Неточные совпадения
«
Не может быть, чтоб это страшное тело
был брат Николай», подумал Левин. Но он подошел ближе, увидал лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на страшное изменение лица, Левину стòило взглянуть в эти живые поднявшиеся на входившего глаза, заметить легкое движение рта под слипшимися усами, чтобы понять ту страшную истину, что это
мертвое тело
было живой брат.
Вы собирали его,
может быть, около года, с заботами, со старанием, хлопотами; ездили, морили пчел, кормили их в погребе целую зиму; а
мертвые души дело
не от мира сего.
Решено
было еще сделать несколько расспросов тем, у которых
были куплены души, чтобы, по крайней мере, узнать, что за покупки, и что именно нужно разуметь под этими
мертвыми душами, и
не объяснил ли он кому, хоть,
может быть, невзначай, хоть вскользь как-нибудь настоящих своих намерений, и
не сказал ли он кому-нибудь о том, кто он такой.
— Это, однако ж, странно, — сказала во всех отношениях приятная дама, — что бы такое
могли значить эти
мертвые души? Я, признаюсь, тут ровно ничего
не понимаю. Вот уже во второй раз я все слышу про эти
мертвые души; а муж мой еще говорит, что Ноздрев врет; что-нибудь, верно же,
есть.
Старушка вскоре после отъезда нашего героя в такое пришла беспокойство насчет могущего произойти со стороны его обмана, что,
не поспавши три ночи сряду, решилась ехать в город, несмотря на то что лошади
не были подкованы, и там узнать наверно, почем ходят
мертвые души и уж
не промахнулась ли она, боже сохрани, продав их,
может быть, втридешева.
Быть может, поступив на корабль, он снова вообразит, что там, в Каперне, его ждет
не умиравший никогда друг, и, возвращаясь, он
будет подходить к дому с горем
мертвого ожидания.
—
Не говори,
не говори! — остановила его она. — Я опять, как на той неделе,
буду целый день думать об этом и тосковать. Если в тебе погасла дружба к нему, так из любви к человеку ты должен нести эту заботу. Если ты устанешь, я одна пойду и
не выйду без него: он тронется моими просьбами; я чувствую, что я заплачу горько, если увижу его убитого,
мертвого!
Может быть, слезы…
— Да! — вскричал я ему в ответ, — такая же точно сцена уже
была, когда я хоронил Версилова и вырывал его из сердца… Но затем последовало воскресение из
мертвых, а теперь… теперь уже без рассвета! но… но вы увидите все здесь, на что я способен! даже и
не ожидаете того, что я
могу доказать!
Религиозное учение это состояло в том, что всё в мире живое, что
мертвого нет, что все предметы, которые мы считаем
мертвыми, неорганическими,
суть только части огромного органического тела, которое мы
не можем обнять, и что поэтому задача человека, как частицы большого организма, состоит в поддержании жизни этого организма и всех живых частей его.
— Ну
не говорил ли я, — восторженно крикнул Федор Павлович, — что это фон Зон! Что это настоящий воскресший из
мертвых фон Зон! Да как ты вырвался оттуда? Что ты там нафонзонил такого и как ты-то
мог от обеда уйти? Ведь надо же медный лоб иметь! У меня лоб, а я, брат, твоему удивляюсь! Прыгай, прыгай скорей! Пусти его, Ваня, весело
будет. Он тут как-нибудь в ногах полежит. Полежишь, фон Зон? Али на облучок его с кучером примостить?.. Прыгай на облучок, фон Зон!..
Она вдруг вся выпрямилась, хотела взглянуть на меня — и
не могла. Я схватил ее руку, она
была холодна и лежала как
мертвая на моей ладони.
Воевал король Степан с турчином. Уже три недели воюет он с турчином, а все
не может его выгнать. А у турчина
был паша такой, что сам с десятью янычарами
мог порубить целый полк. Вот объявил король Степан, что если сыщется смельчак и приведет к нему того пашу живого или
мертвого, даст ему одному столько жалованья, сколько дает на все войско. «Пойдем, брат, ловить пашу!» — сказал брат Иван Петру. И поехали козаки, один в одну сторону, другой в другую.
