Неточные совпадения
Об издательской-то деятельности и мечтал Разумихин, уже два года работавший на других и недурно знавший три европейские
языка, несмотря на то, что дней шесть назад сказал было Раскольникову, что в
немецком «швах», с целью уговорить его взять на себя половину переводной работы и три рубля задатку: и он тогда соврал, и Раскольников знал, что он врет.
Томилин, видимо, богател, он не только чище одевался, но стены комнаты его быстро обрастали новыми книгами на трех
языках:
немецком, французском и английском.
Лесли Уорд, Оливер Лодж на английском
языке, последнее
немецкое издание «Космоса» Гумбольдта, Маркс, Энгельс…
Штольц был немец только вполовину, по отцу: мать его была русская; веру он исповедовал православную; природная речь его была русская: он учился ей у матери и из книг, в университетской аудитории и в играх с деревенскими мальчишками, в толках с их отцами и на московских базарах.
Немецкий же
язык он наследовал от отца да из книг.
Выросши из периода шалостей, товарищи поняли его и окружили уважением и участием, потому что, кроме характера, он был авторитетом и по знаниям. Он походил на
немецкого гелертера, знал древние и новые
языки, хотя ни на одном не говорил, знал все литературы, был страстный библиофил.
«Хочешь видеть японский пейзаж?» — спросил я его чрез переводчика смесью
немецкого, английского и голландского
языков и показал какой-то, взятый, кажется, из Зибольда вид.
Собираются студенты обыкновенно к обеду под председательством сениора, то есть старшины, — и пируют до утра, пьют, поют песни, Landesvater, [Старинная
немецкая песня.] Gaudeamus, [Старинная студенческая песня на латинском
языке.] курят, бранят филистеров; [Филистер — самодовольный, ограниченный человек, заботящийся только о своем благополучии.] иногда они нанимают оркестр.
Главное достоинство Павлова состояло в необычайной ясности изложения, — ясности, нисколько не терявшей всей глубины
немецкого мышления, молодые философы приняли, напротив, какой-то условный
язык, они не переводили на русское, а перекладывали целиком, да еще, для большей легкости, оставляя все латинские слова in crudo, [в нетронутом виде (лат.).] давая им православные окончания и семь русских падежей.
Немецкая наука, и это ее главный недостаток, приучилась к искусственному, тяжелому, схоластическому
языку своему именно потому, что она жила в академиях, то есть в монастырях идеализма. Это
язык попов науки,
язык для верных, и никто из оглашенных его не понимал; к нему надобно было иметь ключ, как к шифрованным письмам. Ключ этот теперь не тайна; понявши его, люди были удивлены, что наука говорила очень дельные вещи и очень простые на своем мудреном наречии; Фейербах стал первый говорить человечественнее.
Возвратившись, мы померились. Бой был неровен с обеих сторон; почва, оружие и
язык — все было розное. После бесплодных прений мы увидели, что пришел наш черед серьезно заняться наукой, и сами принялись за Гегеля и
немецкую философию. Когда мы довольно усвоили ее себе, оказалось, что между нами и кругом Станкевича спору нет.
Во-первых, оно правильнее, а во-вторых, одним
немецким словом меньше в русском
языке.
Механическая слепка
немецкого церковно-ученого диалекта была тем непростительнее, что главный характер нашего
языка состоит в чрезвычайной легкости, с которой все выражается на нем — отвлеченные мысли, внутренние лирические чувствования, «жизни мышья беготня», крик негодования, искрящаяся шалость и потрясающая страсть.
Он не был замкнут во французской культуре, он также обладал английской и
немецкой культурой, в совершенстве владел этими
языками.
Следовательно, приучив сначала молодую собаку к себе, к подаванью поноски, к твердой стойке даже над кормом, одним словом, к совершенному послушанию и исполнению своих приказаний, отдаваемых на каком угодно
языке, для чего в России прежде ломали
немецкий, а теперь коверкают французский
язык, — охотник может идти с своею ученицей в поле или болото, и она, не дрессированная на парфорсе, будет находить дичь, стоять над ней, не гоняться за живою и бережно подавать убитую или раненую; все это будет делать она сначала неловко, непроворно, неискусно, но в течение года совершенно привыкнет.
Но общее употребление французского
языка побудило завести в Голландии, Англии, Швейцарии и
Немецкой земле книгопечатницы, и все, что явиться не дерзало во Франции, свободно обнародовано было в других местах.
Читая
немецких стихотворцев, он находил, что слог их был плавнее российского, что стопы в стихах были расположены по свойству
языка их.
