Неточные совпадения
— И я
не один, — продолжал Левин, — я сошлюсь на всех хозяев, ведущих рационально
дело; все, зa редкими исключениями, ведут
дело в убыток. Ну, вы скажите, что̀
ваше хозяйство — выгодно? — сказал Левин, и тотчас же во взгляде Свияжского Левин заметил то мимолетное выражение испуга, которое он замечал, когда хотел проникнуть далее приемных комнат
ума Свияжского.
Мне-с?..
ваша тетушка на
ум теперь пришла,
Как молодой француз сбежал у ней из дому.
Голубушка! хотела схоронить
Свою досаду,
не сумела:
Забыла волосы чернить
И через три
дни поседела.
— И тут вы остались верны себе! — возразил он вдруг с радостью, хватаясь за соломинку, — завет предков висит над вами:
ваш выбор пал все-таки на графа! Ха-ха-ха! — судорожно засмеялся он. — А остановили ли бы вы внимание на нем, если б он был
не граф? Делайте, как хотите! — с досадой махнул он рукой. — Ведь… «что мне за
дело»? — возразил он ее словами. — Я вижу, что он, этот homme distingue, изящным разговором, полным
ума, новизны, какого-то трепета, уже тронул, пошевелил и… и… да, да?
— Видите свою ошибку, Вера: «с понятиями о любви», говорите вы, а
дело в том, что любовь
не понятие, а влечение, потребность, оттого она большею частию и слепа. Но я привязан к вам
не слепо.
Ваша красота, и довольно редкая — в этом Райский прав — да
ум, да свобода понятий — и держат меня в плену долее, нежели со всякой другой!
— И то уж много и хорошо, что
ум ваш мечтает об этом, а
не о чем ином. Нет-нет да невзначай и в самом
деле сделаете какое-нибудь доброе
дело.
Конечно, и то правда, что, подписывая на пьяной исповеди Марьи Алексевны «правда», Лопухов прибавил бы: «а так как, по
вашему собственному признанию, Марья Алексевна, новые порядки лучше прежних, то я и
не запрещаю хлопотать о их заведении тем людям, которые находят себе в том удовольствие; что же касается до глупости народа, которую вы считаете помехою заведению новых порядков, то, действительно, она помеха
делу; но вы сами
не будете спорить, Марья Алексевна, что люди довольно скоро умнеют, когда замечают, что им выгодно стало поумнеть, в чем прежде
не замечалась ими надобность; вы согласитесь также, что прежде и
не было им возможности научиться
уму — разуму, а доставьте им эту возможность, то, пожалуй, ведь они и воспользуются ею».
Если же вы
не захотите нас удовлетворить, то есть ответите: нет, то мы сейчас уходим, и
дело прекращается; вам же в глаза говорим, при всех
ваших свидетелях, что вы человек с
умом грубым и с развитием низким; что называться впредь человеком с честью и совестью вы
не смеете и
не имеете права, что это право вы слишком дешево хотите купить.
— Эй, вы, чего лезете? — крикнул он на толпу. —
Не вашего это
ума дело… Да и ты, Гермоген, держал бы лучше язык за зубами.
— Нечего вам мудрить-то, старые черти! — огрызнулась на всех троих Рачителиха. —
Не вашего это
ума дело… Видно, брать тебе, Никитич, Пашку к себе в дом зятем. Федорку принял, а теперь бери Пашку… Парень отличный.
— Гм… гм… Если
не ошибаюсь — Номоканон, правило сто семьдесят… сто семьдесят… сто семьдесят… восьмое… Позвольте, я его, кажется, помню наизусть… Позвольте!.. Да, так! «Аще убиет сам себя человек,
не поют над ним, ниже поминают его, разве аще бяше изумлен, сиречь вне
ума своего»… Гм… Смотри святого Тимофея Александрийского… Итак, милая барышня, первым
делом… Вы, говорите, что с петли она была снята
вашим доктором, то есть городским врачом… Фамилия?..
— Нет, даже легко!.. Легко даже! — воскликнул Вихров и, встав снова со стула, начал ходить по комнате. — Переносить долее то, что я переносил до сих пор, я
не могу!.. Одна глупость моего положения может каждого свести с
ума!.. Я, как сумасшедший какой, бегу сюда каждый
день — и зачем? Чтобы видеть
вашу счастливую семейную жизнь и мешать только ей.
— Я
не знаю, как у других едят и чье едят мужики — свое или наше, — возразил Павел, — но знаю только, что все эти люди работают на пользу
вашу и мою, а потому вот в чем
дело: вы были так милостивы ко мне, что подарили мне пятьсот рублей; я желаю, чтобы двести пятьдесят рублей были употреблены на улучшение пищи в нынешнем году, а остальные двести пятьдесят — в следующем, а потом уж я из своих трудов буду высылать каждый год по двести пятидесяти рублей, — иначе я с
ума сойду от мысли, что человек, работавший на меня — как лошадь, — целый
день,
не имеет возможности съесть куска говядины, и потому прошу вас завтрашний же
день велеть купить говядины для всех.
