Неточные совпадения
— Нечего прощать. Ты меня
не обидел. А и
обидеть меня нельзя, — сказал
старик и стал на плечо надевать снятую сумку. Между тем перекладную телегу выкатили и запрягли лошадей.
Через день Привалов опять был у Бахаревых и долго сидел в кабинете Василья Назарыча. Этот визит кончился ничем.
Старик все время проговорил о делах по опеке над заводами и ни слова
не сказал о своем положении. Привалов уехал,
не заглянув на половину Марьи Степановны, что немного
обидело гордую старуху.
Неужто внучат своих
обидите?» За эту выходку
старик целый год
не пускал ее на глаза.
А так как «
не любить» на нашем семейном языке значило «
обидеть», «обделить», то крутой
старик, сообразно с этим толкованием, и поступил с старшим сыном.
По своему характеру Луковников
не мог никого
обидеть, и поведение Устеньки его серьезно огорчило. В кого она такая уродилась? Права-то она права, да только все-таки
не следовало свою правоту показывать этаким манером. И притом девушка — она и понимать-то
не должна Харитининых дел.
Старик почти
не спал всю ночь и за утренним чаем еще раз заметил...
Ребятишки прятались за баней и хихикали над сердившимся
стариком. Домой он приедет к вечеру, а тогда Пашка заберется на полати в переднюю избу и мать
не даст
обижать.
На Крутяш Груздев больше
не заглядывал, а, бывая в Ключевском заводе, останавливался в господском доме у Палача. Это
обижало Петра Елисеича: Груздев точно избегал его.
Старик Ефим Андреич тоже тайно вздыхал: по женам они хоть и разошлись, а все-таки на глазах человек гибнет. В маленьком домике Ефима Андреича теперь особенно часто появлялась мастерица Таисья и под рукой сообщала Парасковье Ивановне разные новости о Груздеве.
— Я полковник, я
старик, я израненный
старик. Меня все знают… мои ордена… мои раны… она дочь моя… Где она? Где о-н-а? — произнес он, тупея до совершенной невнятности. — Од-н-а!.. р-а-з-в-р-а-т… Разбойники!
не обижайте меня; отдайте мне мою дочь, — выговорил он вдруг с усилием, но довольно твердо и заплакал.
Официант в это время повестил гостей и хозяина, что ужин готов. Вихров настоял, чтобы Макар Григорьев сел непременно и ужинать с ними. Этим
старик очень уж сконфузился, однако сел. Ваньку так это
обидело, что он
не пошел даже и к столу.
Было ясно, что
старик не только
не мог кого-нибудь
обидеть, но сам каждую минуту понимал, что его могут отовсюду выгнать как нищего.
— Нет, нет, конечно, меньше. Вы с ними знакомы, и, может быть, даже сама Наталья Николаевна вам
не раз передавала свои мысли на этот счет; а это для меня главное руководство. Вы можете мне много помочь; дело же крайне затруднительное. Я готов уступить и даже непременно положил уступить, как бы ни кончились все прочие дела; вы понимаете? Но как, в каком виде сделать эту уступку, вот в чем вопрос?
Старик горд, упрям; пожалуй, меня же
обидит за мое же добродушие и швырнет мне эти деньги назад.
— Да
не обидел ли я тебя тем, что насчет чтениев-то спроста сказал? — продолжал он, стараясь сообщить своему голосу особенно простодушный тон, — так ведь у нас,
стариков, уж обычай такой:
не все по головке гладим, а иной раз и против шерсти причесать вздумаем!
Не погневайся!
— Хорошо, — подтвердил Петр Михайлыч, — суди меня бог; а я ему
не прощу; сам буду писать к губернатору; он поймет чувства отца.
Обидь, оскорби он меня, я бы только посмеялся: но он тронул честь моей дочери — никогда я ему этого
не прощу! — прибавил
старик, ударив себя в грудь.
— Ну,
не с гитарой, а около того. С торбаном, что ли. Впрочем, ведь ты меня первая
обидела, глупым назвала, а мне,
старику, и подавно можно правду тебе высказать.
— Ты меня прости, ведь я
не больно потрепала тебя, я ведь нарочно! Иначе нельзя, — дедушка-то
старик, его надо уважить, у него тоже косточки наломаны, ведь он тоже горя хлебнул полным сердцем, —
обижать его
не надо. Ты
не маленький, ты поймешь это… Надо понимать, Олеша! Он — тот же ребенок,
не боле того…
— Бог с ними, Бог с ними! — проговорил
старик, которого видимо чем-нибудь там
обидели. —
Не люблю,
не люблю! Эх, народ! Пойдем в хату! Они сами по себе, а мы сами по себе гуляем.
