Неточные совпадения
Ночью она начала бредить; голова ее горела, по всему телу иногда пробегала дрожь лихорадки; она говорила несвязные речи об отце, брате: ей хотелось в горы, домой… Потом она также говорила о Печорине,
давала ему разные
нежные названия или упрекала его в том, что он разлюбил свою джанечку…
И слышно было, как он трепал рукою по гладкой шее своего скакуна,
давая ему разные
нежные названья.
Все были такого рода, которым жены в
нежных разговорах, происходящих в уединении,
давали названия: кубышки, толстунчика, пузантика, чернушки, кики, жужу и проч.
Нельзя сказать, чтобы это
нежное расположение к подлости было почувствовано
дамами; однако же в многих гостиных стали говорить, что, конечно, Чичиков не первый красавец, но зато таков, как следует быть мужчине, что будь он немного толще или полнее, уж это было бы нехорошо.
Но приятная
дама ничего не нашлась сказать. Она умела только тревожиться, но чтобы составить какое-нибудь сметливое предположение, для этого никак ее не ставало, и оттого, более нежели всякая другая, она имела потребность в
нежной дружбе и советах.
Неправильный, небрежный лепет,
Неточный выговор речей
По-прежнему сердечный трепет
Произведут в груди моей;
Раскаяться во мне нет силы,
Мне галлицизмы будут милы,
Как прошлой юности грехи,
Как Богдановича стихи.
Но полно. Мне пора заняться
Письмом красавицы моей;
Я слово
дал, и что ж? ей-ей,
Теперь готов уж отказаться.
Я знаю:
нежного Парни
Перо не в моде в наши дни.
Он пел любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как сон младенца, как луна
В пустынях неба безмятежных,
Богиня тайн и вздохов
нежных;
Он пел разлуку и печаль,
И нечто, и туманну
даль,
И романтические розы;
Он пел те дальные страны,
Где долго в лоно тишины
Лились его живые слезы;
Он пел поблеклый жизни цвет
Без малого в осьмнадцать лет.
Но когда я опять взглянул на прекрасное личико моей
дамы, в нем было, кроме того выражения веселости, здоровья и беззаботности, которое понравилось мне в моем, столько изящной и
нежной красоты, что мне сделалось досадно на самого себя, я понял, как глупо мне надеяться обратить на себя внимание такого чудесного создания.
Не знаю. А меня так разбирает дрожь,
И при одной я мысли трушу,
Что Павел Афанасьич раз
Когда-нибудь поймает нас,
Разгонит, проклянёт!.. Да что? открыть ли душу?
Я в Софье Павловне не вижу ничего
Завидного.
Дай бог ей век прожить богато,
Любила Чацкого когда-то,
Меня разлюбит, как его.
Мой ангельчик, желал бы вполовину
К ней то же чувствовать, что чувствую к тебе;
Да нет, как ни твержу себе,
Готовлюсь
нежным быть, а свижусь — и простыну.
— Да, мне захотелось посмотреть: кто идет на смену
нежному поэту Прекрасной
Дамы, поэту «Нечаянной радости». И вот — видел. Но — не слышал. Не нашлось минуты заставить его читать стихи.
Через полчаса он убедил себя, что его особенно оскорбляет то, что он не мог заставить Лидию рыдать от восторга, благодарно целовать руки его, изумленно шептать
нежные слова, как это делала Нехаева. Ни одного раза, ни на минуту не
дала ему Лидия насладиться гордостью мужчины, который
дает женщине счастье. Ему было бы легче порвать связь с нею, если бы он испытал это наслаждение.
Сознание новой жизни,
даль будущего, строгость долга, момент торжества и счастья — все придавало лицу и красоте ее
нежную, трогательную тень. Жених был скромен, почти робок; пропала его резвость, умолкли шутки, он был растроган. Бабушка задумчиво счастлива, Вера непроницаема и бледна.
Райский знал и это и не лукавил даже перед собой, а хотел только утомить чем-нибудь невыносимую боль, то есть не вдруг удаляться от этих мест и не класть сразу непреодолимой
дали между ею и собою, чтобы не вдруг оборвался этот нерв, которым он так связан был и с живой, полной прелести, стройной и
нежной фигурой Веры, и с воплотившимся в ней его идеалом, живущим в ее образе вопреки таинственности ее поступков, вопреки его подозрениям в ее страсти к кому-то, вопреки, наконец, его грубым предположениям в ее женской распущенности, в ее отношениях… к Тушину, в котором он более всех подозревал ее героя.
