Неточные совпадения
Они подошли к
дому; то был действительно трактир Меннерса. В раскрытом окне,
на столе, виднелась бутылка;
возле нее чья-то грязная рука доила полуседой ус.
Он
на Фонтанке жил, я
возле дом построил,
С колоннами! огромный! сколько стоил!
Мать всегда с беспокойством смотрела, как Андрюша исчезал из
дома на полсутки, и если б только не положительное запрещение отца мешать ему, она бы держала его
возле себя.
Эта семья жила
на главной улице,
возле губернатора, в собственном
доме.
Признаться сказать, ни в какое время года Колотовка не представляет отрадного зрелища; но особенно грустное чувство возбуждает она, когда июльское сверкающее солнце своими неумолимыми лучами затопляет и бурые, полуразметанные крыши
домов, и этот глубокий овраг, и выжженный, запыленный выгон, по которому безнадежно скитаются худые, длинноногие курицы, и серый осиновый сруб с дырами вместо окон, остаток прежнего барского
дома, кругом заросший крапивой, бурьяном и полынью и покрытый гусиным пухом, черный, словно раскаленный пруд, с каймой из полувысохшей грязи и сбитой набок плотиной,
возле которой,
на мелко истоптанной, пепеловидной земле овцы, едва дыша и чихая от жара, печально теснятся друг к дружке и с унылым терпеньем наклоняют головы как можно ниже, как будто выжидая, когда ж пройдет наконец этот невыносимый зной.
Он нагнал ее в двух верстах от своего
дома,
возле березовой рощицы,
на большой дороге в уездный город. Солнце стояло низко над небосклоном — и все кругом внезапно побагровело: деревья, травы и земля.
Татьяна даже не хотела переселиться к нам в
дом и продолжала жить у своей сестры, вместе с Асей. В детстве я видывал Татьяну только по праздникам, в церкви. Повязанная темным платком, с желтой шалью
на плечах, она становилась в толпе,
возле окна, — ее строгий профиль четко вырезывался
на прозрачном стекле, — и смиренно и важно молилась, кланяясь низко, по-старинному. Когда дядя увез меня, Асе было всего два года, а
на девятом году она лишилась матери.
Небольшая гостиная
возле, где все дышало женщиной и красотой, была как-то неуместна в
доме строгости и следствий; мне было не по себе там и как-то жаль, что прекрасно развернувшийся цветок попал
на кирпичную, печальную стену съезжей.
А тут два раза в неделю приходила в Вятку московская почта; с каким волнением дожидался я
возле почтовой конторы, пока разберут письма, с каким трепетом ломал печать и искал в письме из
дома, нет ли маленькой записочки
на тонкой бумаге, писанной удивительно мелким и изящным шрифтом.
Женатый
на цыганке, известной своим голосом и принадлежавшей к московскому табору, он превратил свой
дом в игорный, проводил все время в оргиях, все ночи за картами, и дикие сцены алчности и пьянства совершались
возле колыбели маленькой Сарры.
Любовь Грановского к ней была тихая, кроткая дружба, больше глубокая и нежная, чем страстная. Что-то спокойное, трогательно тихое царило в их молодом
доме. Душе было хорошо видеть иной раз
возле Грановского, поглощенного своими занятиями, его высокую, гнущуюся, как ветка, молчаливую, влюбленную и счастливую подругу. Я и тут, глядя
на них, думал о тех ясных и целомудренных семьях первых протестантов, которые безбоязненно пели гонимые псалмы, готовые рука в руку спокойно и твердо идти перед инквизитора.
Труп Небабы лежал у церковной стены, а
возле ружье. Он застрелился супротив окон своего
дома,
на ноге оставалась веревочка, которой он спустил курок. Инспектор врачебной управы плавно повествовал окружающим, что покойник нисколько не мучился; полицейские приготовлялись нести его в часть.
Когда я возвратился, в маленьком
доме царила мертвая тишина, покойник, по русскому обычаю, лежал
на столе в зале, поодаль сидел живописец Рабус, его приятель, и карандашом, сквозь слезы снимал его портрет;
возле покойника молча, сложа руки, с выражением бесконечной грусти, стояла высокая женская фигура; ни один артист не сумел бы изваять такую благородную и глубокую «Скорбь».
