Неточные совпадения
Чичиков разрешился тоже междуиметием смеха, но, из уважения к генералу, пустил его
на букву
э: хе, хе, хе, хе, хе! И туловище его также
стало колебаться от смеха, хотя плечи и не тряслись, потому что не носили густых эполет.
—
Э,
на моем веку много выпито, Марья Алексевна, — в запас выпито, надолго
станет! Не было дела, не было денег — пил; есть дело, есть деньги, — не нужно вина, и без него весело.
К счастью еще, что у ведьмы была плохая масть; у деда, как нарочно,
на ту пору пары.
Стал набирать карты из колоды, только мочи нет: дрянь такая лезет, что дед и руки опустил. В колоде ни одной карты. Пошел уже так, не глядя, простою шестеркою; ведьма приняла. «Вот тебе
на! это что? Э-э, верно, что-нибудь да не так!» Вот дед карты потихоньку под стол — и перекрестил: глядь — у него
на руках туз, король, валет козырей; а он вместо шестерки спустил кралю.
—
Э! Так-то оно так. И наука и все такое… А все-таки, знаете,
стану ложиться в постель, — перекрещусь
на всякий случай. Как-то спокойнее… Что нет там ничего — это верно… Ну, а вдруг оно есть…
—
Э, азиатки! — подхватил полковник. —
На другое что у них ума и толку не
станет, а
на это — пырнуть кого-нибудь кинжалом — каждая из них, бестия, сумеет.
— Два качества в вас приветствую, — начал Салов, раскланиваясь перед ним, — мецената [Меценат (род. между 74 и 64, ум. 8 до н.
э.) — римский государственный деятель, покровительствовавший поэтам. Имя Мецената
стало нарицательным названием покровителя искусств и литературы.] (и он указал при этом
на обеденный стол) и самого автора!
— Нет, я
на этот счет с оглядкой живу. Ласкать ласкаю, а баловать — боже храни! Не видевши-то денег, она все лишний раз к отцу с матерью забежит, а дай ей деньги в руки — только ты ее и видел.
Э, эх! все мы, сударь, люди, все человеки! все денежку любим! Вот помирать
стану — всем распределю, ничего с собой не унесу. Да ты что об семье-то заговорил? или сам обзавестись хочешь?
Налетов (в нетерпении останавливаясь посреди залы).
Э… однако это просто, терпенья никакого недостает! быка, что ли, они там едят! Даже Разбитной не идет. (
Становится против Хоробиткиной и устремляет
на нее свое стеклышко. В сторону.) А недурна! есть над чем позаняться. (Вслух ей.)
Э… вы, сударыня, верно, тоже с просьбой к князю?
Э! да платья-то года
на три
станет.
«Русский листок» шел плохо, но В.
Э. Миллер не унывал. Сотрудники получше к нему не шли, компаньонов не находилось, а он, веселый и энергичный, крутился волчком, должал в типографиях,
на каждый номер добывал бумаги, иногда в долг, реже
на наличные, а все-таки верил в успех, аккуратно выпускал газету и наконец
стал искать компаньона.
— А то как же! По-бабьи зарюмить,
стало быть? — насмешливо перебил Захар. — Ай да Глеб Савиныч! Уважил, нечего сказать!.. Ну, что ж ты, братец ты мой, поплачь хошь одним глазком… то-то поглядел бы
на тебя!.. Э-х!.. Детина, детина, не стоишь ты алтына! — промолвил Захар.
— Что ты
станешь делать!
Э! Была не была! — снова воскликнул Захар. — Хозяин поддался,
стало, мне тут нечего: веди
на двор!.. Гришка, гони быка
на двор! — заключил он, бросаясь отворять ворота.
— И была свадьба —
э! Удивительный день! Вся коммуна смотрела
на нас, и все пришли в наш хлев, который вдруг
стал богатым домом… У нас было всё: вино, и фрукты, и мясо, и хлеб, и все ели, и всем было весело… Потому что, синьоры, нет лучше веселья, как творить добро людям, поверьте мне, ничего нет красивее и веселее, чем это!
— Нужда, девка! Нужда — сила, стальной прут в пружину гнет, а
сталь — упориста! Тарас? Поглядим! Человек ценен по сопротивлению своему силе жизни, — ежели не она его, а он ее
на свой лад крутит, — мое ему почтение! Э-эх, стар я! А жизнь-то теперь куда как бойка
стала! Интересу в ней — с каждым годом все прибавляется, — все больше смаку в ней! Так бы и жил все, так бы все и действовал!..
Боркин. Я вас спрашиваю: рабочим нужно платить или нет?
Э, да что с вами говорить!.. (Машет рукой.) Помещики тоже, черт подери, землевладельцы… Рациональное хозяйство… Тысяча десятин земли — и ни гроша в кармане… Винный погреб есть, а штопора нет… Возьму вот и продам завтра тройку! Да-с!.. Овес
на корню продал, а завтра возьму и рожь продам. (Шагает по сцене.) Вы думаете, я
стану церемониться? Да? Ну, нет-с, не
на такого напали…
Краснов. Коли я говорю, что куплю,
стало быть это мое дело. Значит, по делу выходит, что надо. Ты свое дело знай: утешай мужа! А я буду свое знать. (Взглянув
на часы.)