— Боже ты мой, царь милостивый! Верх ребячества невообразимого! — воскликнул он. — Ну,
не видайтесь, пожалуй! Действительно, что тут накупаться на эти бабьи аханья и стоны; оставайтесь у меня, ночуйте, а завтра напишите записку: так и так, мой друг, я жив и здоров, но уезжаю по очень экстренному
делу, которое устроит наше благополучие. А потом, когда женитесь, пошлите деньги — и
делу конец: ларчик, кажется, просто открывался! Я, признаюсь, Яков Васильич, гораздо больше думал о
вашем уме и характере…
— Н-нет… Я
не очень боюсь… Но
ваше дело совсем другое. Я вас предупредил, чтобы вы все-таки имели в виду. По-моему, тут уж нечего обижаться, что опасность грозит от дураков;
дело не в их
уме: и
не на таких, как мы с вами, у них подымалась рука. А впрочем, четверть двенадцатого, — посмотрел он на часы и встал со стула, — мне хотелось бы сделать вам один совсем посторонний вопрос.
— Это такой скотина
ваш Ферапонт Григорьич, — сказал Хозаров, входя к Татьяне Ивановне, — что
уму невообразимо! Какой он дворянин… он черт его знает что такое! Какой-то кулак… выжига. Как вы думаете, что он мне отвечал? В подобных вещах порядочные люди, если и
не желают дать, то отговариваются как-нибудь поделикатнее; говорят обыкновенно: «Позвольте, подумать… я скажу вам
дня через два», и тому подобное, а этот медведь с первого слова заладил: «Нет денег», да и только.
Такая горничная, сидя за работой в задней комнате порядочного дома, подобна крокодилу на
дне светлого американского колодца… такая горничная, как сальное пятно, проглядывающее сквозь свежие узоры перекрашенного платья — приводит
ум в печальное сомнение насчет домашнего образа жизни господ… о, любезные друзья,
не дай бог вам влюбиться в девушку, у которой такая горничная, если вы
разделяете мои мнения, — то очарование
ваше погибло навеки.
Но при всем уважении моем к
вашему уму и сердцу… и сердцу, — повторил я, — я
не могу допустить, чтобы такое трудное, сложное и ответственное
дело, как организация помощи, находилось в одних только
ваших руках.
— Ухорез, что и говорить. За удальство и сюда-те попал. С каторги выбежал, шестеро бурят напали — сам-друг от них отбился, вот он какой. Воин. Пашня ли ему, братец, на
уме? Ему бы с Абрашкой с Ахметзяновым стакаться — они бы делов наделали, нашумели бы до моря, до кияну… Или бы на прииска… На приисках, говорит, я в один
день человеком стану, все
ваше добро продам и выкуплю… И верно, — давно бы ему на приисках либо в остроге быть, кабы
не Марья.
Вихорев. Нет, в самом
деле. Много есть купцов, да все в них нет того, что я вижу в вас — этой патриархальности… Знаете ли что, Максим Федотыч?..
Ваша доброта,
ваше простодушие, наконец
ваш ум дают мне смелость говорить с вами откровенно… Я надеюсь, что вы на меня
не обидитесь?
— А то
не по нраву, что
не люблю, коли говорят неправду, — отвечала Грачиха, —
не от бога
ваши молодые господа померли, про сынка, пускай уж,
не знаем, в Питере
дело было, хоть тоже слыхали, что из-за денег все вышло: он думал так, что маменька богата,
не пожалеет для него, взял да казенным денежкам глаза и протер, а выкупу за него
не сделали. За неволю с
ума спятишь, можо,
не своей смертью и помер, а принял что-нибудь, — слыхали тоже и знаем!
— Очень вам благодарен, — говорит, — дядюшка, за
ваш совет и вполне уверен, что вами руководствует мне желание добра, но вы меня совсем
не поняли. Обмануться я
не могу, потому что я женюсь с расчетцем. Нынче уж, — говорит, — дядюшка, над любовью смеются, а всем надобно злата, злата и злата. Точно так и я. У меня все предусмотрено: кроме ее прекрасного воспитания,
ума, доброты ангельской, кроме, наконец, обыкновенного приданого, у ней миллионное наследство — в
деле. Много ли у вас таких невест?
Грекова.
Не завидую вам. И ему тоже, кажется…
не завидую. Вы добрый человек, но… этот шуточный тон… Бывает время, когда тошнит от
ваших шуток… Я
не хочу вас обидеть этим, но… я оскорблена, а вы… шутите! (Плачет.) Я оскорблена… Но, впрочем, я
не заплачу… Я горда. Знайтесь с этим человеком, любите его, поклоняйтесь его
уму, бойтесь… Вам всем кажется, что он на Гамлета похож… Ну и любуйтесь им!
