Неточные совпадения
В какой-то дикой задумчивости бродил он по
улицам, заложив руки за спину и бормоча под
нос невнятные слова.
На пути встречались ему обыватели, одетые в самые разнообразные лохмотья, и кланялись в пояс. Перед некоторыми он останавливался, вперял непонятливый взор в лохмотья и произносил...
Впрочем, если слово из
улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в
нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя
на даче избу в русском вкусе.
Купрю не сшибешь!» — раздались
на улице и
на крыльце, и немного спустя вошел в контору человек низенького роста, чахоточный
на вид, с необыкновенно длинным
носом, большими неподвижными глазами и весьма горделивой осанкой.
Михей Зотыч не мог заснуть всю ночь. Ему все слышался шум
на улице, топот ног, угрожающие крики, и он опять трясся, как в лихорадке. Раз десять он подкрадывался к окну, припадал ухом и вслушивался. Все было тихо, он крестился и опять напрасно старался заснуть. Еще в первый раз в жизни смерть была так близко, совсем
на носу, и он трепетал, несмотря
на свои девяносто лет.
Спокойно посмотрев
на сестру своими странными глазами, Харитина молча ушла в переднюю, молча оделась и молча вышла
на улицу, где ее ждал свой собственный рысак. Она ехала и горько улыбалась. Вот и дождалась награды за свою жалость. «Что же,
на свете всегда так бывает», — философствовала она, пряча
нос в новый соболий воротник.
В комнате было очень светло, в переднем углу,
на столе, горели серебряные канделябры по пяти свеч, между ними стояла любимая икона деда «Не рыдай мене, мати», сверкал и таял в огнях жемчуг ризы, лучисто горели малиновые альмандины
на золоте венцов. В темных стеклах окон с
улицы молча прижались блинами мутные круглые рожи, прилипли расплющенные
носы, всё вокруг куда-то плыло, а зеленая старуха щупала холодными пальцами за ухом у меня, говоря...
Был я не по годам силен и в бою ловок, — это признавали сами же враги, всегда нападавшие
на меня кучей. Но все-таки
улица всегда била меня, и домой я приходил обыкновенно с расквашенным
носом, рассеченными губами и синяками
на лице, оборванный, в пыли.
— Гм!.. Надень-ка, брат Елдырин,
на меня пальто… Что-то ветром подуло… Знобит… Ты отведешь ее к генералу и спросишь там. Скажешь, что я нашел и прислал… И скажи, чтобы ее не выпускали
на улицу… Она, может быть, дорогая, а ежели каждый свинья будет ей в
нос сигаркой тыкать, то долго ли испортить. Собака — нежная тварь… А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять! Сам виноват!..
Лаврецкий посмотрел ей вслед и, понурив голову, отправился назад по
улице. Он наткнулся
на Лемма, который тоже шел, надвинув шляпу
на нос и глядя себе под ноги.
— О, конечно, ваше дело, молодой студент, — и дряблые щеки и величественные подбородки Эммы Эдуардовны запрыгали от беззвучного смеха. — От души желаю вам
на любовь и дружбу, но только вы потрудитесь сказать этой мерзавке, этой Любке, чтобы она не смела сюда и
носа показывать, когда вы ее, как собачонку, выбросите
на улицу. Пусть подыхает с голоду под забором или идет в полтинничное заведение для солдат!
Однажды Власову остановил
на улице трактирщик Бегунцов, благообразный старичок, всегда носивший черную шелковую косынку
на красной дряблой шее, а
на груди толстый плюшевый жилет лилового цвета.
На его
носу, остром и блестящем, сидели черепаховые очки, и за это его звали — Костяные Глаза.
На улице морозный воздух сухо и крепко обнял тело, проник в горло, защекотал в
носу и
на секунду сжал дыхание в груди. Остановясь, мать оглянулась: близко от нее
на углу стоял извозчик в мохнатой шапке, далеко — шел какой-то человек, согнувшись, втягивая голову в плечи, а впереди него вприпрыжку бежал солдат, потирая уши.
Толстые губы Марьи торопливо шлепались одна о другую, мясистый
нос сопел, глаза мигали и косились из стороны в сторону, выслеживая кого-то
на улице.
Они шли с Николаем по разным сторонам
улицы, и матери было смешно и приятно видеть, как Весовщиков тяжело шагал, опустив голову и путаясь ногами в длинных полах рыжего пальто, и как он поправлял шляпу, сползавшую ему
на нос.
