Неточные совпадения
Впрочем, в ожидании поры исполнять в больших размерах свои планы, Кити и теперь, на водах, где было столько
больных и
несчастных, легко нашла случай прилагать свои новые правила, подражая Вареньке.
Она, так же как и племянница г-жи Шталь, Aline, про которую ей много рассказывала Варенька, будет, где бы ни жила, отыскивать
несчастных, помогать им сколько можно, раздавать Евангелие, читать Евангелие
больным, преступникам, умирающим.
— Била! Да что вы это! Господи, била! А хоть бы и била, так что ж! Ну так что ж? Вы ничего, ничего не знаете… Это такая
несчастная, ах, какая
несчастная! И
больная… Она справедливости ищет… Она чистая. Она так верит, что во всем справедливость должна быть, и требует… И хоть мучайте ее, а она несправедливого не сделает. Она сама не замечает, как это все нельзя, чтобы справедливо было в людях, и раздражается… Как ребенок, как ребенок! Она справедливая, справедливая!
Однажды мужичок соседней деревни привез к Василию Ивановичу своего брата,
больного тифом. Лежа ничком на связке соломы,
несчастный умирал; темные пятна покрывали его тело, он давно потерял сознание. Василий Иванович изъявил сожаление о том, что никто раньше не вздумал обратиться к помощи медицины, и объявил, что спасения нет. Действительно, мужичок не довез своего брата до дома: он так и умер в телеге.
Она —
больная,
несчастная… конечно, это ее оправдывает.
И вот что же случилось: все пришли в удивление и в ужас, и никто не захотел поверить, хотя все выслушали с чрезвычайным любопытством, но как от
больного, а несколько дней спустя уже совсем решено было во всех домах и приговорено, что
несчастный человек помешался.
Он за что-то провинился на службе, его выключили, я не умею вам это рассказать, и теперь он с своим семейством, с
несчастным семейством
больных детей и жены, сумасшедшей кажется, впал в страшную нищету.
И в одиночку, и по двое, и по трое, перенося всяческие лишения, усталые, обеспокоенные долгими и тщетными поисками, эти
несчастные, по существу, душевно-больные люди бродили в горах в надежде найти хоть крупинку золота.
Это —
несчастная и вечно
больная девушка, лет двадцати пяти, ростом аршин с четвертью, с кошачьими глазами и выпятившимся клином животом. Однако ж ее заставляют работать наравне с большими, только пяльцы устроили низенькие и дали низенькую скамеечку.
Брат был человек очень одаренный, хотя совсем в другом направлении, чем я, очень добрый, но нервно
больной, бесхарактерный и очень
несчастный, не сумевший реализовать своих дарований в жизни.
Там был один
больной в заведении Шнейдера, один очень
несчастный человек.
Он давно уже стоял, говоря. Старичок уже испуганно смотрел на него. Лизавета Прокофьевна вскрикнула: «Ах, боже мой!», прежде всех догадавшись, и всплеснула руками. Аглая быстро подбежала к нему, успела принять его в свои руки и с ужасом, с искаженным болью лицом, услышала дикий крик «духа сотрясшего и повергшего»
несчастного.
Больной лежал на ковре. Кто-то успел поскорее подложить ему под голову подушку.
Бывали и другие происшествия, взбалтывавшие мутную, грязную жизнь этих бедных,
больных, глупых,
несчастных женщин.
— Бей меня еще, — говорил я сквозь слезы, — крепче,
больнее, я негодный, я гадкий, я
несчастный человек!
— Милый юноша, — сказал Егор Егорыч Пьеру, —
несчастная Лябьева желает повидаться с мужем… Я сижу совсем
больной… Не можете ли вы, посоветовавшись с отцом, выхлопотать на это разрешение?
— Тут больше всего жаль
несчастную жену Лябьева; она идет с ним на каторгу, и, говорят, женщина
больная, нервная.
— Я с вами согласна, Константин Иваныч, — сказала Юлия Сергеевна. — Один описывает любовное свидание, другой — измену, третий — встречу после разлуки. Неужели нет других сюжетов? Ведь очень много людей,
больных,
несчастных, замученных нуждой, которым, должно быть, противно все это читать.
— Я — не один… нас много таких, загнанных судьбой, разбитых и
больных людей… Мы —
несчастнее вас, потому что слабее и телом и духом, но мы сильнее вас, ибо вооружены знанием… которое нам некуда приложить… Мы все с радостью готовы прийти к вам и отдать вам себя, помочь вам жить… больше нам нечего делать! Без вас мы — без почвы, вы без нас — без света! Товарищи! Мы судьбой самою созданы для того, чтоб дополнять друг друга!
Освобождают женщину на курсах и в палатах, а смотрят на нее как на предмет наслаждения. Научите ее, как она научена у нас, смотреть так на самую себя, и она всегда останется низшим существом. Или она будет с помощью мерзавцев-докторов предупреждать зарождение плода, т. е. будет вполне проститутка, спустившаяся не на ступень животного, но на ступень вещи, или она будет то, что она есть в большей части случаев, —
больной душевно, истеричной,
несчастной, какие они и есть, без возможности духовного развития.