Середь этого разгара вдруг, как бомба, разорвавшаяся
возле, оглушила нас весть о варшавском восстании. Это уже недалеко, это
дома, и мы смотрели друг
на друга со слезами
на глазах, повторяя любимое...
В обеденную пору Иван Федорович въехал в село Хортыще и немного оробел, когда стал приближаться к господскому
дому.
Дом этот был длинный и не под очеретяною, как у многих окружных помещиков, но под деревянною крышею. Два амбара в дворе тоже под деревянною крышею; ворота дубовые. Иван Федорович похож был
на того франта, который, заехав
на бал, видит всех, куда ни оглянется, одетых щеголеватее его. Из почтения он остановил свой возок
возле амбара и подошел пешком к крыльцу.
Возле леса,
на горе, дремал с закрытыми ставнями старый деревянный
дом; мох и дикая трава покрывали его крышу; кудрявые яблони разрослись перед его окнами; лес, обнимая своею тенью, бросал
на него дикую мрачность; ореховая роща стлалась у подножия его и скатывалась к пруду.
Верстовой столб представляется великаном и совсем как будто идет, как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою, и запоздалая овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста, так хорошо и так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто есть люди, равнодушные к красотам природы, люди, способные то же самое чувствовать, сидя вечером
на каменном порожке инвалидного
дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые ночи, когда и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся
возле ваших ног луговая травка, и коростель, дерущий свое горло
на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа, будем тихи теперь, теперь такая пора тихая».
Преданный всякому общественному делу, Райнер хотел верить Белоярцеву и нимало не сердился
на то, что тот оттер его от
Дома, хотя и хорошо понимал, что весь этот маневр произведен Белоярцевым единственно для того, чтобы не иметь
возле себя никого, кто бы мог помешать ему играть первую роль и еще вдобавок вносить такие невыгодные для собственного кармана начала, каких упорно держался энтузиаст Райнер.
Хотя я много читал и еще больше слыхал, что люди то и дело умирают, знал, что все умрут, знал, что в сражениях солдаты погибают тысячами, очень живо помнил смерть дедушки, случившуюся
возле меня, в другой комнате того же
дома; но смерть мельника Болтуненка, который перед моими глазами шел, пел, говорил и вдруг пропал навсегда, — произвела
на меня особенное, гораздо сильнейшее впечатление, и утонуть в канавке показалось мне гораздо страшнее, чем погибнуть при каком-нибудь кораблекрушении
на беспредельных морях,
на бездонной глубине (о кораблекрушениях я много читал).
А вот
на секунду я и это пронизанное радостью кресло
возле кровати — мы одно: и великолепно улыбающаяся старуха у дверей Древнего
Дома, и дикие дебри за Зеленой Стеной, и какие-то серебряные
на черном развалины, дремлющие, как старуха, и где-то, невероятно далеко, сейчас хлопнувшая дверь — это все во мне, вместе со мною, слушает удары пульса и несется сквозь блаженную секунду…
У входа в Древний
Дом — никого. Я обошел кругом и увидел старуху привратницу
возле Зеленой Стены: приставила козырьком руку, глядит вверх. Там над Стеной — острые, черные треугольники каких-то птиц: с карканием бросаются
на приступ — грудью о прочную ограду из электрических волн — и назад и снова над Стеною.
Хозяин
дома, бывший, должно быть, несмотря
на свою грубоватую наружность, человеком весьма хитрым и наблюдательным и, по-видимому, старавшийся не терять графа из виду, поспешил, будто бы совершенно случайно, в сопровождений даже ничего этого не подозревавшего Марфина, перейти из залы в маленькую гостиную, из которой очень хорошо можно было усмотреть, что граф не остановился в большой гостиной, исключительно наполненной самыми почтенными и пожилыми дамами, а направился в боскетную, где и уселся в совершенно уединенном уголку
возле m-me Клавской, точно из-под земли тут выросшей.