Да разве один он здесь Лупетка! Среди экспонентов выставки, выбившихся из мальчиков сперва в приказчики, а потом в хозяева, их сколько угодно. В бытность свою мальчиками в Ножовой линии,
на Глаголе и вообще в холодных лавках они стояли целый день
на улице, зазывая покупателей, в жестокие морозы согревались стаканом сбитня или возней со сверстниками, а
носы, уши и распухшие щеки блестели от гусиного сала, лоснившего помороженные места,
на которых лупилась кожа. Вот за это и звали их «лупетками».
С этого и началось. Когда он вышел за ворота,
на улице, против них, стоял человек в чуйке и картузе, нахлобученном
на нос. Наклоня голову, как бык, он глядел из-под козырька, выпучив рачьи глаза, а тулья картуза и чуйка были осыпаны мелким серебром изморози.
Так или иначе, но скандал все-таки разыгрался; Любочка подкараулила вечером Анну Петровну
на улице, бросилась
на нее и, кажется, хотела откусить
нос.
Но я таки уговорил его хоть
на несколько часов вспомнить старину и пофрондировать. Распорядились мы насчет чаю, затопили камин, закурили сигары и начали… Уж мы брили, тетенька, брили! уж мы стригли, тетенька, стригли! Каждую минуту я ждал, что"небо с треском развалится и время
на косу падет"… И что же! смотрим, а околоточный прямо противу дома посередь
улицы стоит и в
носу ковыряет!
И вот Илья начал торговать. С утра до вечера он ходил по
улицам города с ящиком
на груди и, подняв
нос кверху, с достоинством поглядывал
на людей. Нахлобучив картуз глубоко
на голову, он выгибал кадык и кричал молодым, ломким голосом...
В лавку устало опускался шум
улицы, странные слова тали в нём, точно лягушки
на болоте. «Чего они делают?» — опасливо подумал мальчик и тихонько вздохнул, чувствуя, что отовсюду
на него двигается что-то особенное, но не то, чего он робко ждал. Пыль щекотала
нос и глаза, хрустела
на зубах. Вспомнились слова дяди о старике...
На пьяных людей была первая ненавистница, и во всех имениях у нас это знали, и никто мало-мальски выпивши
носу на улицу не смел показать, а Грайворона, бывало, идет, шатается, солдатская шапка блином
на затылке, руки безобразно в карманы засунет и весь расхрыстанный.
— Да! был
на их
улице праздник, — примолвил Сборской, — побуянили порядком! Зато теперь притихли, голубчики: не смеют
носа показать из крепости.
Правда, с тех пор француз и
носу не смеет
на улицу показывать; а барыня стала такая ласковая с отцом Васильем: в неделю-то раз пять он обедает
на господском дворе.
Но скоро утомление и теплота взяли верх над грустью… Она стала засыпать. В ее воображении забегали собаки; пробежал, между прочим, и мохнатый старый пудель, которого она видела сегодня
на улице, с бельмом
на глазу и с клочьями шерсти около
носа. Федюшка, с долотом в руке, погнался за пуделем, потом вдруг сам покрылся мохнатой шерстью, весело залаял и очутился около Каштанки. Каштанка и он добродушно понюхали друг другу
носы и побежали
на улицу…
— Ну, вздор! Что она слуга, так и бросить ее! Тоже ведь живой человек; вот уж неделю по дорогам рыщем, тоже и ей посмотреть хочется. С кем же ей, кроме меня? Одна-то и
нос на улицу показать не посмеет.
Заметив меня, Глафира Митревна с заплаканными глазами и сердитым лицом ушла в другую комнату, но Фатевна не думала оставлять поле сражения и голосила
на три
улицы; в одном окне я заметил побелевший
нос Галактионовны, которая занимала наблюдательный пост.
Напротив нас стояла гнилая избушка, в которой жил рыжий мужик Парфен, обладавший громадным
носом; этот Парфен успевал аккуратно два раза в день напиться и каждый раз производил в своей избенке настоящий геологический переворот — как-то разом все начинало лететь из избушки прямо
на улицу: горшки, ребятишки, ухваты и, жена Парфена вылетала после всего в самом отчаянном виде, с растрепанными волосами, босая, в растерзанном сарафанишке.
Тот всегда выходит вместе с тобой
на дело; идет по
улице и вдруг начинает в
нос бормотать, таинственно: «Направо каменный особняк, Шпехт Арнольд Карлович, архитектор; непременно лично; будет сначала ругать скверными словами; не смущайся, уговаривай его, как верблюда; пятерка».
Просят
на бедность
на улице личности небритые, с сизыми
носами и в рубище; для таких двугривенный — богатство Шехеразады.
— Не беспокойтесь. Я, зная, что он вам нужен, принес его с собою. И странно то, что главный участник в этом деле есть мошенник цирюльник
на Вознесенской
улице, который сидит теперь
на съезжей. Я давно подозревал его в пьянстве и воровстве, и еще третьего дня стащил он в одной лавочке бортище пуговиц.