«Детская библиотека», сочинение г. Камне, переведенная с
немецкого А. С. Шишковым, особенно детские песни, которые скоро выучил я наизусть, привели меня в восхищение [Александр Семеныч Шишков, без сомнения, оказал великую услугу переводом этой книжки, которая, несмотря на устарелость
языка и нравоучительных приемов, до сих пор остается лучшею детскою книгою.
У Сарматова вертелось на кончике
языка ядовитое словечко относительно m-lle Эммы, но он удержался из уважения к русско-немецкому происхождению хозяина.
Потом: «
немецкие фабриканты совсем завладели Лодзем»; «
немецкие офицеры живут в Смоленске»; «
немецкие офицеры генерального штаба появились у Троицы-Сергия, изучают русский
язык и ярославское шоссе, собирают статистические сведения, делают съемки» и т. д. Что им понадобилось? Ужели они мечтают, что германское знамя появится на ярославском шоссе и село Братовщина будет примежевано к германской империи?
[Прошу читателя помнить, что все это происходит в сновидении, и не удивляться, что
немецкий мальчик выражается не вполне свойственным его возрасту
языком.
Сердце доброе его готово было к услугам и к помощи друзьям своим, даже и с пожертвованием собственных своих польз; твердый нрав, верою и благочестием подкрепленный, доставлял ему от всех доверенность, в которой он был неколебим; любил словесность и сам весьма хорошо писал на природном
языке; знал
немецкий и французский
язык и незадолго пред смертию выучил и английский; умел выбирать людей, был доступен и благоприветлив всякому; но знал, однако, важною своею поступью, соединенною с приятностию, держать подчиненных своих в должном подобострастии.
— Ну,
немецкая фигура, показывай свой воздух… — заплетавшимся
языком приставал к нему Спирька. — Тут была эта штучка… Ах, развей горе веревочкой!..
Вечер свой Перский проводил за инспекторскими работами, составляя и проверяя расписания и соображая успехи учеников с непройденными частями программы. Потом он много читал, находя в этом большую помощь в знании
языков. Он основательно знал
языки французский,
немецкий, английский и постоянно упражнялся в них чтением. Затем он ложился немного попозже нас, для того чтобы завтра опять встать немного нас пораньше.
Пигасов сам себя воспитывал, сам определил себя в уездное училище, потом в гимназию, выучился
языкам, французскому,
немецкому и даже латинскому, и, выйдя из гимназии с отличным аттестатом, отправился в Дерпт, где постоянно боролся с нуждою, но выдержал трехгодичный курс до конца.
Григорий Иваныч серьезно занимался своей наукой и, пользуясь трудами знаменитых тогда ученых по этой части, писал собственный курс чистой математики для преподавания в гимназии; он читал много
немецких писателей, философов и постоянно совершенствовал себя в латинском
языке.
Андрей. Да. Отец, царство ему небесное, угнетал нас воспитанием. Это смешно и глупо, но в этом все-таки надо сознаться, после его смерти я стал полнеть и вот располнел в один год, точно мое тело освободилось от гнета. Благодаря отцу я и сестры знаем французский,
немецкий и английский
языки, а Ирина знает еще по-итальянски. Но чего это стоило!
Но Германн не унялся. Лизавета Ивановна каждый день получала от него письма, то тем, то другим образом. Они уже не были переведены с
немецкого. Германн их писал, вдохновенный страстию, и говорил
языком, ему свойственным: в них выражались и непреклонность его желаний, и беспорядок необузданного воображения. Лизавета Ивановна уже не думала их отсылать: она упивалась ими; стала на них отвечать, — и ее записки час от часу становились длиннее и нежнее. Наконец, она бросила ему в окошко следующее письмо...
А как приспеет время учити того царевича грамоте, и в учители выбирают учительных людей, тихих и не бражников; а писать учить выбирают из посольских подьячих; а иным
языком, латинскому, греческого,
немецкого, и никоторых, кроме русского, научения в российском государстве не бывает…
На пути в Россию ему оставался один
немецкий Берлин; нужно было только взять на железной дороге сквозной билет в Россию, и переводчик с иностранных
языков купцу больше не нужен.
Это не мешало мне наслаждаться ритмом затверженных
немецких басенок, так что по ночам, проснувшись, я томился сладостною попыткой переводить
немецкую басню на русский
язык.
Надо заметить, весь разговор происходил на странном каком-то
языке. Варвара коверкала слова, произнося их на чухонский лад; Беккер скорее мычал, чем говорил, отыскивая русские слова, выходившие у него не то
немецкими, не то совершенно неизвестного происхождения.