Ахилла все забирался голосом выше и выше, лоб, скулы, и виски, и вся верхняя челюсть его широкого лица все более и более покрывались густым багрецом и пόтом; глаза его выступали,
на щеках,
возле углов губ, обозначались белые пятна, и рот отверст был как медная труба, и оттуда со звоном, треском и громом вылетало многолетие, заставившее все неодушевленные предметы в целом
доме задрожать, а одушевленные подняться с мест и, не сводя в изумлении глаз с открытого рта Ахиллы, тотчас, по произнесении им последнего звука, хватить общим хором: «Многая, многая, мно-о-о-огая лета, многая ле-е-ета!»
— Да, сударыня, одним словом! Нечего глядеть-то! (Он скрестил руки
на груди.) Позвольте вас спросить, известен ли вам некоторый
дом в…м переулке,
возле Поварской? Вы посещали этот
дом? (Он топнул ногой.) Отвечай же, негодная, и не думай хитрить! Люди, люди, лакеи, сударыня, des vils laquais [Презренные лакеи (фр.).] видели вас, как вы входили туда, к вашему…
Недели три после первого посещения Курнатовского Анна Васильевна, к великой радости Елены, переселилась в Москву, в свой большой деревянный
дом возле Пречистенки,
дом с колоннами, белыми лирами и венками над каждым окном, с мезонином, службами, палисадником, огромным зеленым двором, колодцем
на дворе и собачьей конурой
возле колодца.
Видно было, что скука снедает молодого человека, что роль зрителя,
на которую обрекает себя путешественник, стала надоедать ему: он досмотрел Европу — ему ничего не оставалось делать; все
возле были заняты, как обыкновенно люди
дома бывают заняты; он увидел себя гостем, которому предлагают стул, которого осыпают вежливостью, но в семейные тайны не посвящают, которому, наконец, бывает пора идти к себе.
Дома он пошел к сестре. Нина Федоровна была еще крепка
на вид и производила впечатление хорошо сложенной, сильной женщины, но резкая бледность делала ее похожей
на мертвую, особенно когда она, как теперь, лежала
на спине, с закрытыми глазами;
возле нее сидела ее старшая дочь, Саша, десяти лет, и читала ей что-то из своей хрестоматии.
Одна из гостиных в
доме Лебедева. Впереди арка, отделяющая гостиную от зала, направо и налево — двери. Старинная бронза, фамильные портреты. Праздничное убранство. Пианино,
на нем скрипка,
возле стоит виолончель. — B продолжение всего действия по залу ходят гости, одетые по-бальному.
Натурально, здесь эполеты (показывает
на плеча),золотое шитье… и эдак красоточки черномазенькие, — у них ведь
возле каждого
дома балкончики, и крыши, вот как этот пол, совершенно плоски.
И если искал его друг, то находил так быстро и легко, словно не прятался Жегулев, а жил в лучшей городской гостинице
на главной улице, и адрес его всюду пропечатан; а недруг ходил вокруг и
возле, случалось, спал под одной крышей и никого не видел, как околдованный: однажды в Каменке становой целую ночь проспал в одном
доме с Жегулевым, только
на разных половинах; и Жегулев, смеясь, смотрел
на него в окно, но ничего,
на свое счастье, не разглядел в стекле: быть бы ему убиту и блюдечка бы не допить.
В четверг только
на час уходил к Колесникову и передал ему деньги. Остальное время был
дома возле матери; вечером в сумерки с ней и Линочкой ходил гулять за город. Ночью просматривал и жег письма; хотел сжечь свой ребяческий старый дневник, но подумал и оставил матери. Собирал вещи, выбрал одну книгу для чтения; сомневался относительно образка, но порешил захватить с собою — для матери.
На нижней ступеньке крылечка, перед
домом, сидела Раиса; облокотившись
на колени и подперев подбородок скрещенными пальцами, она глядела прямо в упор перед собою;
возле нее стояла ее немая сестричка и преспокойно помахивала кнутиком; а перед крыльцом, спиной ко мне, в изорванном и истасканном камзоле, в подштанниках и с валенками
на ногах, болтая локтями и кривляясь, семенил
на месте и подпрыгивал старик Латкин.
