Неточные совпадения
Да сказать Держиморде, чтобы
не слишком
давал воли кулакам своим; он, для порядка, всем ставит фонари под глазами — и
правому и виноватому.
Всего более его смущало то, что он
не мог
дать достаточно твердого определения слову:"
права́".
— О моралист! Но ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только на своих
правах, и
права эти твоя любовь, которой ты
не можешь ей
дать; а другая жертвует тебе всем и ничего
не требует. Что тебе делать? Как поступить? Тут страшная драма.
— Это надо рассказать вам. Я был занят, и чем?
Даю вам это из ста, из тысячи…
не угадаете. Я мирил мужа с оскорбителем его жены. Да,
право!
Деньги за две трети леса были уже прожиты, и, за вычетом десяти процентов, он забрал у купца почти все вперед за последнюю треть. Купец больше
не давал денег, тем более что в эту зиму Дарья Александровна, в первый раз прямо заявив
права на свое состояние, отказалась расписаться на контракте в получении денег за последнюю треть леса. Всё жалование уходило на домашние расходы и на уплату мелких непереводившихся долгов. Денег совсем
не было.
— Извините меня, графиня, — но я,
право, ничего этого
не знаю и ничего
не могу вам сказать, — сказал он и оглянулся на входившего вслед за
дамой военного.
Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня очень обрадовало: оно
давало мне
право печатать эти записки, и я воспользовался случаем поставить свое имя над чужим произведением.
Дай Бог, чтоб читатели меня
не наказали за такой невинный подлог!
Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны были торжествовать… Я хотел
дать себе полное
право не щадить его, если бы судьба меня помиловала. Кто
не заключал таких условий с своею совестью?
Если ты над нею
не приобретешь власти, то даже ее первый поцелуй
не даст тебе
права на второй; она с тобой накокетничается вдоволь, а года через два выйдет замуж за урода, из покорности к маменьке, и станет себя уверять, что она несчастна, что она одного только человека и любила, то есть тебя, но что небо
не хотело соединить ее с ним, потому что на нем была солдатская шинель, хотя под этой толстой серой шинелью билось сердце страстное и благородное…
Бог
даст,
не хуже их доедем: ведь нам
не впервые», — и он был
прав: мы точно могли бы
не доехать, однако ж все-таки доехали, и если б все люди побольше рассуждали, то убедились бы, что жизнь
не стоит того, чтоб об ней так много заботиться…
— Напротив; был один адъютант, один натянутый гвардеец и какая-то
дама из новоприезжих, родственница княгини по мужу, очень хорошенькая, но очень, кажется, больная…
Не встретили ль вы ее у колодца? — она среднего роста, блондинка, с правильными чертами, цвет лица чахоточный, а на
правой щеке черная родинка: ее лицо меня поразило своей выразительностию.
— Константин Федорович! Платон Михайлович! — вскрикнул он. — Отцы родные! вот одолжили приездом!
Дайте протереть глаза! Я уж,
право, думал, что ко мне никто
не заедет. Всяк бегает меня, как чумы: думает — попрошу взаймы. Ох, трудно, трудно, Константин Федорович! Вижу — сам всему виной! Что делать? свинья свиньей зажил. Извините, господа, что принимаю вас в таком наряде: сапоги, как видите, с дырами. Да чем вас потчевать, скажите?
— Да
не найдешь слов с вами!
Право, словно какая-нибудь,
не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама
не ест сена, и другим
не дает. Я хотел было закупать у вас хозяйственные продукты разные, потому что я и казенные подряды тоже веду… — Здесь он прилгнул, хоть и вскользь, и без всякого дальнейшего размышления, но неожиданно удачно. Казенные подряды подействовали сильно на Настасью Петровну, по крайней мере, она произнесла уже почти просительным голосом...
Но тут он остановился,
не зная, какое имя
дать этому действию —
правое ли оно или неправое.