О каких-либо работах
не могло быть и речи, так как «только провинившиеся или
не заслужившие мужской благосклонности» попадали на работу в кухне, остальные же служили «потребностям» и
пили мертвую, и в конце концов женщины, по словам Власова,
были развращаемы до такой степени, что в состоянии какого-то ошеломления «продавали своих детей за штоф спирта».
Знайте, впрочем, что я,
может быть, и получше желал
быть чем-нибудь, чем Остерманом; для Остермана
не стоило бы воскресать из
мертвых…
— А
может быть, она
не умерла? — повторял Груздев, ожидая подтверждения этой мысли. — Ведь бывают глубокие обмороки… Я читал в газете про одну девушку, которая четырнадцать дней лежала
мертвая и потом очнулась.
— Напрасно вы брезгуете этим генералом, — сказала она. — Я знавала хуже эфиопов. У меня
был один Гость настоящий болван. Он меня
не мог любить иначе… иначе… ну, скажем просто, он меня колол иголками в грудь… А в Вильно ко мне ходил ксендз. Он одевал меня во все белое, заставлял пудриться, укладывал в постель. Зажигал около меня три свечки. И тогда, когда я казалась ему совсем
мертвой, он кидался на меня.
— «Вы бы должны уважать
мертвых, — скажет папа, — вы
были причиной его смерти, вы запугали его, он
не мог перенести унижения, которое вы готовили ему…
— Да и где же, — говорит, — тебе это знать. Туда, в пропасть, и кони-то твои передовые заживо
не долетели — расшиблись, а тебя это словно какая невидимая сила спасла: как на глиняну глыбу сорвался, упал, так на ней вниз, как на салазках, и скатился. Думали,
мертвый совсем, а глядим — ты дышишь, только воздухом дух оморило. Ну, а теперь, — говорит, — если
можешь, вставай, поспешай скорее к угоднику: граф деньги оставил, чтобы тебя, если умрешь, схоронить, а если жив
будешь, к нему в Воронеж привезть.
Нового они теперь поэтому составить
не могут, а если б и составили, так
не будет его скрепы, как человека
мертвого; прямо на это обстоятельство и упереть можно
будет, и накидать таких тут петель, что сам черт их
не разберет, кто кого дерет…
На днях издатель «Записок из
Мертвого дома» получил уведомление из Сибири, что преступник
был действительно прав и десять лет страдал в каторжной работе напрасно; что невинность его обнаружена по суду, официально. Что настоящие преступники нашлись и сознались и что несчастный уже освобожден из острога. Издатель никак
не может сомневаться в достоверности этого известия…
Со вздохом витязь вкруг себя
Взирает грустными очами.
«О поле, поле, кто тебя
Усеял
мертвыми костями?
Чей борзый конь тебя топтал
В последний час кровавой битвы?
Кто на тебе со славой пал?
Чьи небо слышало молитвы?
Зачем же, поле, смолкло ты
И поросло травой забвенья?..
Времен от вечной темноты,
Быть может, нет и мне спасенья!
Быть может, на холме немом
Поставят тихий гроб Русланов,
И струны громкие Баянов
Не будут говорить о нем...
«Вот и покров прошёл. Осень стоит суха и холодна. По саду летит
мёртвый лист, а земля отзывается на шаги по ней звонко, как чугун. Явился в город проповедник-старичок, собирает людей и о душе говорит им. Наталья сегодня ходила слушать его, теперь сидит в кухне, плачет, а сказать ничего
не может, одно говорит — страшно! Растолстела она безобразно, задыхается даже от жиру и неестественно много
ест. А от Евгеньи ни словечка. Забыла».
У него
был только один соперник — инспектор врачебной управы Крупов, и председатель как-то действительно конфузился при нем; но авторитет Крупова далеко
не был так всеобщ, особенно после того, как одна дама губернской аристократии, очень чувствительная и
не менее образованная, сказала при многих свидетелях: «Я уважаю Семена Ивановича; но
может ли человек понять сердце женщины,
может ли понять нежные чувства души, когда он
мог смотреть на
мертвые тела и,
может быть, касался до них рукою?» — Все дамы согласились, что
не может, и решили единогласно, что председатель уголовной палаты,
не имеющий таких свирепых привычек, один способен решать вопросы нежные, где замешано сердце женщины,
не говоря уже о всех прочих вопросах.