Сила Иванович поблагодарил начальника губернии, но не остался в О-е, продал свой
дом с густым садом и поселился
на каком-то хуторке в Курской губернии
возле Белых Берегов.
Одна из гостиных в
доме Сорина, обращенная Константином Треплевым в рабочий кабинет. Направо и налево двери, ведущие во внутренние покои. Прямо стеклянная дверь
на террасу. Кроме обычной гостиной мебели, в правом углу письменный стол,
возле левой двери турецкий диван, шкап с книгами, книги
на окнах,
на стульях. — Вечер. Горит одна лампа под колпаком. Полумрак. Слышно, как шумят деревья и воет ветер в трубах.
«Так ли, впрочем, будет все это, — продолжал наш герой, выходя из кареты у подъезда одного пятиэтажного
дома на Литейной,
возле которого приказал остановить свой экипаж, — так ли будет все это?
И вдруг то необыкновенно хорошее, радостное и мирное, чего я не испытывал с самого детства, нахлынуло
на меня вместе с сознанием, что я далек от смерти, что впереди еще целая жизнь, которую я, наверно, сумею повернуть по-своему (о! наверно сумею), и я, хотя с трудом, повернулся
на бок, поджал ноги, подложил ладонь под голову и заснул, точно так, как в детстве, когда, бывало, проснешься ночью
возле спящей матери, когда в окно стучит ветер, и в трубе жалобно воет буря, и бревна
дома стреляют, как из пистолета, от лютого мороза, и начнешь тихонько плакать, и боясь и желая разбудить мать, и она проснется, сквозь сон поцелует и перекрестит, и, успокоенный, свертываешься калачиком и засыпаешь с отрадой в маленькой душе.
В черном фраке с плерезами, без шляпы
на голове, он суетился, размахивал руками, бил себя по ляжкам, кричал то в
дом, то
на улицу, в направлении тут же стоявших погребальных дрог с белым катафалком и двух ямских карет,
возле которых четыре гарнизонные солдата в траурных мантиях
на старых шинелях и траурных шляпах
на сморщенных лицах задумчиво тыкали в рыхлый снег ручками незажженных факелов.
Я остановился у стола
возле стула,
на котором она сидела, и бессмысленно смотрел перед собой. Прошло с минуту, вдруг я весь вздрогнул: прямо перед собой,
на столе, я увидал… одним словом, я увидал смятую синюю пятирублевую бумажку, ту самую, которую минуту назад зажал в ее руке. Это была та бумажка; другой и быть не могло; другой и в
доме не было. Она, стало быть, успела выбросить ее из руки
на стол в ту минуту, когда я отскочил в другой угол.
Улица,
на которую выходили окна моей комнаты, имела теперь самый печальный вид: ряды домиков, очень красивых в хорошую погоду, теперь выглядели мрачно, а непролазная грязь посредине улицы представляла самое отвратительное зрелище, точно целая река грязи, по которой плыли телеги с дровами, коробья с углем, маленькие тележки с рудой и осторожно пробирались пешеходы
возле самых
домов по кое-как набросанным, скользким от дождя жердочкам, камням и жалким остаткам недавно зеленой «полянки».
В
доме он уже никого не встретил, все выскочили в сад; одни только девочки, дочери Ипатова, попались ему в коридоре,
возле передней; помертвев от испуга, стояли они в своих белых юбочках, с сжатыми руками и голыми ножками,
возле ночника, поставленного
на полу. Через гостиную, мимо опрокинутого стола, выбежал Владимир Сергеич
на террасу. Сквозь чащу, по направлению к плотине, мелькали огни, тени…
В
доме Шуминых только что кончилась всенощная, которую заказывала бабушка Марфа Михайловна, и теперь Наде — она вышла в сад
на минутку — видно было, как в зале накрывали
на стол для закуски, как в своем пышном шелковом платье суетилась бабушка; отец Андрей, соборный протоиерей, говорил о чем-то с матерью Нади, Ниной Ивановной, и теперь мать при вечернем освещении сквозь окно почему-то казалась очень молодой;
возле стоял сын отца Андрея, Андрей Андреич, и внимательно слушал.