В начале июля месяца, спустя несколько недель после
несчастного случая, описанного нами в предыдущей главе, часу в седьмом после обеда, Прасковья Степановна Лидина, брат ее Ижорской, Рославлев и Сурской сидели вокруг постели, на которой лежала
больная Оленька; несколько поодаль сидел Ильменев, а у самого изголовья постели стояла Полина и домовой лекарь Ижорского, к которому Лидина не имела вовсе веры, потому что он был русской и учился не за морем, а в Московской академии.
— Полина! — вскричал Рославлев, схватив за руку
больную, — так, это я — друг твой! Но бога ради, успокойся!
Несчастная! я оплакивал тебя как умершую; но никогда — нет, никогда не проклинал моей Полины! И если бы твое земное счастие зависело от меня, то, клянусь тебе богом, мой друг, ты была бы счастлива везде… да, везде — даже в самой Франции, — прибавил тихим голосом Рославлев, и слезы его закапали на руку Полины, которую он прижимал к груди своей.
Не знаю, что бы сделал этот последний, если б Бенис и Упадышевский не упросили его выйти в другую комнату: там доктор, как я узнал после от Василья Петровича, с твердостью сказал главному надзирателю, что если он позволит себе какой-нибудь насильственный поступок, то он не ручается за
несчастные последствия и даже за жизнь
больного, и что он также боится за мать.
— Если, наконец, эта
несчастная женщина и тут, вы должны были только бумагой ее спросить, потому что в законе прямо сказано:
больные и знатные женщины по уголовным даже следствиям не требуются лично, а спрашиваются письменно, — произнес Сапега.
Больной посмотрел ему в лицо, молча освободился от его руки и в волнении пошел по дорожке. «О
несчастные! — думал он. — Вы не видите, вы ослепли до такой степени, что защищаете его. Но во что бы то ни стало я покончу с ним. Не сегодня, так завтра мы померяемся силами. И если я погибну, не все ли равно…»
— Что вы так пристально смотрите на меня? Вы не прочтете того, что у меня в душе, — продолжал
больной, — а я ясно читаю в вашей! Зачем вы делаете зло? Зачем вы собрали эту толпу
несчастных и держите ее здесь? Мне все равно: я все понимаю и спокоен; но они? К чему эти мученья? Человеку, который достиг того, что в душе его есть великая мысль, общая мысль, ему все равно, где жить, что чувствовать. Даже жить и не жить… Ведь так?
— Это еще при Васе мы продали и всё… прожили. Надо было жить, а я ничего не умела — как все мы, барышни. Но я особенно плоха, беспомощна была. Так проживали последнее, я учила детей — сама немножко подучилась. А тут Митя заболел, уже в четвертом классе, и бог взял его. Манечка полюбила Ваню — зятя. И что ж, он хороший, но только
несчастный. Он
больной.
Мать Кольцова постоянно оставалась при нем и ходила за
больным,
несчастным сыном своим с самым нежным участием.
Кисельников. Кто вас несчастным-то признал, — подставные кредиторы, которым вы дутых векселей надавали. Что у вас за несчастие! Ни пожара, ни пропажи не было. Зажали деньги-то, папенька. Пожалейте хоть внучат-то, вон они
больные лежат.
— Ох, — говорил Михаиле Степанович, притворившийся
больным, — ох, ma chere, зачем это ты употребляешь такие слова, мое ухо не привыкло к таким выражениям. У меня от забот, от болезни (он жаловался на аневризм, которого у него, впрочем, не было) бывают иногда черные минуты — надобно кротостью и добрым словом остановить, а не раздражать, я сам оплакиваю
несчастный случай, — и он остановился, как бы подавленный сильными чувствами.
Отец и сын не видели друг друга; по-разному тосковали, плакали и радовались их
больные сердца, но было что-то в их чувстве, что сливало воедино сердца и уничтожало бездонную пропасть, которая отделяет человека от человека и делает его таким одиноким,
несчастным и слабым. Отец несознаваемым движением положил руку на шею сына, и голова последнего так же невольно прижалась к чахоточной груди.
Я,
больной, бросился на кровать, я бредил, спал и не спал, и в обоих случаях образ
несчастной служанки носился передо мною.
С
больной головой, разбитый и мрачный, он трясся в телеге и чувствовал в груди мерзкий, горький осадок после четырёхдневного кутежа. Представляя себе, как жена встретит его и запоёт: «Что, батюшка, снова сорвался с цепи-то?» и начнёт говорить о летах, седой бороде, детях, стыде, о своей
несчастной жизни, — Тихон Павлович сжимался и озлобленно плевал на дорогу, глухо бормоча...