Нос ваш совершенно таков, как был.
Иван Яковлевич замолчал. Мысль о том, что полицейские отыщут у него
нос и обвинят его, привела его в совершенное беспамятство. Уже ему мерещился алый воротник, красиво вышитый серебром, шпага… и он дрожал всем телом. Наконец достал он свое исподнее платье и сапоги, натащил
на себя всю эту дрянь и, сопровождаемый нелегкими увещаниями Прасковьи Осиповны, завернул
нос в тряпку и вышел
на улицу.
Он преспокойно стоял в простенке и стеснялся отчасти только тем, что
нос его, более привыкший находиться
на улице и в холодных сенях, чем в теплых апартаментах, очень уж разнежился, так что он беспрестанно принужден был подтирать его своей белой рукавицей.
Встают они поздно, позднее солнца, и целый день глазеют из окон
на улицу, отпечатывая
на стеклах белыми пятнами сплющенные
носы и разляпанные губы.
А именно: он уже вышел из калитки
на улицу, уже простился с Эмилией, в последний раз крикнув ей «Adieu, Zuckerpüppchen!», как вдруг мимо его прошмыгнул человек невысокого роста и, обернувшись
на миг в его сторону (ночь давно наступила, но луна светила довольно ярко), выставил цыганское худощавое лицо с черными густыми бровями и усами, черными глазами и крючковатым
носом.
Иду я
на улицу-с; мужиков, баб толпа, толкуют промеж собой и приходят по-прежнему
на лешего; Аксинья мечется, как полоумная, по деревне, все ищет, знаете. Сделалось мне
на этого лешего не в шутку досадно: это уж значит из-под
носу у исправника украсть. Сделал я тут же по всей деревне обыск, разослал по всем дорогам гонцов — ничего нету; еду в Марково: там тоже обыск. Егор Парменыч дома, юлит передо мной.
Вышли
на улицу почти все разом. Подвиляньский с доктором кликнули извозчика и укатили. Полояров закутался, поднял воротник пальто, упрятал в него
нос и бороду и низко надвинул
на глаза свою шляпу. Очевидно, после сегодняшних арестов он даже и ночью боялся быть узнанным. Стриженая дама повисла
на его руке.
И тут я замечаю среди гостей новое лицо… Кто он — этот красивый перс с длинной бородой, в пестром халате и остроконечной характерной шапке, какие часто встречаются
на улицах и базарах Эривани? Отчего в этом смуглом величавом лице с горбатым
носом и насмешливыми губами мне мерещится что-то знакомое?
Не глядя по сторонам и, как говорится, не чувствуя под собой ног, я бросилась к калитке, ведущей из большого сада в палисадник, примыкавший к
улице. Старик-сторож, сидя
на тумбе, клевал
носом.
На улицах Фунчаля пусто. Ни души. Жара невыносимая, и, разумеется, никто не показывает
носа из домов, наглухо закрытых ставнями.
Немецкая печать лежала
на всей городской культуре с сильной примесью народного, то есть эстонского, элемента. Языки слышались
на улицах и во всех публичных местах, лавках,
на рынке почти исключительно — немецкий и эстонский. В базарные дни наезжали эстонцы, распространяя запах своей махорки и особенной чухонской вони, которая бросилась мне в
нос и когда я попал в первый раз
на базарную площадь Ревеля, в 90-х годах.
Иван Алексеич повел
носом. Пахло фруктами, спелыми яблоками и грушами — характерный осенний запах Москвы в ясные сухие дни. Он остановился перед разносчиком, присевшим
на корточках у тротуарной тумбы, и купил пару груш. Ему очень хотелось пить от густого, пряного соуса к дикой козе, съеденной в ресторане. Груши оказались жестковаты, но вкусны. Иван Алексеич не стеснялся есть их
на улице.
Вышли с Нинкой
на улицу. По деревянным мосткам шагал подвыпивший мужик с газетой в руках. Потряс ею перед
носом Нинки и Юрки, засмеялся.
Почему в эту кроткую, тихую ночь все, что видели мои глаза:
улица, залитая электрическим светом, наглые лихачи, кричащие, смеющиеся и взаимно продающиеся люди казались мне какой-то невероятной, дикой и смертельно ужасной ложью, а выдуманный, несуществующий театральный Сирано,
на глазах публики снявший свой роковой
нос, — единственной правдой жизни?
Болезнь затягивается так от погоды — кислой, без солнца, чисто петербургской; а потом пойдут морозы, нельзя будет
носу показать
на улицу, чтобы не схватить рецидива. Пошлют
на юг. Вся зима пропадет даром, и надо будет опять приезжать сюда, ехать в имение, искать арендатора, искать покупщиков
на дом.