— Феня… пожалей
старика, который ползает перед тобой на коленях… — молил Гордей Евстратыч страстным задыхавшимся шепотом, хватая себя за горло, точно его что душило. — Погоди…
не говори никому ни слова…
Не хотел тебя
обижать, Феня… прости
старика!
Сатин. Брось!
Не тронь…
не обижай человека! У меня из головы вон
не идет… этот
старик! (Хохочет.)
Не обижай человека!.. А если меня однажды
обидели и — на всю жизнь сразу! Как быть? Простить? Ничего. Никому…
— Крутой
старик… — бормотал Пантелей. — Беда, какой крутой! А ничего, хороший человек…
Не обидит задаром… Ничего…
— Помилуйте, — говорил он, — смешно даже смотреть! Я к ним с полною моей откровенностью: пристройте, говорю,
старика, господа! А они в ответ: бог подаст, Петр Иваныч! И ведь еще смеются, молодые люди… ах, молодые люди!
Обижают молодые люди
старика, да еще язык высовывают! Только и я, знаете,
не промах: зачем, говорю, мне Христа ради кусок себе выпрашивать! Я и сам, коли захочу, свой кусок найду!
— Послушай, Арефа, за такие твои слова тебя надо к Кильмяку отправить, — пошутил воевода и ухмыльнулся. — Ах ты, оборотень, што придумал!.. Только мне это средство
не по моему чину и
не по закону христианскому, да и свою Дарью Никитишну
не желаю
обижать на старости лет. Ах, какое ты мне слово завернул, Арефа. Да ведь надо, штобы молодая-то полюбила
старика!
— Ведь Параха-то
не тово… — заговорил
старик, когда мы уже подходили к балагану: — воротилась. Сама пришла. Он с нее все посымал: и сарафан, и платок, и ботинки… К отцу теперь пришла! Зайчиха-то ее дула-дула… Эх, напрасно, барин! Зачем было девку
обижать, когда ей и без того тошнехонько.
— Пошто, пес, дедушек
обижаешь и печалишь? Балда, балда и есть,
не даст тебе бог счастья и в службе, коли
стариков не почитаешь, пьяный дурак!
И вещал он властям предержащим:
«Многолетний сей труд рассмотри
И мечом правосудья разящим
Буесловия гидру сотри!..»
Суд отказом его
не обидел,
Но
старик уже слишком наврал:
Демагога в Булгарине видел,
Робеспьером Сенковского звал.
— А как же ты, Махметушка, Махрушева-то, астраханского купца Ивана Филиппыча, у царя за семьсот с чем-то целковых выкупил?.. — сказал Марко Данилыч, вспоминая слова Хлябина. — А Махрушев-от ведь был
не один, с женой да с двумя ребятками. За что ж ты с меня за одинокого
старика непомерную цену взять хочешь? Побойся Бога, Махмет Бактемирыч, ведь и тебе тоже помирать придется, и тебе Богу ответ надо будет давать. За что ж ты меня хочешь
обидеть?
Тот ходоков и мир
не обидел, приноса
не отверг, но все-таки под конец беседы молвил им: «Пустое дело,
старики, затеваете —
не видать вам якимовской земли, как ушей своих».
—
Не многонько ль будет, Махметушка? — усмехнувшись, молвил Смолокуров. — Слушай: хоть тот кул и
старик, а Махрушев молодой, да к тому ж у него жена с ребятками, да уж так и быть,
обижать не хочу — получай семьсот целковых — дело с концом.
Я жестоко ошибся насчет
старика Альтанского, которого узнал с первого на него взгляда. Этот человек никого
не обижал и
не мог ни для кого быть причиною ни малейших несчастий.
— Смущаться тебе нечего, Сима, — успокоенным тоном сказал Теркин и повернул к ней лицо. — Ни тебя, ни двоюродной твоей сестры отец
не обидит. И вы с матерью в полном праве порадеть о ваших кровных достатках. Та госпожа — отрезанный ломоть. Дом и капитал держались отцом твоим, а
не братом… Всего бы лучше матери узнать у
старика, какие именно деньги остались после дяди, и сообразно с этим и распорядиться.
— А зачем? Всё глупости…
Не такой ты комплекции, чтоб глупостями заниматься… Игнашка, так и быть уж, человек непонимающий, его бог
обидел, а ты, слава тебе господи,
старик, умирать пора. Вот ко всенощной бы шел.
Чтобы
не обидеть отца отказом, Борис взял рюмку и молча выпил. Когда принесли самовар, он молча, с меланхолическим лицом, в угоду
старику, выпил две чашки противного чаю. Молча он слушал, как «бабенция» намеками говорила о том, что на этом свете есть жестокие и безбожные дети, которые бросают своих родителей.
—
Не бойсь, тебя
не за что
обидеть! — успокоил его заметивший смущение
старик и ушел.