— Есть у меня, пожалуй, трехмиллионная тетушка, — сказал Хлобуев, — старушка богомольная: на церкви и монастыри
дает, но помогать ближнему тугенька. А старушка очень замечательная. Прежних времен тетушка, на которую бы взглянуть стоило. У ней одних канареек сотни четыре. Моськи, и приживалки, и слуги, каких уж теперь нет. Меньшому из слуг будет лет шестьдесят, хоть она и зовет его: «Эй, малый!» Если гость как-нибудь себя
не так поведет, так она за обедом прикажет обнести его блюдом. И обнесут,
право.
Но дело в том, что я намерен это следить
не формальным следованьем по бумагам, а военным быстрым судом, как в военное <время>, и надеюсь, что государь мне
даст это
право, когда я изложу все это дело.
— Эк,
право, затвердила сорока Якова одно про всякого, как говорит пословица; как наладили на два, так
не хотите с них и съехать. Вы
давайте настоящую цену!
— Ну, вот вам еще доказательство, что она бледна, — продолжала приятная
дама, — я помню, как теперь, что я сижу возле Манилова и говорю ему: «Посмотрите, какая она бледная!»
Право, нужно быть до такой степени бестолковыми, как наши мужчины, чтобы восхищаться ею. А наш-то прелестник… Ах, как он мне показался противным! Вы
не можете себе представить, Анна Григорьевна, до какой степени он мне показался противным.
Плюшкин приласкал обоих внуков и, посадивши их к себе одного на
правое колено, а другого на левое, покачал их совершенно таким образом, как будто они ехали на лошадях, кулич и халат взял, но дочери решительно ничего
не дал; с тем и уехала Александра Степановна.
Одна очень любезная
дама, — которая приехала вовсе
не с тем чтобы танцевать, по причине приключившегося, как сама выразилась, небольшого инкомодите [Инкомодитé (от фр. l’incommоdité) — здесь: нездоровье.] в виде горошинки на
правой ноге, вследствие чего должна была даже надеть плисовые сапоги, —
не вытерпела, однако же, и сделала несколько кругов в плисовых сапогах, для того именно, чтобы почтмейстерша
не забрала в самом деле слишком много себе в голову.
Я знаю:
дам хотят заставить
Читать по-русски.
Право, страх!
Могу ли их себе представить
С «Благонамеренным» в руках!
Я шлюсь на вас, мои поэты;
Не правда ль: милые предметы,
Которым, за свои грехи,
Писали втайне вы стихи,
Которым сердце посвящали,
Не все ли, русским языком
Владея слабо и с трудом,
Его так мило искажали,
И в их устах язык чужой
Не обратился ли в родной?
Какое они имели
право говорить и плакать о ней? Некоторые из них, говоря про нас, называли нас сиротами. Точно без них
не знали, что детей, у которых нет матери, называют этим именем! Им, верно, нравилось, что они первые
дают нам его, точно так же, как обыкновенно торопятся только что вышедшую замуж девушку в первый раз назвать madame.
Когда стали подходить к кресту, я вдруг почувствовал, что нахожусь под тяжелым влиянием непреодолимой, одуревающей застенчивости, и, чувствуя, что у меня никогда
не достанет духу поднести свой подарок, я спрятался за спину Карла Иваныча, который, в самых отборных выражениях поздравив бабушку, переложил коробочку из
правой руки в левую, вручил ее имениннице и отошел несколько шагов, чтобы
дать место Володе.
— Да что вы, Родион Романыч, такой сам
не свой?
Право! Слушаете и глядите, а как будто и
не понимаете. Вы ободритесь. Вот
дайте поговорим: жаль только, что дела много и чужого и своего… Эх, Родион Романыч, — прибавил он вдруг, — всем человекам надобно воздуху, воздуху, воздуху-с… Прежде всего!
Иного я и обязан, например, заарестовать поскорее, а другой ведь
не такого характера, право-с; так отчего ж бы и
не дать ему погулять по городу, хе-хе-с!
— Э! да ты, я вижу, Аркадий Николаевич, понимаешь любовь, как все новейшие молодые люди: цып, цып, цып, курочка, а как только курочка начинает приближаться,
давай бог ноги! Я
не таков. Но довольно об этом. Чему помочь нельзя, о том и говорить стыдно. — Он повернулся на бок. — Эге! вон молодец муравей тащит полумертвую муху. Тащи ее, брат, тащи!
