Неточные совпадения
«Эх, Влас Ильич! где враки-то? —
Сказал бурмистр с досадою. —
Не в их руках мы, что ль?..
Придет пора последняя:
Заедем все в
ухаб,
Не выедем никак,
В кромешный ад провалимся,
Так ждет и там крестьянина
Работа
на господ...
Прощай, свидетель падшей славы,
Петровский замок. Ну! не стой,
Пошел! Уже столпы заставы
Белеют; вот уж по Тверской
Возок несется чрез
ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы
на воротах
И стаи галок
на крестах.
Бывало, не заснешь, если в комнату ворвется большая муха и с буйным жужжаньем носится, толкаясь в потолок и в окна, или заскребет мышонок в углу; бежишь от окна, если от него дует, бранишь дорогу, когда в ней есть
ухабы, откажешься ехать
на вечер в конец города под предлогом «далеко ехать», боишься пропустить урочный час лечь спать; жалуешься, если от супа пахнет дымом, или жаркое перегорело, или вода не блестит, как хрусталь…
Подъезжая еще к Ирбиту, Привалов уже чувствовал, что ярмарка висит в самом воздухе. Дорога была избита до того, что экипаж нырял из
ухаба в
ухаб, точно в сильнейшую морскую качку. Нервные люди получали от такой езды морскую болезнь. Глядя
на бесконечные вереницы встречных и попутных обозов,
на широкие купеческие фуры,
на эту точно нарочно изрытую дорогу, можно было подумать, что здесь только что прошла какая-то многотысячная армия с бесконечным обозом.
Но дорога до Троицы ужасна, особливо если Масленица поздняя. Она представляет собой целое море
ухабов, которые в оттепель до половины наполняются водой. Приходится ехать шагом, а так как путешествие совершается
на своих лошадях, которых жалеют, то первую остановку делают в Больших Мытищах, отъехавши едва пятнадцать верст от Москвы. Такого же размера станции делаются и
на следующий день, так что к Троице поспевают только в пятницу около полудня, избитые, замученные.
— Помилуй, тут вдвоем усесться нельзя; я
на первом же
ухабе вылечу вон, — чуть не плача, говорила она.
Среднего роста, узкий в плечах, поджарый, с впалою грудью, он имел очень жалкую фигуру, прислуживая за столом, и едва-едва держался нетвердыми ногами, стоя в ливрее
на запятках за возком и рискуя при первом же
ухабе растянуться
на снегу.
Сзади ехали две девушки в кибитке
на целой груде клади, так что бедные пассажирки, при малейшем
ухабе, стукались головами о беседку кибитки.
И неслись по
ухабам Тверской, иногда с песнями, загулявшие купцы. Молчаливые и важные лихачи
на тысячных рысаках перегонялись с парами и тройками.
К подъезду Малого театра, утопая железными шинами в несгребенном снегу и ныряя по
ухабам, подползла облезлая допотопная театральная карета.
На козлах качался кучер в линючем армяке и вихрастой, с вылезшей клочьями паклей шапке, с подвязанной щекой. Он чмокал, цыкал, дергал веревочными вожжами пару разномастных, никогда не чищенных «кабысдохов», из тех, о которых популярный в то время певец Паша Богатырев пел в концертах слезный романс...
В прежнее время она никак бы не допустила этого сделать; кроме того, Вихров с большим неудовольствием видел, что в
ухабах, когда сани очень опускались вниз, Клеопатра Петровна тоже наклонялась и опиралась
на маленького доктора, который, в свою очередь, тоже с большим удовольствием подхватывал ее.
Если вы одни в повозке, то при каждом
ухабе, при малейшей неровности, вас перекатывает из стороны в сторону; если вы сидите вдвоем, то беспрерывно наваливаетесь
на соседа или он
на вас.
Между тем спускаются
на землю сумерки, и сверху начинает падать снег. Снег этот тает
на моем лице и образует водные потоки, которые самым неприятным образом ползут мне за галстук. Сверх того, с некоторого времени начинаются
ухабы, которые окончательно расстраивают мой дорожный туалет.
