Только те, которые верят, что служение богу состоит в стремлении к лучшей жизни, отличаются от первых — тем, что признают иную, неизмеримо высшую основу, соединяющую всех благомыслящих людей в
невидимую церковь, которая одна может быть всеобщею.
Это было в сумерки; за стеною на
невидимой церкви тягуче звонил колокол, сзывая верующих; вдалеке, по пустынному, поросшему бурьяном полю черной точкой двигался неведомый путник, уходящий в неведомую даль; и тихо было в нашей тюрьме, как в гробнице.
Неточные совпадения
«Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков», смиренно и певуче ответил старичок-священник, продолжая перебирать что-то на аналое. И, наполняя всю
церковь от окон до сводов, стройно и широко поднялся, усилился, остановился на мгновение и тихо замер полный аккорд
невидимого клира.
Это полусказочное впечатление тихого, но могучего хоровода осталось у Самгина почти на все время его жизни в странном городе, построенном на краю бесплодного, печального поля, которое вдали замкнула синеватая щетина соснового леса — «Савелова грива» и — за
невидимой Окой — «Дятловы горы», где, среди зелени садов, прятались домики и
церкви Нижнего Новгорода.
Те, которые вносят государственную принудительность в дела
церкви и веры, те верят лишь в видимое, чувственное, природное, для них остается закрытым сверхприродное, сверхчувственное,
невидимое.
Церковь — не только духовная и
невидимая, но также плотская и видимая.
Когда государство, область принуждения и закона, вторгается в
церковь, область свободы и благодати, то происходит подобное тому, как когда знание, принудительное обличение видимых вещей, вторгается в веру, свободное обличение вещей
невидимых.
Грубым заблуждением было бы думать, что
Церковь мистическая есть исключительно
Церковь духовная и
невидимая, в протестантском смысле этого слова.
Но и видимая плоть
Церкви так же мистична, как и
невидимый ее дух.
Несколько красивых и моложавых лиц монахинь, стоявших назади
церкви, и пение
невидимых клирошанок на хорах возбудили в нем мысль о женщине и о собственной несчастной любви.
На бегу люди догадывались о причине набата: одни говорили, что ограблена
церковь, кто-то крикнул, что отец Виталий помер в одночасье, а старик Чапаков, отставной унтер, рассказывал, что Наполеонов внук снова собрал дванадесять язык, перешёл границы и Петербург окружает. Было страшно слушать эти крики людей,
невидимых в густом месиве снега, и все слова звучали правдоподобно.
Назаров вздрогнул, поднял голову и натянул повод — лошадь покорно остановилась, а он перекрестился, оглядываясь сонными глазами. Но в лесу снова было тихо, как в
церкви; протянув друг другу ветви, молча и тесно, словно мужики за обедней, стояли сосны, и думалось, что где-то в сумраке некто
невидимый спрятался, как поп в алтаре, и безмолвно творит предрассветные таинства.
Теплые огненные язычки, постепенно рождаясь в темноте, перешли снизу вверх, и
невидимая до сих пор певческая капелла ясно и весело озарилась светом среди скорбной темноты, наполнявшей
церковь.
И тогда в озере, ровно в зерцале, узришь весь
невидимый град:
церкви, монастыри и градские стены, княжеские палаты и боярские хоромы с высокими теремами и дома разных чинов людей…
Эти листки приклеивались
невидимою рукою к фонарным столбам, на углах улиц, к стенам домов; подбрасывались в магазины, в харчевни, в трактиры, в кабаки; их находили на тротуарах, на рынках, в
церквах, в присутственных местах, в казармах, в учебных заведениях.