Неточные совпадения
Слушая спокойный, задумчивый голос наставника, разглядывая его, Клим догадывался: какова та женщина, которая могла
бы полюбить Томилина? Вероятно, некрасивая, незначительная, как Таня Куликова
или сестра жены Катина, потерявшая надежды на любовь. Но эти размышления
не мешали Климу ловить медные парадоксы и афоризмы.
И нежные родители продолжали приискивать предлоги удерживать сына дома. За предлогами, и кроме праздников, дело
не ставало. Зимой казалось им холодно, летом по жаре тоже
не годится ехать, а иногда и дождь пойдет, осенью слякоть
мешает. Иногда Антипка что-то сомнителен покажется: пьян
не пьян, а как-то дико смотрит: беды
бы не было, завязнет
или оборвется где-нибудь.
— Именно это и есть; ты преудачно определил в одном слове: «хоть и искренно чувствуешь, но все-таки представляешься»; ну, вот так точно и было со мной: я хоть и представлялся, но рыдал совершенно искренно.
Не спорю, что Макар Иванович мог
бы принять это плечо за усиление насмешки, если
бы был остроумнее; но его честность
помешала тогда его прозорливости.
Не знаю только, жалел он меня тогда
или нет; помнится, мне того тогда очень хотелось.
Мы шли, шли в темноте, а проклятые улицы
не кончались: все заборы да сады. Ликейцы, как тени, неслышно скользили во мраке. Нас провожал тот же самый, который принес нам цветы. Где было грязно
или острые кораллы
мешали свободно ступать, он вел меня под руку, обводил мимо луж, которые, видно, знал наизусть. К несчастью, мы
не туда попали, и, если б
не провожатый, мы проблуждали
бы целую ночь. Наконец добрались до речки, до вельбота, и вздохнули свободно, когда выехали в открытое море.
И теперь она ему нравилась, очень нравилась, но чего-то уже недоставало в ней,
или что-то было лишнее, — он и сам
не мог
бы сказать, что именно, но что-то уже
мешало ему чувствовать, как прежде. Ему
не нравилась ее бледность, новое выражение, слабая улыбка, голос, а немного погодя уже
не нравилось платье, кресло, в котором она сидела,
не нравилось что-то в прошлом, когда он едва
не женился на ней. Он вспомнил о своей любви, о мечтах и надеждах, которые волновали его четыре года назад, — и ему стало неловко.
«Миленький только смотрел и смеялся. Почему ж
бы ему
не пошалить с нами? Ведь это было
бы еще веселее. Разве это было неловко
или разве он этого
не сумел
бы — принять участие в нашей игре? Нет, нисколько
не неловко, и он сумел
бы. Но у него такой характер. Он только
не мешает, но одобряет, радуется, — и только».
Если
бы вы и он, оба,
или хоть один из вас, были люди
не развитые,
не деликатные
или дурные, оно развилось
бы в обыкновенную свою форму — вражда между мужем и женою, вы
бы грызлись между собою, если
бы оба были дурны,
или один из вас грыз
бы другого, а другой был
бы сгрызаем, — во всяком случае, была
бы семейная каторга, которою мы и любуемся в большей части супружеств; она, конечно,
не помешала бы развиться и любви к другому, но главная штука была
бы в ней, в каторге, в грызении друг друга.
Никто, за исключением отдельных святых
или чудаков, даже
не пробует строить свою жизнь на евангельских началах, и все практически уверены, что это привело
бы к гибели жизни, и личной, и общественной, хотя это
не мешает им теоретически признавать абсолютное значение за евангельскими началами, но значение внежизненное по своей абсолютности.
Впрочем, болотные кулики неразборчивы; они живут во всяких болотах: в топких, грязных, кочковатых, мокрых и сухих, даже в открытой ковылистой степи, около какой-нибудь потной низменности
или долины, обросшей кустами, только
бы не мешали им люди.
…Прекрасно, что Михайло взялся ходатайствовать о Сереже Дурове, но
не мешало бы направить еще кого-нибудь из его родственников. Может быть, тетушка твоя Елизавета Павловна могла
бы тут тебе помочь. Верно, она сама
или через кого-нибудь из близких своих имеет возможность поговорить. Ты меня много порадуешь, если скажешь, что удастся это дело…
Наташу, против ожидания, я застал опять одну, и — странное дело, мне показалось, что она вовсе
не так была мне в этот раз рада, как вчера и вообще в другие разы. Как будто я ей в чем-нибудь досадил
или помешал. На мой вопрос: был ли сегодня Алеша? — она отвечала: разумеется, был, но недолго. Обещался сегодня вечером быть, — прибавила она, как
бы в раздумье.