Не смотри на то, что она упирается, пользуйся тем, что ты, в качестве животного, имеешь
право не признавать чувства сострадания,
не то что наш брат, самоломанный!
— Лекарская? — повторила Фенечка и повернулась к нему. — А знаете что? Ведь с тех пор, как вы мне те капельки
дали, помните? уж как Митя спит хорошо! Я уж и
не придумаю, как мне вас благодарить; такой вы добрый,
право.
— Вас, юристов, эти вопросы
не так задевают, как нас, инженеров. Грубо говоря — вы охраняете
права тех, кто грабит и кого грабят,
не изменяя установленных отношений. Наше дело — строить, обогащать страну рудой, топливом, технически вооружать ее. В деле призвания варягов мы лучше купца знаем, какой варяг полезней стране, а купец ищет дешевого варяга. А если б
дали денег нам, мы могли бы обойтись и без варягов.
Клим лежал, закрыв глаза, и думал, что Варвара уже внесла в его жизнь неизмеримо больше того, что внесли Нехаева и Лидия. А Нехаева —
права: жизнь, в сущности,
не дает ни одной капли меда,
не сдобренной горечью. И следует жить проще, да…
Ушел он в настроении,
не совсем понятном ему: эта беседа взволновала его гораздо более, чем все другие беседы с Мариной; сегодня она
дала ему
право считать себя обиженным ею, но обиды он
не чувствовал.
— А-а, приехал, — ненужно громко сказала Марина и, встряхнув какими-то бумагами в левой руке,
правую быстро вскинула к подбородку Клима. Она никогда раньше
не давала ему целовать руку, и в этом ее жесте Самгин почувствовал нечто.
На мой взгляд, ныне она уже такова, что лично мне
дает право отказаться от продолжения линии предков, — линии, требующей от человека некоторых качеств, которыми я
не обладаю.
— Ириней Лионский, Дионисий Галикарнасский, Фабр д’Оливе, Шюре, — слышал Самгин и слышал веские слова: любовь, смерть, мистика, анархизм. Было неловко, досадно, что люди моложе его, незначительнее и какие-то богатые модницы знают то, чего он
не знает, и это
дает им
право относиться к нему снисходительно, как будто он — полудикарь.
— Да, темно на дворе, — скажет она. — Вот, Бог
даст, как дождемся Святок, приедут погостить свои, ужо будет повеселее, и
не видно, как будут проходить вечера. Вот если б Маланья Петровна приехала, уж тут было бы проказ-то! Чего она
не затеет! И олово лить, и воск топить, и за ворота бегать; девок у меня всех с пути собьет. Затеет игры разные… такая
право!
Опенкин в нескольких словах сам рассказал историю своей жизни. Никто никогда
не давал себе труда, да и
не нужно никому было разбирать, кто
прав, кто виноват был в домашнем разладе, он или жена.
Бабушка сострадательна к ней: от одного этого можно умереть! А бывало, она уважала ее, гордилась ею, признавала за ней
права на свободу мыслей и действий,
давала ей волю, верила ей! И все это пропало! Она обманула ее доверие и
не устояла в своей гордости!
— Вы рассудите, бабушка: раз в жизни девушки расцветает весна — и эта весна — любовь. И вдруг
не дать свободы ей расцвесть, заглушить, отнять свежий воздух, оборвать цветы… За что же и по какому
праву вы хотите заставить, например, Марфеньку быть счастливой по вашей мудрости, а
не по ее склонности и влечениям?
Но какие капитальные препятствия встретились ему? Одно — она отталкивает его, прячется, уходит в свои
права, за свою девическую стену, стало быть…
не хочет. А между тем она
не довольна всем положением, рвется из него, стало быть, нуждается в другом воздухе, другой пище, других людях. Кто же ей
даст новую пищу и воздух? Где люди?