Дела мне нет…
Не нужно мне от вас ничего… Шутите с ним, сколько вам угодно, с этим… негодяем! (Уходит в дом.)
Бугров.
Не вашего ума это
дело, Николай Иваныч!
Осип. А за что их
не обижать?
Не вашего ума это
дело, Александра Ивановна!
Не вам рассуждать о грубостях.
Не вам понять. А Михаил Васильич никого
не обижает?
— Без тебя знаю, что моя, — слегка нахмурясь, молвил Патап Максимыч. — Захочу,
не одну тысячу народу сгоню кормиться… Захочу, всю улицу столами загорожу, и все это будет
не твоего бабьего
ума дело.
Ваше бабье
дело молчать да слушать, что большак приказывает!.. Вот тебе… сказ!
— Вот этак лучше, Сергей Петрович, — забормотал он. — Наплюйте на того белобрысого чёрта, чтоб ему… Статочное ли
дело при
вашем высоком понятии и при
вашей образованности малодушием заниматься?
Ваше дело благородное… Надо, чтобы все вас ублажали, боялись, а ежели будете с тем чёртом людям головы проламывать да в озере в одеже купаться, то всякий скажет: «Никакого
ума! Пустяковый человек!» И пойдет тогда по миру слава! Удаль купцу к лицу, а
не благородному… Благородному наука требуется, служба…
На это есть тысячи приемов, тысячи способов, и их на словах
не перечтешь и
не передашь, — это
дело практики, — докончила она и, засмеявшись, сжала свои руки на коленях и заключила, — вот если бы вы попали в эти сжатые руки, так бы давно заставила вас позабыть все
ваши муки и сомнения, с которыми с одними очень легко с
ума сойти.
Да, я еще
не знаю, куда вы обратите
вашу волю, на что вы захотите истратить
вашу энергию, в неистощимости которой я убеждаюсь с каждым новым
днем, к каким замыслам и целям приведет вас или уже привел
ваш опыт и
ум, — но одно для меня несомненно: это будут огромные
дела, это будут великие цели.
—
Не мудрое
дело,
ваше сиятельство, и
ума лишиться от такого бесчеловечия!.. Избить шестьсот шестьдесят восемь собак, ничем неповинных!.. Это
дело, сударь,
не малое!.. Ведь это все едино, что как царь Ирод неповинных младенцев избивал!.. Чем бедные собачки провинились перед
вашим сиятельством? Ведь это
не шутка: шестьсот шестьдесят восемь собак задавить!.. Надо ведь будет
вашему сиятельству и богу на страшном судище ответ отдавать…
— Самсон покорился слабой, но лукавой женщине.
Ум стоит телесной силы. Здоровье, сила душевная нужны нам, почтеннейший граф, особенно теперь, когда враги наши действуют против нас всеми возможными способами, и явно и тайно. Я говорю — враги наши, потому что своего
дела не отделяю от
вашего.
Виталина. Я давала его человеку благородному… извините меня… Ждать неделю? Да вы в один
день найдете искусство убить ее:
ваша душа,
ваш ум, гениальные на зло, изобретут средства разом отравить свою несчастную жертву. Кинжал и яд нынче
не в употреблении, но их заменили другие средства, которые искуснее убивают. Что бы ни было, кончено между нами! Слышали? (Указывает на дверь.) Или вы желаете?.. (Хватает со стола звонок.)
Если я вам заговорю о своей страсти, вы меня пошлете к черту; но если я вам скажу, что все в
вашем существе, что вызывает любовь, что просится наружу:
ум, блеск красоты, каприз, — все, все нуждается в тонком понимании, а
не в пустом волокитстве, это будет сущая правда, и вы мне поверите
не сегодня, так чрез несколько
дней…
— Больны… как только мы получили известие о прибытии
вашего сиятельства, с того
дня и занедужилось ей… жар, озноб, бред… Господин доктор два раза на
дню посещает… а какая болезнь,
ума не приложит… надо полагать, что простудилась… — объяснил помощник управляющего, видимо, повторяя заученный урок.
— Ничего, ничего! Я люблю чистосердечие… Все, что чистосердечно, то все мне нравится. Я приглашаю вас быть моим товарищем в путешествии, и если вы запоздаете расстаться со мною на дороге, то я приглашаю вас к себе и ручаюсь, что вам у меня будет
не худо. Вы найдете у меня много
дела, которое может дать простор
вашей кисти, а я подыщу вам невесту, которая будет достойна вас
умом и красотою и даст вам невозмутимое домашнее счастье. Наши женщины прекрасны.
Это
ваше дело, а у меня
ума не хватит.