Если
бы вам сказали: ваша тень видит вас, все время видит. Понимаете? И вот вдруг — у вас странное ощущение: руки — посторонние,
мешают, и я ловлю себя на том, что нелепо,
не в такт шагам, размахиваю руками.
Или вдруг — непременно оглянуться, а оглянуться нельзя, ни за что, шея — закована. И я бегу, бегу все быстрее и спиною чувствую: быстрее за мною тень, и от нее — никуда, никуда…
От этого-то я и
не люблю ничего такого, что может меня расстроить
или помешать моему пищеварению. А между тем — что прикажете делать! — беспрестанно встречаются такие случаи. Вот хоть
бы сегодня. Пришел ко мне утром мужик, у него там рекрута, что ли, взяли, ну, а они в самовольном разделе…"
— Зачем ты, Нина, убежала от танцев? — сказала она тоном выговора. — Стала где-то в темноте и болтаешь… Хорошее, нечего сказать, занятие… А я тебя ищи по всем закоулкам. Вы, сударь, — обратилась она вдруг бранчиво и громко к Боброву, — вы, сударь, если сами
не умеете
или не любите танцевать, то хоть барышням
бы не мешали и
не компрометировали
бы их беседой tete-a-tete.. [Наедине (франц. ).] в темных углах…
Поэтому нам
не мешало бы условиться раз навсегда:
не говорить о том, что нам давно уже известно,
или о том, что
не входит в круг нашей компетенции.
Шмага. Ах, Гришка, оставь! Оставь, говорю я тебе! (Кручининой.) Но я вам должен сказать, мадам, что и дальнейшее наше существование
не обеспечено. Вы — знаменитость, вы получаете за спектакль чуть
не половину сбора; а еще неизвестно, от кого зависит успех пьесы — и кто делает сборы, вы
или мы. Так
не мешало бы вам поделиться с товарищами.
— Непременно скажи, прошу тебя о том! — восклицала Елизавета Петровна почти умоляющим голосом. —
Или вот что мы лучше сделаем! — прибавила она потом, как
бы сообразив нечто. — Чтобы мне никак вам
не мешать, ты возьми мою спальную: у тебя будет зала, гостиная и спальная, а я возьму комнаты за коридором, так мы и будем жить на двух разных половинах.
Не мешало бы теперь пойти и посмотреть: цела эта лапка
или нет?
Но как везде бывают и всегда могут быть неподходящие к общему правилу исключения, так было и здесь. Рядом с теми, которые приспособлялись активно практиковать «систему самовознаграждения»,
или хотя пассивно «
не мешать товарищам», были беспокойные отщепенцы, «надышавшиеся брянчаниновским духом». Их звали «сектою» и недаром на них косились, как
бы предчувствуя, что из них, наконец, выйдет когда-нибудь «предерзкая собака на сене». Таковою и вышел Николай Фермор.
— А вы, право, погостили
бы у нас? — говорил мне Гаврило Степаныч, когда мы прощались вечером. — Мухоедов пусть едет, а вам в Пеньковке
или здесь просматривать бумаги все равно… Право, оставайтесь? Мы вам отдадим переднюю избу, и живите себе: Епинет Петрович будет навещать нас, и заживем отлично. Мы с Сашей люди простые,
не помешаем вам.
«А вдруг мама
не приедет за мной? — беспокойно, в сотый раз, спрашивал сам себя Буланин. — Может быть, она
не знает, что нас распускают по субботам?
Или вдруг ей
помешает что-нибудь? Пусть уж тогда
бы прислала горничную Глашу. Оно, правда, неловко как-то воспитаннику военной гимназии ехать по улице с горничной, ну, да что уж делать, если без провожатого нельзя…»
— Мне самому это было
бы крайне неприятно, но никто
не мешает вам отказаться, объявить себя больным
или уехать…
Пологий. Я вам, думается,
не мешаю. Если
бы вы газету читали
или что другое, то, конечно, я
бы вам
мешал.
— Эх, славное место! — сказал философ. — Вот тут
бы жить, ловить рыбу в Днепре и в прудах, охотиться с тенетами
или с ружьем за стрепетами и крольшнепами! Впрочем, я думаю, и дроф немало в этих лугах. Фруктов же можно насушить и продать в город множество
или, еще лучше, выкурить из них водку; потому что водка из фруктов ни с каким пенником
не сравнится. Да
не мешает подумать и о том, как
бы улизнуть отсюда.