Я тоже поднялся. Трагичность нашего положения, кроме жестокого похмелья, заключалась главным образом в том, что даже войти в нашу избушку
не было возможности: сени
были забаррикадированы
мертвыми телами «академии». Окончание вчерашнего дня пронеслось в очень смутных сценах, и я
мог только удивляться, как попал к нам немец Гамм, которого Спирька хотел бить и который теперь спал, положив свою немецкую голову на русское брюхо Спирьки.
На меня напала непонятная жестокость… Я молча повернулся, хлопнул дверью и ушел к себе в комнату. Делать я ничего
не мог. Голова точно
была набита какой-то кашей. Походив по комнате, как зверь в клетке, я улегся на кушетке и пролежал так битый час. Кругом стояла
мертвая тишина, точно «Федосьины покровы» вымерли поголовно и живым человеком остался я один.
— Толкнитесь, — говорит, — к смотрителю уездного училища: он здесь девкам с лица веснушки сводит и зубы заговаривает, также и от лихорадки какие-то записки дает; и к протопопу
можете зайти, он по лечебнику Каменецкого лечит. У него в самом деле врачебной практики даже больше, чем у меня: я только
мертвых режу, да и то
не поспеваю; вот и теперь сейчас надо ехать.
Маркушка чувствовал обновляющуюся природу, как чувствовал и то, что сам он
не может принять участия в этом обновлении, и каждую минуту готов
был отлететь в сторону, отвалившись
мертвым куском от общей живой массы, совершившей установленный круговорот.
Рюмин (смотрит на всех и странно, тихо смеется). Да, я знаю: это
мертвые слова, как осенние листья… Я говорю их так, по привычке…
не знаю зачем…
может быть потому, что осень настала… С той поры, как я увидел море — в моей душе звучит,
не умолкая, задумчивый шум зеленых волн, и в этой музыке тонут все слова людей… точно капли дождя в море…
Она закрыла глаза и побледнела, и длинный нос ее стал неприятного воскового цвета, как у
мертвой, и Лаптев все еще
не мог разжать ее пальцев. Она
была в обмороке. Он осторожно поднял ее и положил на постель и просидел возле нее минут десять, пока она очнулась. Руки у нее
были холодные, пульс слабый, с перебоями.
— А к тому, — отвечал Потугин, и глаза его засветились таким дружелюбным чувством, какого Литвинов даже
не ожидал от него, — к тому, что вот вы
не отталкиваете
мертвой человечьей головы и вам,
быть может, за вашу доброту и удастся перескочить через роковой камень.
Не стану я вас больше удерживать, только вы позвольте обнять вас на прощанье.
Что, Ксения? что, милая моя?
В невестах уж печальная вдовица!
Все плачешь ты о
мертвом женихе.
Дитя мое! судьба мне
не судила
Виновником
быть вашего блаженства.
Я,
может быть, прогневал небеса,
Я счастие твое
не мог устроить.
Безвинная, зачем же ты страдаешь? —
А ты, мой сын, чем занят? Это что?
— Я-то? — Саша подумала и сказала, махнув рукой: —
Может, и
не жадная — что в том? Я ведь еще
не совсем… низкая,
не такая, что по улицам ходят… А обижаться — на кого? Пускай говорят, что хотят… Люди же скажут, а мне людская святость хорошо известна! Выбрали бы меня в судьи — только
мертвого оправдала бы!.. — И, засмеявшись нехорошим смехом, Саша сказала: — Ну,
будет пустяки говорить… садись за стол!..
—
Не буду, — сказал Маклаков, подумав. — Ну, вот что — прощай! Прими мой совет — я его даю, жалея тебя, — вылезай скорее из этой службы, — это
не для тебя, ты сам понимаешь. Теперь можно уйти — видишь, какие дни теперь!
Мёртвые воскресают, люди верят друг другу, они
могут простить в такие дни многое. Всё
могут простить, я думаю. А главное, сторонись Сашки — это больной, безумный, он уже раз заставил тебя брата выдать, — его надо бы убить, как паршивую собаку! Ну, прощай!