Из гимназии Никитин шел
на частные уроки, и когда наконец в шестом часу возвращался домой, то чувствовал и радость и тревогу, как будто не был
дома целый год. Он вбегал по лестнице, запыхавшись, находил Маню, обнимал ее, целовал и клялся, что любит ее, жить без нее не может, уверял, что страшно соскучился, и со страхом спрашивал ее, здорова ли она и отчего у нее такое невеселое лицо. Потом вдвоем обедали. После обеда он ложился в кабинете
на диван и курил, а она садилась
возле и рассказывала вполголоса.
Тут узнал я, что дядя его, этот разумный и многоученый муж, ревнитель целости языка и русской самобытности, твердый и смелый обличитель торжествующей новизны и почитатель благочестивой старины, этот открытый враг слепого подражанья иностранному — был совершенное дитя в житейском быту; жил самым невзыскательным гостем в собственном
доме, предоставя все управлению жены и не обращая ни малейшего внимания
на то, что вокруг него происходило; что он знал только ученый совет в Адмиралтействе да свой кабинет, в котором коптел над словарями разных славянских наречий, над старинными рукописями и церковными книгами, занимаясь корнесловием и сравнительным словопроизводством; что, не имея детей и взяв
на воспитание двух родных племянников, отдал их в полное распоряжение Дарье Алексевне, которая, считая все убеждения супруга патриотическими бреднями, наняла к мальчикам француза-гувернера и поместила его
возле самого кабинета своего мужа; что родные его жены (Хвостовы), часто у ней гостившие, сама Дарья Алексевна и племянники говорили при дяде всегда по-французски…
Шестнадцатого июня, в семь часов вечера, посетил он в последний раз
дом госпожи Фритче, а семнадцатого июня, к обеду, то есть почти через сутки, пастух нашел его в овраге
возле большой Херсонской дороги, в двух верстах от Николаева, бесчувственного, с разрубленною головой, с багровыми пятнами
на шее.
И опять Мишка остался один, ему хотелось есть, и
дом был страшно далек, и не было
возле близких людей, — все это было так ужасно, что он поднялся, всхлипнул и, опустившись
на четвереньки, пополз куда глаза глядят. Меркулов поднял его и понес; Мишка сразу успокоился и, покачиваясь
на руках, сверху вниз, серьезно и самодовольно смотрел
на страшную и теперь веселую улицу и ни разу до самого
дома не взглянул
на незнакомого человека, спасшего его.
— Так говорил Феклист желчно и досадливо, указывая
на недостроенные и еще не покрытые кровлями
дома возле соляных анбаров
на самом всполье.
— Еще ничего, — отвечала Марья Ивановна. — Сионскую горницу сделали, не очень велика, однако человек
на двадцать будет. Место в Фатьянке хорошее — уютно, укромно, от селенья не близко, соседей помещиков нет, заборы поставила я полторы сажени вышиной. Шесть изб
возле дома также поставила, двадцать пять душ перевела из Талызина. Все «наши».
Хорошо знала она местность. Выбежав
на широкий двор, бросилась было к воротам, но в зачинавшемся уже рассвете увидала, что там
на лавочке сидит караульный… В сад побежала, там ни души. Она дальше и дальше. Бежит, не переводя духа, и назади сада, вблизи Кириллиной пасеки, перелезает через невысокий плетень, а потом по задам
возле длинного ряда крестьянских овинов бежит к попу
на край деревни.
На него одного вся надежда ее. Подбежав к
дому отца Прохора, она крепко постучалась в окно.
Было уж поздно, наступала полночь, яркими мерцающими звездами было усеяно темно-синее небо. Простившись с Груней, Патап Максимыч из душных горниц пошел
на улицу подышать свежим воздухом. Видит —
возле дома Ивана Григорьевича сидит человек
на завалинке. Высоко он держит голову и глядит
на небесные светочи. Поближе подошел к нему Патап Максимыч и узнал Самоквасова.
Евгений Петрович сел за стол и потянул к себе один из рисунков Сережи.
На этом рисунке был изображен
дом с кривой крышей и с дымом, который, как молния, зигзагами шел из труб до самого края четвертухи;
возле дома стоял солдат с точками вместо глаз и со штыком, похожим
на цифру 4.