— Матушка, матушка! —
нежным, но сиплым голосом говорил, уже входя в кабинет, Опенкин. — Зачем сей быстроногий поверг меня в печаль и страх!
Дай ручку, другую! Марфа Васильевна! Рахиль прекрасная, ручку, ручку…
Особенно
дамам при
нежной комплексии…
«Нет, это все надо переделать! — сказал он про себя… — Не
дают свободы — любить. Какая грубость! А ведь добрые,
нежные люди! Какой еще туман, какое затмение в их головах!»
— Что ж не подарите меня
нежным взглядом?
Дайте полюбоваться лебединой шейкой…
Да, эти сердца — о,
дайте мне защитить эти сердца, столь редко и столь несправедливо понимаемые, — эти сердца весьма часто жаждут
нежного, прекрасного и справедливого, и именно как бы в контраст себе, своему буйству, своей жестокости, — жаждут бессознательно, и именно жаждут.
— Он вас обманывает, violette [фиалка (фр.).] — это запах
нежный, c'est un parfum, [это благоухание (фр.).] а это какой-то крепкий, противный, тела бальзамируют чем-то таким; куда нервы стали у меня слабы, мне даже тошно сделалось, велите-ка мне
дать одеколон.
Трофимов. Придумай что-нибудь поновее. Это старо и плоско. (Ищет калоши.) Знаешь, мы, пожалуй, не увидимся больше, так вот позволь мне
дать тебе на прощанье один совет: не размахивай руками! Отвыкни от этой привычки — размахивать. И тоже вот строить дачи, рассчитывать, что из дачников со временем выйдут отдельные хозяева, рассчитывать так — это тоже значит размахивать… Как-никак, все-таки я тебя люблю. У тебя тонкие,
нежные пальцы, как у артиста, у тебя тонкая,
нежная душа…
— Да
дай же я хоть обниму тебя на прощанье, странный ты человек! — вскричал князь, с
нежным упреком смотря на него, и хотел его обнять. Но Парфен едва только поднял свои руки, как тотчас же опять опустил их. Он не решался; он отвертывался, чтобы не глядеть на князя. Он не хотел его обнимать.
Конечно, ее внезапный отъезд из Москвы, почти
нежное свидание с ним в Петербурге, ее письма, дышащие нежностью,
давали ему много надежды на взаимность, но все-таки это были одни только надежды — и если она не питает к нему ничего, кроме дружбы, так лучше вырвать из души и свое чувство и жениться хоть на той же Юлии, которая, как он видел очень хорошо, всю жизнь будет боготворить его!
Сивилизация — это такое тонкое,
нежное вещество, которое нельзя по произволу бросать в грязь; грязь от этого не высохнет, а только
даст зловредные испарения qui empesteront le monde entier.
— Мы здесь рассуждаем об том, — говорит он мне, — какое нынче направление странное принимает литература — всё какие-то нарывы описывают! и так, знаете, все это подробно, что при
дамах даже и читать невозможно… потому что
дама — vous concevez, mon cher! [вы понимаете, мой милый! (франц.)] — это такой цветок, который ничего, кроме тонких запахов, испускать из себя не должен, и вдруг ему, этому
нежному цветку, предлагают навозную кучу… согласитесь, что это неприятно…
По беспристрастию историка, я должен сказать, что в этой светской
даме, до сих пор не обнаружившей пред нами никаких человеческих чувств, как бы сразу откликнулась горячая и
нежная душа женщины.
Ей можно бы было
дать больше, судя по буклям полуседых волос, откровенно выставленных из-под чепца, но по свежему, чрезвычайно
нежному, почти без морщин лицу, в особенности же по живому, веселому блеску больших глаз ей казалось гораздо меньше.
Не глядя, видел, нет, скорее, чувствовал, Александров, как часто и упруго дышит грудь его
дамы в том месте, над вырезом декольте, где легла на розовом теле
нежная тень ложбинки. Заметил он тоже, что, танцуя, она медленно поворачивает шею то налево, то направо, слегка склоняя голову к плечу. Это ей придавало несколько утомленный вид, но было очень изящно. Не устала ли она?