Между тем, отрицая в человеке человека — с душой, с
правами на бессмертие, он проповедовал какую-то правду, какую-то честность, какие-то стремления к лучшему порядку, к благородным целям,
не замечая, что все это делалось ненужным при том, указываемом им, случайном порядке бытия, где люди, по его словам, толпятся, как мошки в жаркую погоду в огромном столбе, сталкиваются, мятутся, плодятся, питаются, греются и исчезают в бестолковом процессе жизни, чтоб завтра
дать место другому такому же столбу.
Конечно, молнию эту вызвала хорошая черта, но она и
не сомневалась в достоинстве его характера, она только
не хотела сближения теснее, как он желал, и
не давала ему никаких других, кроме самых ограниченных,
прав на свое внимание.
А сами потихоньку делают то же самое — и еще ухитрились себе присвоивать это
право, а женщинам
не давать его!
— Как
не готовили? Учили верхом ездить для военной службы,
дали хороший почерк для гражданской. А в университете: и
права, и греческую, и латинскую мудрость, и государственные науки, чего
не было? А все прахом пошло. Ну-с, продолжайте, что же я такое?
— Простите, — продолжал потом, — я ничего
не знал, Вера Васильевна. Внимание ваше
дало мне надежду. Я дурак — и больше ничего… Забудьте мое предложение и по-прежнему
давайте мне только
права друга… если стою, — прибавил он, и голос на последнем слове у него упал. —
Не могу ли я помочь? Вы, кажется, ждали от меня услуги?
— Так. Вы мне
дадите право входить без доклада к себе, и то
не всегда: вот сегодня рассердились, будете гонять меня по городу с поручениями — это привилегия кузеней, даже советоваться со мной, если у меня есть вкус, как одеться; удостоите искреннего отзыва о ваших родных, знакомых, и, наконец, дойдет до оскорбления… до того, что поверите мне сердечный секрет, когда влюбитесь…
— Правда, в неделю раза два-три: это
не часто и
не могло бы надоесть: напротив, — если б делалось без намерения, а так само собой. Но это все делается с умыслом: в каждом вашем взгляде и шаге я вижу одно — неотступное желание
не давать мне покоя, посягать на каждый мой взгляд, слово, даже на мои мысли… По какому
праву, позвольте вас спросить?
Ему все еще хотелось удержаться в позиции и удалиться с некоторым достоинством, сохраняя за собой
право не давать ответа. Но Тушин уже знал, что другого ответа быть
не может. Марк чувствовал это и стал отступать постепенно.
Она шла
не самонадеянно, а, напротив, с сомнениями,
не ошибается ли она,
не прав ли проповедник, нет ли в самом деле там, куда так пылко стремится он, чего-нибудь такого чистого, светлого, разумного, что могло бы
не только избавить людей от всяких старых оков, но открыть Америку, новый, свежий воздух, поднять человека выше, нежели он был,
дать ему больше, нежели он имел.
Короче, я объяснил ему кратко и ясно, что, кроме него, у меня в Петербурге нет решительно никого, кого бы я мог послать, ввиду чрезвычайного дела чести, вместо секунданта; что он старый товарищ и отказаться поэтому даже
не имеет и
права, а что вызвать я желаю гвардии поручика князя Сокольского за то, что, год с лишком назад, он, в Эмсе,
дал отцу моему, Версилову, пощечину.
— И ты
прав. Я догадался о том, когда уже было все кончено, то есть когда она
дала позволение. Но оставь об этом. Дело
не сладилось за смертью Лидии, да, может, если б и осталась в живых, то
не сладилось бы, а маму я и теперь
не пускаю к ребенку. Это — лишь эпизод. Милый мой, я давно тебя ждал сюда. Я давно мечтал, как мы здесь сойдемся; знаешь ли, как давно? — уже два года мечтал.
— Я бы просил прочесть эти исследования, — строго сказал товарищ прокурора,
не глядя на председателя, слегка бочком приподнявшись и
давая чувствовать тоном голоса, что требование этого чтения составляет его
право, и он от этого
права не отступится, и отказ будет поводом кассации.