Неточные совпадения
Он ждал с замирающим сердцем ее шагов. Нет, тихо. Природа жила деятельною жизнью; вокруг кипела
невидимая, мелкая
работа, а все, казалось, лежит в торжественном покое.
Даже самый беспорядок в этих комнатах после министерской передней, убожества хозяйского кабинета и разлагающегося великолепия мертвых залов, — даже беспорядок казался приятным, потому что красноречиво свидетельствовал о присутствии живых людей: позабытая на столе книга, начатая женская
работа, соломенная шляпка с широкими полями и простеньким полевым цветочком, приколотым к тулье, — самый воздух, кажется, был полон жизни и говорил о чьем-то
невидимом присутствии, о какой-то женской руке, которая производила этот беспорядок и расставила по окнам пахучие летние цветы.
Дед, темный и немой, стоял у окна, вслушиваясь в
работу людей, разорявших его добро; бабушка бегала где-то по двору,
невидимая в темноте, и умоляюще взывала...
Окружавшая ее тишина усиливала
невидимую душевную
работу.
Я испытывал, хотя тогда не понимал этого, как может быть тронуто чувство формы, вызывая
работу сильных впечатлений пространства и обстановки, где
невидимые руки поднимают все выше и озареннее само впечатление.
И в тот же вечер — бог весть каким путем, точно по
невидимым электрическим проводам — облетел весь город слух, что итальянцы пришли нарочно для того, чтобы поднять затонувший фрегат «Black Prince» вместе с его золотом, и что их
работа продолжится целую зиму.
Я видел, что почти в каждом человеке угловато и несложенно совмещаются противоречия не только слова и деяния, но и чувствований, их капризная игра особенно тяжко угнетала меня. Эту игру я наблюдал и в самом себе, что было еще хуже. Меня тянуло во все стороны — к женщинам и книгам, к
работам и веселому студенчеству, но я никуда не поспевал и жил «ни в тех ни в сех», вертясь, точно кубарь, а чья-то
невидимая, но сильная рука жарко подхлестывала меня
невидимой плеткой.
Постоянно один у другого на глазах, они привыкли друг к другу, знали все слова и жесты один другого. День шёл за днём и не вносил в их жизнь почти ничего, что развлекало бы их. Иногда, по праздникам, они ходили в гости к таким же нищим духом, как сами, иногда к ним приходили гости, пили, пели, нередко — дрались. А потом снова один за другим тянулись бесцветные дни, как звенья
невидимой цепи, отягчавшей жизнь этих людей
работой, скукой и бессмысленным раздражением друг против друга.
Мимо него, сонно погромыхивая, проехала телега; по бокам шоссе, в
невидимом поле дремотно звенели ручьи, отдыхавшие в холодке от дневной спешной
работы, — он не видел телеги, не слышал ручьев.
Нам кажется, что настоящая
работа только над чем-нибудь видимым: строить дом, пахать поле, кормить скот, а
работа над своей душой, над чем-то
невидимым — дело неважное, такое, какое можно делать, а можно и не делать, а между тем всякая другая
работа, — кроме
работы над своей душой, над тем, чтобы делаться с каждым днем духовнее и любовнее, — всякая другая
работа пустяки. Только одна эта
работа настоящая, и все остальные
работы полезны только тогда, когда делается эта главная
работа жизни.
Эти два богатыря, Герасим и Петр, изнывали от избытка своей силы; как Святогору, грузно им было от их силушки, как от тяжкого бремени. Проработав неделю тяжелую
работу, они воскресными вечерами ходили по полям и тосковали. Помню один такой вечер, теплый, с светящимися от
невидимой луны облаками. Мы с Петром и Герасимом сидели на широкой меже за лощинкой, они били кулаками в землю и говорили...
Встряхну головой, опомнюсь на минутку (тут я пожалел, что бросил курить, ужасно хотелось!)… и снова начинаю эту кошмарную
работу, в которой нет ни начала, ни конца, снова соединяю, и вот уже близко опять… и опять неведомая и
невидимая сила разъединяет, растаскивает, душит кровью, удушьем и отчаянием.