— О сын мой, разве твоя душа не дрожит и не рвется мне навстречу? Это я — тот, кто дал тебе жизнь и свет. Это я, твой
несчастный,
больной, старый отец. Отвори же, отвори скорее: на улицах голодные псы воют на луну, а мои слабые ноги подкашиваются от усталости…
Неожиданное ухудшение в состоянии поправляющегося
больного, неизлечимый
больной, требующий от тебя помощи, грозящая смерть
больного, всегдашняя возможность
несчастного случая или ошибки, наконец, сама атмосфера страдания и горя, окружающая тебя, — все это непрерывно держит душу в состоянии какой-то смутной, не успокаивающейся тревоги.
Горький опыт Коломнина и других научил нас, что доза эта, напротив, очень невелика, что нельзя вводить в организм человека больше шести сотых грамма кокаина; эта доза в двадцать пять раз меньше той, которую назначил своей
больной несчастный Коломнин.
— Таким образом, милостивые государи, — продолжал профессор, — смерть
больной, несомненно, была вызвана нашею операциею; не будь операции,
больная, хотя и не без страданий, могла бы прожить еще десятки лет… К сожалению, наша наука не всесильна. Такие
несчастные случайности предвидеть очень трудно, и к ним всегда нужно быть готовым. Для избежания подобной ошибки Шультце предлагает…
Говорил он эти слова сухо, холодно и резал ими
несчастную старуху. Хоть бы одно слово надежды! К довершению ее несчастья, Топорков почти ничего не прописывал
больным, а занимался одними только постукиваниями, выслушиваниями и выговорами за то, что воздух не чист, компресс поставлен не на месте и не вовремя. А все эти новомодные штуки считала старуха ни к чему не ведущими пустяками. День и ночь не переставая слонялась она от одной кровати к другой, забыв всё на свете, давая обеты и молясь.
— Ну, идите теперь к вашей жене. Желаю вам с нею бесконечного счастия. Любите ее и… и… больше ничего, любите ее, по английским обетам брака, здоровую и
больную, счастливую и
несчастную, утешающую вас или… да одним словом, любите ее всегда, вечно, при всех случайностях. В твердой решимости любить такая великая сила. Затем еще раз: будьте счастливы и прощайте!
— Скучновата она, верно, — согласилась Варвара Васильевна. — Да и навязчива немножко. А все-таки она очень хороший человек… и
несчастный. С утра до ночи бегает по урокам, на ее руках
больной отец и целая куча сестренок; из-за этого не пошла на курсы…
В обществе было несколько молодых в тогдашнее время врачей, и все согласно утверждали, что таких универсальных средств действительно нет, — что на одного
больного действует одно лекарство, на другого — другое, а есть такие
несчастные, на которых ничто не действует, «пока само пройдет».
Игуменья Досифея некоторое время беспомощно стояла около
больной и прислушивалась к вылетавшим из уст
несчастной странным словам…
Его не удовлетворили даже изобретенные и выполненные им описанные уже нами слободские зверства, сплошь залившие кровью страницы русской истории, и не только наложившие вечное позорное пятно на память изверга Малюты, но и заклеймившие перед судом потомства
несчастного, психически
больного царя страшным именем «братоубийца».
Не наше дело описывать, какие меры принимал Антон, чтобы помочь
несчастному; довольно, если скажем, что он силою врачебных средств, несмотря на сопротивление
больного, сделал ему нужное пособие.
«Неужели, спросит он, эти
несчастные дети в самом нежном возрасте были свидетелями всего происходящего в доме грозной родительницы и бесхарактерного,
больного родителя?»
Ольга Николаевна и Агния Павловна, успокоенные Карлом Карловичем, сменяя одна другую, сидели у постели
больного. Обе
несчастные матери чутко прислушивались к горячечному бреду раненого, и этот бред болезненным эхом отдавался в душе каждой из них.
«Это первый человек, которого я сделала
несчастным и
больным, — оканчивала она свое письмо, — он до сих пор безумно любит меня, и я постараюсь лаской и уходом за ним хотя несколько искупить мою вину перед многими и, главное, перед вами».
Все нуждающиеся, все
несчастные,
больные, убогие находили в княгине Зинаиде Сергеевне Святозаровой их ангела-хранителя, она осушала слезы сирот, облегчала страдания недужных и порой останавливала руку самоубийцы от приведения в исполнение рокового решения.
Еще чаще кончались припадки ревности истерикой и ужасными страданиями. Какие чувства могли оставить в сердце мужа все эти сцены, кроме ожесточения? Только изредка сострадал он
несчастной, как будто
больной, одержимой неисцелимой болезнью.
— Повлияйте, батюшка, на него, — указала Зоя Александровна полными слез глазами на
больного, — чтобы он престал
несчастного.
Вечер в таких домах кончается рано, в 8 часов здесь уже спят. А после того как
больные легли спать, в 11 часов ночи, покои их обходил дежурный надзиратель по заведению, унтер-офицер Коноплев. Оба эти должностные лица, обойдя покои, явились к смотрителю майору Колиньи и доложили ему о совершенном благополучии того самого отделения, где к утру оказался такой неожиданный и такой
несчастный случай.