Э, да уж времени-то много! Надоть идти! А не хотелось бы мне теперь от тебя уходить.
Молодицы и девки взошли
на гать, поталкивая одна другую, и скоро окружили чорта.
Э, не всегда-таки приятно, как окружат человека десяток-другой вот этаких вострух и начнут пронизывать быстрыми очами, да поталкивать одна другую локтем, да посмеиваться. Чорта стало-таки немного коробить да крючить, как бересту
на огне, уж и не знает, как ступить, как повернуться. А они все пересмеивают.
— А, опять у меня
на плотине отдыхать задумал? Видишь ты, какую себе моду завел. Погоди, поставлю
на тот год «фигуру» (крест), так небойсь, не
станешь по дороге, как в заезжий дом,
на мою плотину заезжать…
Э, а что ж это он так шумит, как змеек с трещоткой, что ребята запускают в городе? Надо, видно, опять за явором притаиться да посмотреть.
—
Э, какая ты, Галя, ласая [Лакомая, охочая до чего-нибудь (укр.).]. Сейчас тебе и рушники. Как же это можно, когда я теперь сам мельник и скоро, может,
стану первый богатырь (богач)
на селе, а ты — бедная вдовина дочка?
Ананий Яковлев.
Э, полноте, пожалуйста, хороши уж и вы! Говорить-то только неохота, а, может, не менее ее имели в голове своей фанаберию, что вот-де экая честь выпала — барин дочку к себе приблизил, — то забываючи, что, коли
на экой пакости и мерзости идет, так барин ли, холоп ли, все один и тот же черт — страм выходит!.. Али и в самотка век
станут ублажать и барыней сделают; может, какой-нибудь еще год дуру пообманывают, а там и прогонят, как овцу паршивую! Ходи по миру
на людском поруганье и посмеянье.
Он говорил о том, как много приходится работать, когда хочешь
стать образцовым сельским хозяином. А я думал: какой это тяжелый и ленивый малый! Он, когда говорил о чем-нибудь серьезно, то с напряжением тянул «э-э-э-э» и работал так же, как говорил, — медленно, всегда опаздывая, пропуская сроки. В его деловитость я плохо верил уже потому, что письма, которые я поручал ему отправлять
на почту, он по целым неделям таскал у себя в кармане.
Еще дальше идет Беха-Улла [Беха-улла Мирза Хуссейн Али — основатель бехаизма, иранского религиозно-политического течения, возникшего в середине XIX в. уже после подавления восстания бабидов и ориентированного
на соединение науки и религии, отрицавшего религиозный и национальный фанатизм мусульманского Востока.], автор «Китабе-Акдес», в своей беседе с
Э. Г. Броуном: «Мы же даем, — говорит он, — чтобы все народы пришли к единой вере, и люди
стали братьями; чтобы рознь религиозная перестала существовать и уничтожено было различие национальностей.
— Можете себе представить случай, — начал Иван Ильич, обращаясь исключительно к Акиму Петровичу несколько дрожащим, но уже развязным голосом. Он даже растягивал и разделял слова, ударял
на слоги, букву я
стал выговаривать как-то
на э, одним словом, сам чувствовал и сознавал, что кривляется, но уже совладеть с собою не мог; действовала какая-то внешняя сила. Он ужасно много и мучительно сознавал в эту минуту.
— Э-эх! все мы грешники перед Господом! — наклоняя голову, сказал игумен. — Ох, ох, ох! грехи наши тяжкие!.. Согрешил и я, окаянный, — разрешил!.. Что
станешь делать?.. Благослови и ты, отец Спиридоний,
на рюмочку — ради дорогих гостей Господь простит…
—
Э, друг любезный! Ты,
стало быть, против царя! Ослушник воли царской! — напустился Свитка
на солдата. — Братцы! Слышали, что царь насчет ослушников сказал? Чего глядите-то?
— Очень рад познакомиться с достойным старшим офицером… Э-э-э… Очень рад… Мне Василий Федорович говорил о вас… И я должен вам сказать, Андрей Николаевич, что «Коршун» щегольски вошел
на рейд и
стал на якорь… Приятно видеть такие суда-с!
Удэхеец вбил два колышка в снег перед входом в свое жилище, затем обошел юрту и у каждого угла, повертываясь лицом к лесу, кричал «э-е» и бросал один уголек. Потом он возвратился в жилище, убрал идола с синими глазами, заткнул за корье свой бубен и подбросил дров в огонь. Затем Маха сел
на прежнее место, руками обтер свое лицо и
стал закуривать трубку. Я понял, что камланье кончено, и начал греть чай.
Он наклонился к нему и
стал колотушкой как бы снимать со своего пациента болезнь и переносить ее
на травяное чучело, а затем вдруг закричал громко и протяжно «эхе-хе-э».
—
Э! — Повернулся
на другой бок и
стал чиркать зажигалкой, гаснувшей под ветром.
Статья г-на
Э. Кросби об отношении Шекспира к рабочему народу навела меня
на мысль высказать и мое, давно установившееся, мнение о произведениях Шекспира, совершенно противоположное тому, которое установилось о нем во всем европейском мире.
Я подумал себе: «
Э, нет, братку! Знаю я, что ты за птицa. Ты меня
станешь по глазам читать и нивесть что
на меня скажешь! Нет, я лучше так, просто, без исповеди согласен».