С этого дня Кожемякин зажил так, как будто поехал
на розвальнях по зимней, гладко укатанной дороге. Далёкий, однообразный путь бесцелен и наводит равнодушную дремоту, убаюкивая мысли, усыпляя редкие, мимолётные тревоги. Иногда встряхнёт
на ухабе, подкинет
на раскате, — вздрогнет человек, лениво поднимет голову и, сонно осмотрев привычный путь, давно знакомые места, снова надолго задремлет.
Осторожно, с громадным трудом выбравшись из этой массы сбившихся в кучу лошадей и экипажей и выехав
на узкую лесную дорогу, Митрофан пустил вожжи. Застоявшиеся, возбужденные лошади подхватили, и началась сумасшедшая скачка. Пролетка подпрыгивала
на длинных, протянувшихся поперек дороги корнях, раскатывалась
на ухабах и сильно накренялась то
на левый, то
на правый бок, заставляя и кучера и седока балансировать.
Но обыска не было, к следователю его всё не требовали. Позвали только
на шестой день. Перед тем, как идти в камеру, он надел чистое бельё, лучший свой пиджак, ярко начистил сапоги и нанял извозчика. Сани подскакивали
на ухабах, а он старался держаться прямо и неподвижно, потому что внутри у него всё было туго натянуто и ему казалось — если он неосторожно двинется, с ним может случиться что-то нехорошее. И
на лестницу в камеру он вошёл не торопясь, осторожно, как будто был одет в стекло.
Но подхватили сани и понесли по скользкому льду, и стало больно и нехорошо, раскатывает
на поворотах, прыгает по
ухабам — больно! — больно! — заблудились совсем и три дня не могут найти дороги; ложатся
на живот лошади, карабкаясь
на крутую и скользкую гору, сползают назад и опять карабкаются, трудно дышать, останавливается дыхание от натуги. Это и есть спор, нелепые возражения, от которых смешно и досадно. Прислонился спиной к горячей печке и говорит убедительно, тихо и красиво поводя легкою рукою...
В это время барон ушел к себе в кабинет, из которого вынес и передал мне рекомендательное письмо к своему дяде. Напившись чаю, мы раскланялись и, вернувшись в гостиницу, тотчас же ночью отправились
на почтовых в путь, ввиду конца февраля, изрывшего отмякшие дороги глубокими
ухабами. В Киеве мы поместились в небольшой квартире Матвеевых, где отцу отведена была комната, предназначавшаяся для Васи.
К сожалению, мы попали в такие
ухабы и развалы, при которых о птичьем полете нечего было и думать. Вероятно, избегая еще худшей дороги, мы поехали не
на Тулу, а
на Калугу, и это единственный раз в жизни, что мне удалось побывать в этом городе, в котором помню только громадное количество голубей, да надпись
на окне постоялого двора: «Вы приехали в Калугу к любезному другу».
Пролетка
на Въезжей улице, и в эту пору, не могла не возбудить общего внимания. Кто из города мог рискнуть поехать по рытвинам и
ухабам улицы, кто и зачем? Все подняли головы и слушали. В тишине ночи ясно разносилось шуршание колес, задевавших за крылья пролетки. Оно всё приближалось. Раздался чей-то голос, грубо спрашивавший...
Скоро, однако, он должен был убедиться, что хвастал своими местами напрасно. Движение к парку было действительно сильное, но для «клёву» условия оказались неблагоприятные. Виной была новая дорога. Там, где прежде пролетки с седоками ныряли по
ухабам меж кустов, — теперь они проносились легко и быстро. Прошке оставалось только провожать их глазами… Кроме того, движение
на этот раз оказалось слишком сильно. Обстоятельства складывались плохо…
Он меня, этот черт извозчик, и повез ближней дорогой, где-то по-за крепостью, да
на Неву, да все по льду, да по льду, да вдруг как перед этим, перед берегом, насупроти самой Литейной, каа-ак меня чебурахнет в
ухаб.
Его кидало
на ухабах, водка лилась мимо, и он глупо смеялся пьяным смехом.
А телега уже мчалась от нас, прыгая и кося боками
на ухабах.
Выехали из
ухабов у станции
на гладкую дорожку.
