его присутствии,
отходя в сторону, как
от зачумленного.
Пока ее
не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом
отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом
не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
Теперь мы
отойдем от них, зная, что им нужно быть вместе одним. Много на свете слов на разных языках и разных наречиях, но всеми ими, даже и отдаленно,
не передашь того, что сказали они в день этот друг другу.
Начиная рассказ, рассказчик
не забывал попробовать, действует ли кран большой бочки, и
отходил от него, видимо, с облегченным сердцем, так как невольные слезы чересчур крепкой радости блестели в его повеселевших глазах.
Не отходи от нее все время; я оставил ее в тревоге, которую она вряд ли перенесет: она или умрет, или сойдет с ума.
— Бросила! — с удивлением проговорил Свидригайлов и глубоко перевел дух. Что-то как бы разом
отошло у него
от сердца, и, может быть,
не одна тягость смертного страха; да вряд ли он и ощущал его в эту минуту. Это было избавление
от другого, более скорбного и мрачного чувства, которого бы он и сам
не мог во всей силе определить.
Ему даже
отойти от них
не хотелось, но он поднялся по лестнице и вошел в большую, высокую залу, и опять и тут везде, у окон, около растворенных дверей на террасу, на самой террасе, везде были цветы.
Она смотрела на мать робко и потерявшись,
не отходила от нее, скрадывала свои слезы, догадывалась о помешательстве матери и беспокойно осматривалась кругом.
Основу основал, проткал насквозь всю ночь,
Поставил свой товар на-диво,
Засел, надувшися, спесиво,
От лавки
не отходит прочь
И думает: лишь только день настанет,
То всех покупщиков к себе он переманит.
Марья Ивановна
от меня
не отходила.
Тоска взяла меня; я
отошел от окошка и лег спать без ужина, несмотря на увещания Савельича, который повторял с сокрушением: «Господи владыко! ничего кушать
не изволит!
Фенечка, Федосья Николаевна, после мужа и Мити никого так
не обожает, как свою невестку, и когда та садится за фортепьяно, рада целый день
не отходить от нее.
Василий Иванович отправился
от Аркадия в свой кабинет и, прикорнув на диване в ногах у сына, собирался было поболтать с ним, но Базаров тотчас его
отослал, говоря, что ему спать хочется, а сам
не заснул до утра.
— Ну, накинем еще два шага. — Базаров провел носком сапога черту по земле. — Вот и барьер. А кстати: на сколько шагов каждому из нас
от барьера
отойти? Это тоже важный вопрос. Вчера об этом
не было дискуссии.
«Мы», — иронически повторил Самгин,
отходя от Пояркова. Он долго искал какого-нибудь смешного, уничтожающего сравнения, но
не нашел. «Мы пахали» —
не годилось.
Самгин закрыл лицо руками. Кафли печи, нагреваясь все более, жгли спину, это уже было неприятно, но
отойти от печи
не было сил. После ухода Анфимьевны тишина в комнатах стала тяжелей, гуще, как бы только для того, чтобы ясно был слышен голос Якова, — он струился из кухни вместе с каким-то едким, горьковатым запахом...
Самгин кашлянул и сказал,
не отходя от шкафа...
— В нашей воле
отойти ото зла и творить благо. Среди хаотических мыслей Льва Толстого есть одна христиански правильная: отрекись
от себя и
от темных дел мира сего! Возьми в руки плуг и,
не озираясь, иди, работай на борозде, отведенной тебе судьбою. Наш хлебопашец, кормилец наш, покорно следует…
Клим
отошел от окна с досадой на себя. Как это он
не мог уловить смысла пьесы? Присев на стул, Туробоев закурил папиросу, но тотчас же нервно ткнул ее в пепельницу.
Самгин
отошел подальше
от кузницы, спрашивая себя: боится он или
не боится мужиков? Как будто
не боялся, но чувствовал свою беззащитность и унижение пред откровенной враждебностью печника.