— Будьте же
нежнее, внимательнее, любовнее к другим, забудьте себя для других, тогда вспомнят и о вас. Живи и жить
давай другим — вот мое правило! Терпи, трудись, молись и надейся — вот истины, которые бы я желал внушить разом всему человечеству! Подражайте же им, и тогда я первый раскрою вам мое сердце, буду плакать на груди вашей… если понадобится… А то я, да я, да милость моя! Да ведь надоест же наконец, ваша милость, с позволения сказать.
Разве ты не можешь, — продолжал он, обращаясь к Фалалею, — разве ты не можешь видеть во сне что-нибудь изящное,
нежное, облагороженное, какую-нибудь сцену из хорошего общества, например, хоть господ, играющих в карты, или
дам, прогуливающихся в прекрасном саду?» Фалалей обещал непременно увидеть в следующую ночь господ или
дам, гуляющих в прекрасном саду.
У него был только один соперник — инспектор врачебной управы Крупов, и председатель как-то действительно конфузился при нем; но авторитет Крупова далеко не был так всеобщ, особенно после того, как одна
дама губернской аристократии, очень чувствительная и не менее образованная, сказала при многих свидетелях: «Я уважаю Семена Ивановича; но может ли человек понять сердце женщины, может ли понять
нежные чувства души, когда он мог смотреть на мертвые тела и, может быть, касался до них рукою?» — Все
дамы согласились, что не может, и решили единогласно, что председатель уголовной палаты, не имеющий таких свирепых привычек, один способен решать вопросы
нежные, где замешано сердце женщины, не говоря уже о всех прочих вопросах.
Даль была видна, как и днем, но уж ее
нежная лиловая окраска, затушеванная вечерней мглой, пропала, и вся степь пряталась во мгле, как дети Мойсея Мойсеича под одеялом.
Давно ли вы писали ей самые
нежные письма? Да и, наконец, разве честный человек так может поступать? Я, вы знаете, женщина без всяких предрассудков, esrit fort, я и Тане
дала такое же воспитание, у ней тоже свободная душа…
А он сидел как очарованный, ничего не слышал и только ждал, когда сверкнут опять перед ним эти великолепные глаза, когда мелькнет это бледное
нежное, злое, прелестное лицо… Кончилось тем, что
дамы взбунтовались и потребовали прекращения спора… Ратмиров упросил дилетанта повторить свою шансонетку, и самородок снова сыграл свой вальс…
— Моя
нежная родительница распорядилась всем по своему обыкновению и сама без моего ведома
дала за меня слово, не считая нисколько нужным спросить мое сердце.
Направо от него висел портрет матери Аделаиды Ивановны —
дамы с необыкновенно
нежным цветом лица и с буклями на висках, а налево — головка совершенно ангелоподобной девочки; то была сестра Аделаиды Ивановны, умершая в детстве.
В десять часов вечера, когда замолкли звуки в деревне Концовке, расположенной за совхозом, идиллический пейзаж огласился прелестными
нежными звуками флейты. Выразить немыслимо, до чего они были уместны над рощами и бывшими колоннами шереметевского дворца. Хрупкая Лиза из «Пиковой
дамы» смешала в дуэте свой голос с голосом страстной Полины и унеслась в лунную высь, как видение старого и все-таки бесконечно милого, до слез очаровывающего режима.
Чем от
нежной кусающей яблоко девушки дышит,
Чем ветерок, набежав на Корицийский шафран,
Чем зацветает впервой лоза, заболевшая гроздом,
Чем трава отдает, срезана зубом овцы,
Чем и мирт, или жнец араб и янтарь после тренья,
Чем благовонен огонь, ладан эосский куря,
Чем земля, как ее окропить летним дождиком малость,
Чем венок, что с волос, нардом упитанных снят,
Этим дышат твои, Диадумен, поцелуи.
Что же, если бы ты все их
давал не скупясь?
Все они чувствуют потребность пофилософствовать, но пофилософствовать между прочим, легко и приятно, в известных границах; сюда принадлежат
нежные мечтательные души, оскорбленные положительностью нашего века; они, жаждавшие везде осуществления своих милых, но несбыточных фантазий, не находят их и в науке, отворачиваются от нее и, сосредоточенные в тесных сферах личных упований и надежд, бесплодно выдыхаются в какую-то туманную
даль.