— Пускай шер а канон, пускай по-французски. Капитан у нас умный, Владимир Михайлыч:
языки знает и разные
немецкие стишки наизусть долбит. Слушайте, юноша! Я вас затем позвал, чтобы предложить вам перебраться ко мне в палатку. Там ведь вам вшестером с солдатами тесно и скверно. Насекомые. Все-таки у нас лучше…
Присовокупим к этому дурную привычку говорить
языком школы, которую он поневоле должен был приобрести, говоря всю жизнь с
немецкими учеными.
Проклиная жестокий климат и дурную почву, Бахтиаров переселился в губернский город и с первого же появления в свете сделался постоянным и исключительным предметом разговоров губернских дам, что, конечно, было результатом его достоинств: привлекательную наружность его читатель уже знает, про французский,
немецкий, английский
языки и говорить нечего — он знал их в совершенстве; разговор его был, когда он хотел, необыкновенно занимателен и остроумен, по крайней мере в это верили, как в аксиому, все дамы.
«Юрий Милославский» имел восемь изданий; он переведен на французский,
немецкий, итальянский, голландский и английский
языки и везде был принят с большими похвалами; на французский
язык было сделано вдруг четыре перевода в Москве и Петербурге.
Шевалье де Глейхенфельд, нидерландский уроженец, «Морс Иваныч», как его звала в доме прислуга, знал основательно два
языка — французский и
немецкий, неосновательно — латинский, да четвертый еще — составленный им самим из всехевропейских
языков и преимущественно из польского и других славянских наречий, потому что капитан долго служил в австрийской армии и много таскался поавстрийским славянским владениям.
Матушка мало умела писать; лучше всего она внушала: «Береги жену — время тяготно», а отец с дядею с этих пор пошли жарить про Никиту. Дядя даже прислал серебряный ковшик, из чего Никиту поить. А отец все будто сны видит, как к нему в сад вскочил от
немецкой коровки русский теленочек, а он его будто поманил: тпрюси-тпрюси, — а теленочек ему детским
языком отвечает: «я не тпруси-тпруси, а я Никитушка, свет Иванович по изотчеству, Сипачев по прозванию».
Я еще подивился. Такие были твердые
немецкие дамы, что ни на одно русское слово не отзывались, а тут вдруг низошел на них дар нашего
языка, и они заговорили.
Он смотрел с улыбкой превосходства на все русское, отроду не слыхал, что есть
немецкая литература и английские поэты, зато знал на память Корнеля и Расина, все литературные анекдоты от Буало до энциклопедистов, он знал даже древние
языки и любил в речи поразить цитатой из «Георгик» или из «Фарсалы».
Желая похвастаться, что мне не чуждо, а знакомо направление мистических сочинений, я сказал Рубановскому, что еще в первый год моего студентства я подписался на книгу «Приключения по смерти Юнга-Штиллинга» [«Приключения по смерти» — сочинение
немецкого писателя-мистика Юнга-Штиллинга (1740–1817), в 3-х частях, на русском
языке вышла в переводе У. М. (т. е. Лабзина) (СПБ. 1805).], в трех частях, и что даже имя мое напечатано в числе подписавшихся.
— Слава богу, что теперь все больше и больше находится таких людей, которые начинают понимать, что кургузый
немецкий пиджак уже трещит на русских могучих плечах; которые не стыдятся своего
языка, своей веры и своей родины; которые доверчиво протягивают руки мудрому правительству и говорят: «Веди нас!..»
Между слушателями Фукса был один студент, Василий Тимьянский [Тимьянский Василий Ильич (род. в 1791 г.) — впоследствии профессор естественной истории и ботаники Казанского университета.], который и прежде охотнее всех нас занимался
языками, не только французским и
немецким, но и латинским, за что и был он всегда любимцем бывшего у нас в высших классах в гимназии преподавателя этих
языков, учителя Эриха.
Много способствовало к ясному пониманию то обстоятельство, что Фукс читал по Блуменбаху [Блуменбах Иоганн Фридрих (1752–1840) —
немецкий естествоиспытатель.], печатные экземпляры которого на русском
языке находились у нас в руках.
Блуменбаха, Геттингенского университета профессора и великобританского надворного советника, с
немецкого на российский
язык переведенное истории естественной и гражданской и географии учителями...
Для каких-то тайных, далеких, известных только ему одному целей изучал он по самоучителям Туссена и Лангеншейдта французский,
немецкий и английский
языки.