Я уверен, что Неуважай-Корыто глубоко презирает и Менандра, и Нескладина, и всех остальных притворщиков. Притворство
не в его характере. Зачем притворяться живыми, когда мы мертвы и когда нет положения более почтенного, как положение
мертвого человека? — так убеждает он своих сопенкоснимателей. И ежели он, за всем тем, якшается с ними, то потому только, что как ни изловчаются они казаться живыми, все-таки
не могут не быть мертвыми.
— Я начал понимать только тогда, когда увидал ее в гробу… — Он всхлипнул, но тотчас же торопливо продолжал: — только тогда, когда я увидал ее
мертвое лицо, я понял всё, что я сделал. Я понял, что я, я убил ее, что от меня сделалось то, что она
была живая, движущаяся, теплая, а теперь стала неподвижная, восковая, холодная, и что поправить этого никогда, нигде, ничем нельзя. Тот, кто
не пережил этого, тот
не может понять… У! у! у!… — вскрикнул он несколько раз и затих.
Мы
поели какой-то горячей похлебки, и я прилег в балагане, пока согреется чайник с водой, прилег и сейчас же, конечно, заснул
мертвым сном. Вероятно, я так проспал бы до самого утра, если бы меня
не разбудил страшный холод. Мои зубы выбивали лихорадочную дробь. К счастью, в чайнике
была горячая вода, и я
мог согреться.
У нас
не было тогда термометров, и я
не могу сказать, до сколька градусов достигала стужа, но помню, что птица мерзла и что мне приносили воробьев и галок, которые на лету падали
мертвыми и мгновенно коченели; некоторым теплота возвращала жизнь.
Обыскали
мертвого, но ничего свидетельствующего о личности
не нашли: кожаный потертый портсигар с одной сломанной папиросой, старую, порванную на сгибах карту уезда и кусок бинта для перевязки —
может быть, и Жегулев, а
может, и
не он. В десятке шагов от землянки набрели на золотые, старые с репетицией часы, но выбросил ли их этот или, убегая, обронил другой, более настоящий Сашка Жегулев, решить
не могли.
И издали действительно
было похоже на живых и страшных разбойников, глубоко задумавшихся над чем-то своим, разбойничьим, или рассматривавших вытоптанную траву, или собирающихся плясать: колена все время сгибались под тяжестью тела, как ни старались их выпрямить. Но вблизи страшно и невыносимо
было смотреть, и уже никого
не могли обмануть мертвецы притворной жизнью: бессильно, по-мертвому, клонились вялые, точно похудевшие и удлинившиеся шеи,
не держа тяжелой
мертвой головы.
Три дня после роковой ночи, в девять часов утра, Германн отправился в *** монастырь, где должны
были отпевать тело усопшей графини.
Не чувствуя раскаяния, он
не мог однако совершенно заглушить голос совести, твердившей ему: ты убийца старухи! Имея мало истинной веры, он имел множество предрассудков. Он верил, что
мертвая графиня
могла иметь вредное влияние на его жизнь, — и решился явиться на ее похороны, чтобы испросить у ней прощения.
— Постой, — сказал он, ткнув палкой в песок, около ноги сына. — Погоди, это
не так. Это — чепуха. Нужна команда. Без команды народ жить
не может. Без корысти никто
не станет работать. Всегда говорится: «Какая мне корысть?» Все вертятся на это веретено. Гляди, сколько поговорок: «
Был бы сват насквозь свят, кабы душа
не просила барыша». Или: «И святой барыша ради молится». «Машина — вещь
мёртвая, а и она смазки просит».
Краски ее в сравнении с цветом тела и лица — грубое, жалкое подражание; вместо нежного тела она рисует что-то зеленоватое или красноватое; и, говоря безотносительно,
не принимая в соображение, что и для этого зеленоватого или красноватого изображения нужно иметь необыкновенное «уменье», мы должны
будем признаться, что живое тело
не может быть удовлетворительно передано
мертвыми красками.