А для того, чтобы богатому любить
не словом
или языком, а делом и истиной, надо давать просящему, как сказал Христос. А если давать просящему, то как
бы много имения ни было у человека, он скоро перестанет быть богат. А как только перестанет быть богат, так и случится с ним то самое, что Христос сказал богатому юноше, то есть
не будет уже того, что
мешало богатому юноше идти за ним.
—
Или, быть может, излишняя скромность
мешает вам быть откровенным? Я
не берусь проникнуть в вашу душу, Василий Иваныч; но если в вас нет затаенной страсти, то вряд ли есть и равнодушие… Буду чудовищно откровенен. Равнодушию я
бы обрадовался, как манне небесной.
К 1870 году я начал чувствовать потребность отдаться какому-нибудь новому произведению, где
бы отразились все мои пережитки за последние три-четыре года. Но странно! Казалось
бы, моя любовь к театру, специальное изучение его и в Париже и в Вене должны были
бы поддержать во мне охоту к писанию драматических вещей. Но так
не выходило, вероятнее всего потому, что кругом шла чужая жизнь, а разнообразие умственных и художественных впечатлений
мешало сосредоточиться на сильном замысле в драме
или в комедии.
Если б он
или кто другой на его месте обошелся со мною невнимательно
или некрасиво, это
не помешало бы мне оценить его с полной правдивостью.
— Пробить каменную стену… Видите ль, Прокофьич сейчас рассказал мне один необыкновенный случай старого времени… Мне
бы хотелось узнать: вздор болтает старик
или правду говорит… Посторонних, особенно своих крепостных, в это дело
мешать не годится… Будьте так любезны, Сергей Андреич,
не откажите…
Армия все время стояла на одном месте. Казалось
бы, для чего было двигать постоянно вдоль фронта бесчисленные полевые госпитали вслед за их частями? Что
мешало расставить их неподвижно в нужных местах? Разве было
не все равно, попадет ли больной солдат единой русской армии в госпиталь своей
или чужой дивизии? Между тем, стоя на месте, госпиталь мог
бы устроить многочисленные, просторные и теплые помещения для больных, с изоляционными палатами для заразных, с банями, с удобной кухней.
Если
бы Анжель тотчас же и навсегда хотела разлучить меня со своей дочерью и если
бы ее дочь на это согласилась, она
не оставила
бы ее в Петербурге близ меня, в доме, существование которого при желании всякий может открыть, и под охраной более
или менее преданных слуг, но которых можно подкупить, если
не жалеть денег, и которые, во всяком случае,
не могут
помешать Ирене поступить как ей вздумается.
— Так говорят только лентяи и пошляки! — рассердился Семен Порфирьевич. — Гладких наш враг, он
мешает нашим планам, он должен исчезнуть. Тогда мы будем хозяйничать в высоком доме, Танюша будет так
или иначе твоя, в наших руках будет весь капитал. Все это в нашей власти! Неужели мы этим
не воспользуемся? Это было
бы более чем глупо. Повторяю, единственная преграда этому — Гладких. Он должен умереть!..
— Духу нет, как
бы вам сказать… форсу такого. Сидит это по целым часам и перо грызет, и ничего
не может. Вот вы и прикиньте: коли на каждую неделю, примерно, хотя по три дня — выйдет уж двенадцать день прогульных; по нашему с вами расчету, двухсот уже целковых и
не досчитался; а в остальные — тоже могут помехи быть: нездоровье там, что ли,
или ехать куда,
или гости
помешают. Да это еще я про обстоятельного человека говорю… иные и зашибаются, так тут ведь никакого предела нельзя положить…
Все почти господствующие оценки революции основаны на том предположении, что ее могло
бы и
не быть и ее можно было
бы не допустить
или что она могла
бы быть разумной и доброй, если
бы злодеи большевики
не помешали.
Наблюдая жизнь этих молодых супругов, сам Соломон
не разобрал
бы, кто больше терпел: жена ли, несшая тяжелое бремя присутствия невыносимого глупца мужа,
или глупец муж, решительно недоумевавший, что такое происходит в его доме? что нужно его молодой жене и что
мешает ей жить, как живут другие?
— Да чего ж ты хотела? — вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна. — Что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему
мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?.. Ну увез
бы он тебя, что́ ж ты думаешь, его
бы не нашли? Твой отец,
или брат,
или жених? А он мерзавец, негодяй, вот что!