Неточные совпадения
Вдруг громадная волна, точно какое-то живое
непонятное существо с белой гривой, ужасное по своему внешнему
виду и по размерам, сразу выросло сбоку.
Генерал не успел досказать все, потому что Манана Орбельяни, поняв, в чем дело, перебила речь генерала, расспрашивая его об удобствах его помещения в Тифлисе. Генерал удивился, оглянулся на всех и на своего адъютанта в конце стола, упорным и значительным взглядом смотревшего на него, — и вдруг понял. Не отвечая княгине, он нахмурился, замолчал и стал поспешно есть, не жуя, лежавшее у него на тарелке утонченное кушанье
непонятного для него
вида и даже вкуса.
А зимою, тихими морозными ночами, когда в поле, глядя на город, завистливо и жалобно выли волки, чердак отзывался волчьему вою жутким сочувственным гудением, и под этот
непонятный звук вспоминалось страшное: истекающая кровью Палага, разбитый параличом отец, Сазан, тихонько ушедший куда-то, серый мозг Ключарёва и серые его сны; вспоминалась Собачья Матка, юродивый Алёша, и настойчиво хотелось представить себе — каков был
видом Пыр Растопыр?
Например, нужны: ловкость в руках и искусство сохранять натуральный
вид червяка, рака и насекомых, насаживаемых на крючок; острое зрение для наблюдения за движениями наплавка, иногда едва приметными и вовсе
непонятными для непосвященного в таинство уженья; нужно неразвлекаемое внимание, ибо клев рыбы, смотря по временам года и по насадке, бесконечно разнообразен; нужны сметливость и догадка…
На этом месте легенды, имевшей, может быть, еще более поразительное заключение (как странно, даже жутко было мне слышать ее!), вошел Дюрок. Он был в пальто, шляпе и имел поэтому другой
вид, чем ночью, при начале моего рассказа, но мне показалось, что я снова погружаюсь в свою историю, готовую начаться сызнова. От этого напала на меня
непонятная грусть. Я поспешно встал, покинул Гро, который так и не признал меня, но, видя, что я ухожу, вскричал...
Аполлинария Панфиловна. Да что вы, Вера Филипповна; что тут такого
непонятного! Разумеется, скромный мужчина гораздо приятнее. Другой, знаете, и собой некрасив, а, глядишь, очень хорошая женщина любит. А за что? За скромность. Вот Оленька сама мне проговорилась, а он молчит и
виду не подает.
Здесь была совсем уже
непонятная для Щавинского очаровательная, безумная и в то же время холодная отвага, был, может быть, высший из всех
видов патриотического героизма. И острое любопытство вместе с каким-то почтительным ужасом все сильнее притягивали ум фельетониста к душе этого диковинного штабс-капитана.
Грусть его замерла мгновенно при
виде первых нежно-зеленых ракит на большой дороге, пролегавшей в двух верстах от его деревни;
непонятный, почти юношеский восторг заставил забиться его сердце; грудь его приподнялась, и он с жадностью устремил глаза вдаль.
Выслушивая сердце, можно с точностью определить, какой именно из его четырех клапанов действует неправильно и в чем заключается причина этой неправильности — в сращении клапана или его недостаточности; соответственными зеркалами мы в состоянии осмотреть внутренность глаза, носоглоточное пространство, гортань, влагалище, даже мочевой пузырь и желудок; невидимая, загадочная и
непонятная «зараза» разгадана; мы можем теперь приготовлять ее в чистом
виде в пробирке и рассматривать под микроскопом.
Каждый день, каждая лекция несли с собою новые для меня «открытия»: я был поражен, узнав, что мясо, то самое мясо, которое я ем в
виде бифштекса и котлет, и есть те таинственные «мускулы», которые мне представлялись в
виде каких-то клубков сероватых нитей; я раньше думал, что из желудка твердая пища идет в кишки, а жидкая — в почки; мне казалось, что грудь при дыхании расширяется оттого, что в нее какою-то
непонятною силою вводится воздух; я знал о законах сохранения материи и энергии, но в душе совершенно не верил в них.
Мы спокойно считаем вселенную за великую,
непонятную случайность; судя по внешнему
виду, она довольно ясно представляется нам громадным загоном для скота или рабочим домом, обширными кухнями с обеденными столами, за которыми находят себе место только благоразумные люди.
На боках видны ребра в
виде кривых линий, а на шее и спине ближе к холке какие-то
непонятные завитки.
Дети любили друг друга, как дети, долго жившие под одной кровлей и сближенные привлекательною наружностью, играми, известностью их будущности, для них
непонятной, но представляемой им в приятном
виде родства.
Это была какая-то
непонятная ненависть к нему, не смягчаемая ни его покорностью, ни
видом болезненного состояния.
«Мясо, тело, chair à canon!» [Мясо для пушек!] думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивал не столько от холода, сколько от самому ему
непонятного отвращения и ужаса при
виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.