На следующую же ночь, выехав из Качуга, мы могли улечься довольно удобно втроем, а так как по Лене действительно установилась уже санная дорога, то мы не тряслись по
ухабам и не особенно страдали от беспечного эгоизма Пушных.
Но вот повозка быстро забилась
на ухабах, колокольчик заболтал что-то несвязное, послышался хриплый лай ленских собак, более похожий
на какой-то очень жалобный вой, и в промежутке между фартуком и верхом повозки проплыл яркий огонь фонаря, раскачиваемого ветром
на верхушке полосатого столба.
Вижу — лежит в повозке без чувств; тряхнет
на ухабе телегу, так она головой о переплет и ударится.
Сам Топтыгин-генерал
Едет
на берлогу!»
Вздрогнет встречный мужичок,
Жутко станет бабе,
Как мохнатый седочок
Рявкнет
на ухабе.
На ухабе всякий раз
Зверь рычал ретиво...
На небе брезжит утренняя заря. Холодно… Ямщики еще не выехали со двора, но уж говорят: «Ну, дорога, не дай господи!» Едем сначала по деревне… Жидкая грязь, в которой тонут колеса, чередуется с сухими кочками и
ухабами; из гатей и мостков, утонувших в жидком навозе, ребрами выступают бревна, езда по которым у людей выворачивает души, а у экипажей ломает оси…
Снег все становился белее и ярче, так что ломило глаза, глядя
на него. Оранжевые, красноватые полосы выше и выше, ярче и ярче расходились вверх по небу; даже красный круг солнца завиднелся
на горизонте сквозь сизые тучи; лазурь стала блестящее и темнее. По дороге около станицы след был ясный, отчетливый, желтоватый, кой-где были
ухабы; в морозном, сжатом воздухе чувствительна была какая-то приятная легкость и прохлада.
Мы спускались и поднимались, ныряя по
ухабам. Тут я почувствовал впервые, что Москва действительно расположена
на холмах, как Рим. Но до Красной площади златоверхая первопрестольная столица не отзывалась еще, даже
на мой провинциальный взгляд юноши нигде не бывавшего, чем-нибудь особенно столичным. Весь ее пошиб продолжал быть обывательско-купецким.
Не скажу, чтобы и уличная жизнь казалась мне «столичной»; езды было много, больше карет, чем в губернском городе; но еще больше простых ванек.
Ухабы, грязные и узкие тротуары, бесконечные переулки, маленькие дома — все это было, как и у нас. Знаменитое катанье под Новинским напомнило, по большому счету, такое же катанье
на Масленице в Нижнем, по Покровке — улице, где я родился в доме деда. Он до сих пор еще сохранился.
Необычные после Петербурга кривые Улицы,
ухабы, смешно-красивые
на каждом шагу церковки, отрепанные извозчики.
Грачевка не спала. У трактиров и номеров подслеповато горели фонари и дремали извозчики, слышалась пьяная перебранка… Городовой стоял
на перекрестке… Сани стукались в
ухабы… Из каждых дверей несло вином или постным маслом. Кое-где в угольных комнатах теплились лампады. Давно не заглядывали сюда приятели… Палтусов больше двух лет.
Теперь я, вместо Султаны, сижу
на коленях у Саши и Ольги и не могу не чувствовать неудобств пути. Толчок
на ухабе, и я припадаю к чьим-то калошам с самым родственным объятием.
Думаю, что и в соседней карете, со взводом прислуги в нарядной ливрее
на запятках, барыня, разряженная, как жар-птица, при каждом
ухабе дрожит не менее старика, — не за душу свою — кажется, душонки-то и нет у нее, а за свои соколиные брови, за жемчуг своих зубов, за розы и перловую белизну лица, взятые напрокат.
Вчера говорил он мне, чтобы я утром побольше ездила и был бы предлог взять вечером извощичью карету. Я так и сделала. Гоняла я моих серых по
ухабам в открытых санях. Федор изволил даже
на меня окрыситься.
В начале 1806-го года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме.
На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря
на ухабы дороги, не просыпался, лежа
на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил всё более и более в нетерпение.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянною злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца-доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава
на большую дорогу, к повороту
на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по
ухабам и зажорам.