— Если он так говорил, он говорил
не глупо, — сказал Самгин,
отходя от нее, а она, покраснев до плеч, закидывая волосы на спину, продолжала...
«Мастеровой революции — это скромно. Может быть, он и неумный, но — честный. Если вы
не способны жить, как я, —
отойдите в сторону, сказал он. Хорошо сказал о революционерах
от скуки и прочих. Такие особенно заслуживают, чтоб на них крикнули: да что вы озорничаете? Николай Первый крикнул это из пушек, жестоко, но — это самозащита. Каждый человек имеет право на самозащиту. Козлов — прав…»
— Живее, Вася,
не задерживай барина, — сказал печник,
отходя прочь
от кузницы.
Самгин встал, вышел из барака, пошел по тропе вдоль рельс,
отойдя версты полторы
от станции, сел на шпалы и вот сидел, глядя на табор солдат, рассеянный по равнине. Затем встал
не легкий для Клима Ивановича вопрос: кто более герой — поручик Петров или Антон Тагильский?
Толпа, покрикивая, медленно разорвалась на три части: две
отходили по косой вправо и влево
от колокольни, третья двигалась по прямой линии
от нее, все три бережно, как нити жемчуга, несли веревки и казались нанизанными на них. Веревки тянулись
от ушей большого колокола, а он как будто
не отпускал их, натягивая все туже.
—
Не хочет гореть, — сказал Туробоев и
отошел от окна. За спиною своей Клим услыхал его тихий возглас...
«Дронов выпросит у этого кота денег на газету и уступит ему женщину, подлец, — окончательно решил он.
Не хотелось сознаться, что это решение огорчает и возмущает его сильнее, чем можно было ожидать. Он тотчас же позаботился
отойти в сторону
от обидной неудачи. — А эта еврейка — права. Вопросами внешней политики надобно заняться. Да».
А отчего нужно ему в Петербург, почему
не мог он остаться в Верхлёве и помогать управлять имением, — об этом старик
не спрашивал себя; он только помнил, что когда он сам кончил курс ученья, то отец
отослал его
от себя.
— Будет вашей женой, Иван Иванович, — сказала Татьяна Марковна, бледная
от волнения, — если… то забудется,
отойдет… (Он сделал нетерпеливый, отчаянный жест…) если этот обрыв вы
не считаете бездной… Я поняла теперь только, как вы ее любите…
— Ни книг
не носите, ни сами больше
не ходите сюда, — сказала она,
отходя от забора. — Здесь сторож есть: он поймает вас — нехорошо!
Только художник представился ему
не в изящной блузе, а в испачканном пальто,
не с длинными волосами, а гладко остриженный;
не нега у него на лице, а мука внутренней работы и беспокойство, усталость. Он вперяет мучительный взгляд в свою картину, то подходит к ней, то
отойдет от нее, задумывается…
Теперь и эта его жертва — предложение жениться — оказалась напрасною. Ее
не приняли. Он
не опасен, и даже
не нужен больше. Его
отсылают. Он терпел в эту минуту
от тех самых мучений, над которыми издевался еще недавно,
не веря им. «Нелогично!» — думал он.
— Весь вечер, всю ночь; я
не отойду от тебя, пока…
Он остановился: у него вдруг
отошло от сердца. Он засмеялся добродушно,
не то над ней,
не то над собой.
— Уезжайте! — сказала она,
отойдя от него на шаг. — Егорка еще
не успел унести чемодан на чердак!..
— Мы высказались… отдаю решение в ваши руки! — проговорил глухо Марк,
отойдя на другую сторону беседки и следя оттуда пристально за нею. — Я вас
не обману даже теперь, в эту решительную минуту, когда у меня голова идет кругом… Нет,
не могу — слышите, Вера, бессрочной любви
не обещаю, потому что
не верю ей и
не требую ее и
от вас, венчаться с вами
не пойду. Но люблю вас теперь больше всего на свете!.. И если вы после всего этого, что говорю вам, — кинетесь ко мне… значит, вы любите меня и хотите быть моей…