Сия прекрасная часть нашей Империи, где Природа столь щедро награждает трудолюбие и за каждое лону ее вверенное зерно
дает богатый клас земледельцу; где на тучных паствах рассыпаются стада бесчисленные; где свирели и
нежные песни веселых пастырей, простота нравов, миролюбие и общее добродушие жителей напоминают воображению счастливые берега Ладона — Малороссия не могла быть покойною в соседстве неукротимых варваров.
Варвара Александровна,
дама лет около тридцати, действительно была хорошенькая; по крайней мере имела очень
нежные черты лица, прекрасные и чисто небесного цвета голубые глаза; но главное — она владела удивительно маленькой и как бы совершенно без костей ручкою и таковыми же ножками.
Солнце невыносимо пекло нам затылки, Коновалов устроил из моей солдатской шинели нечто вроде ширмы, воткнув в землю палки и распялив на них шинель. Издали долетал глухой шум работ на бухте, но ее мы не видели, справа от нас лежал на берегу город тяжелыми глыбами белых домов, слева — море, пред нами — оно же, уходившее в неизмеримую
даль, где в мягких полутонах смешались в фантастическое марево какие-то дивные и
нежные, невиданные краски, ласкающие глаз и душу неуловимой красотой своих оттенков…
По обыкновению своему я принесла к графу новое любовное объявление, написанное, как водится, на розовой бумажке: по обыкновению своему, он не читал его, а спрятал в бюро, сказав, что
дает мне слово прочесть в деревне, от скуки, все
нежные эпистолы моих несчастных селадонов.
Она, в ответ на
нежный шопот,
Немой восторг спеша сокрыть,
Невинной дружбы тяжкий опыт
Ему решила предложить —
Таков обычай деревенский!
Помучить — способ самый женский.
Но уж давно известна нам
Любовь друзей и дружба
дам!
Какое адское мученье
Сидеть весь вечер tête-à-tête,
С красавицей в осьмнадцать лет...
Дай руку мне! о
нежное созданье,
Как обо мне она печется…
Англичанин не верит, а я выступил и разъясняю ему всю разницу: что ноне, мол, у светских художников не то искусство: у них краски масляные, а там вапы на яйце растворенные и
нежные, в живописи письмо мазаное, чтобы только на
даль натурально показывало, а тут письмо плавкое и на самую близь явственно; да и светскому художнику, говорю, и в переводе самого рисунка не потрафить, потому что они изучены представлять то, что в теле земного, животолюбивого человека содержится, а в священной русской иконописи изображается тип лица небожительный, насчет коего материальный человек даже истового воображения иметь не может.
— Ступайте, ступайте! и будьте довольны тем, что
дают вам. Вот черт принес каких
нежных паничей!
Случилось раз, что крестьянка с большими черными глазами пожаловалась барину на старосту, Степан Степанович, не
давая себе труда разобрать дела и вечно увлекаемый своим
нежным сердцем, велел старосту на конюшне посечь.
Он ловок был, со вкусом был одет,
Изящно был причесан и так
дале.
На пальцах перстни изливали свет,
И галстук надушен был, как на бале.
Ему едва ли было двадцать лет,
Но бледностью казалися покрыты
Его чело и
нежные ланиты, —
Не знаю, мук ли то последних след,
Но мне давно знаком был этот цвет, —
И на устах его, опасней жала
Змеи, насмешка вечная блуждала.
В
нежном блеске утренней зари
даль моря спокойно дремала, отражая перламутровые облака. На косе возились полусонные рыбаки, укладывая в баркас снасти.
Но вот его чувство обращается на чистое,
нежное существо, которое скоро делается ему всего дороже в жизни, на Вареньку: он уже предается сожалению о ее несчастиях, находит их незаслуженными, заглядывает в кареты и видит, что там барыни сидят все гораздо хуже Вареньки; ему уже приходят в голову мысли о несправедливости судьбы, ему становится как-то враждебным весь этот люд, разъезжающий в каретах и перепархивающий из одного великолепного магазина в другой, словом — скрытая боль, накипевшая в груди, подымается наружу и
дает себя чувствовать.