Не вдаваясь в метафизические суждения о том, каковы на самом деле каузальные отношения между общим и частным (причем необходимо
было бы прийти к заключению, что для человека общее только бледный и
мертвый экстракт на индивидуального, что поэтому между ними такое же отношение, как между словом и реальностью), скажем только, что на самом деле индивидуальные подробности вовсе
не мешают общему значению предмета, а, напротив, оживляют и дополняют его общее значение; что, во всяком случае, поэзия признает высокое превосходство индивидуального уж тем самым, что всеми силами стремится к живой индивидуальности своих образов; что с тем вместе никак
не может она достичь индивидуальности, а успевает только несколько приблизиться к ней, и что степенью этого приближения определяется достоинство поэтического образа.
При переложении оперы для фортепиано теряется большая и лучшая часть подробностей эффектов; многое решительно
не может быть с человеческого голоса или с полного оркестра переведено на жалкий, бедный,
мертвый инструмент, который должен по мере возможности воспроизвести оперу; потому при аранжировке многое должно
быть переделываемо, многое дополняемо —
не с тою надеждою, что в аранжировке опера выйдет лучше, нежели в первоначальном своем виде, а для того, чтобы сколько-нибудь вознаградить необходимую порчу оперы при аранжировке;
не потому, чтобы аранжировщик исправлял ошибки композитора, а просто потому, что он
не располагает теми средствами, какими владеет композитор.
На этот раз до
мертвых нет мне дела.
Иной заботой занят я.
Вы помните, друзья,
Наш давний спор про дон Жуана?
Я говорил, что поздно или рано
Он
будет мой. И что ж? Свет победила мгла,
Не понял той любви святого он значенья,
Которая б теперь спасти его
могла,
И слепо он свершит над нею преступленье.
— Представьте, что только теперь, когда меня выгоняют из России, я вижу, что я никогда
не знал ее. Мне говорили, что нужно ее изучать то так, то этак, и всегда, из всех этих разговоров, выходил только один вздор. Мои несчастия произошли просто оттого, что я
не прочитал в свое время «
Мертвых душ». Если бы я это сделал хотя
не в Лондоне а в Москве, то я бы первый считал обязательством чести доказывать, что в России никогда
не может быть такой революции, о которой мечтает Герцен.
«Ничего нет легче, — прибавляет он, — как вывести оное в родословной и показать его законным наследником, хотя, между нами
будь сказано, и
есть правильнее его наследники, но они об этой земле совсем
не знают, и нам легко
будет их утаить или написать
мертвыми; когда же купчая совершится и они про то сведают, то пусть просят и отыскивают законным порядком, а между тем как в справках и выписках пройдет лет десятка два-три, то
можете вы весь лес вырубить и продать, а луга отдавать внаем и ежегодно получать с них втрое больше доходу, нежели вы за всю сию дачу заплатите».
Я говорил Гоголю после, что, слушая «
Мертвые души» в первый раз, да хоть бы и
не в первый, и увлекаясь красотами его художественного создания, никакой в свете критик, если только он способен принимать поэтические впечатления,
не в состоянии
будет замечать какие-нибудь недостатки; что если он хочет моих замечаний, то пусть даст мне чисто переписанную рукопись в руки, чтоб я на свободе прочел ее и,
может быть,
не один раз; тогда дело другое.
Пора наконец и расстаться с г. Милюковым. Но мы
не можем расстаться с ним,
не обративши внимания читателей на его превосходный разбор «
Мертвых душ» по всем правилам эпической поэмы. Применение всех этих правил к «
Мертвым душам» обнаруживает в авторе большой диалектический талант. Как, напр., умел он найти чудесное в «
Мертвых душах»? Это
была трудная задача, а он нашел, и нашел так искусно, что мы
не можем удержаться от удовольствия выписать это место...
Для нас,
не посвященных в простое таинство души заклинателя — в его власть над словом, превращающую слово в дело, — это
может быть смешно только потому, что мы забыли народную душу, а
может быть, истинную душу вообще; для непосвященного с простою душой, более гармоничной, менее охлажденной рассудком, чем наша, — такое таинство страшно; перед ним —
не мертвый текст, с гордостью записанный со слов деревенского грамотея, а живые, лесные слова;
не догматический предрассудок, но суеверная сказка, а творческий обряд, страшная
быль, которая вот сейчас вырастет перед ним, заколдует его, даст или отнимет благополучие или, еще страшнее, опутает его неизвестными чарами, если того пожелает всемогущий кудесник.