Неточные совпадения
Наталья Савишна, которая всю
ночь 11 апреля провела
в спальне матушки, рассказывала мне, что, написав первую часть письма, maman положила его подле себя
на столик и започивала.
В следующую же
ночь, с свойственною одним бурсакам дерзостью, он пролез чрез частокол
в сад, взлез
на дерево, которое раскидывалось ветвями
на самую крышу дома; с дерева перелез он
на крышу и через трубу камина пробрался прямо
в спальню красавицы, которая
в это время сидела перед свечою и вынимала из ушей своих дорогие серьги.
Так прошел весь вечер, и наступила
ночь. Доктор ушел спать. Тетушки улеглись. Нехлюдов знал, что Матрена Павловна теперь
в спальне у теток и Катюша
в девичьей — одна. Он опять вышел
на крыльцо.
На дворе было темно, сыро, тепло, и тот белый туман, который весной сгоняет последний снег или распространяется от тающего последнего снега, наполнял весь воздух. С реки, которая была
в ста шагах под кручью перед домом, слышны были странные звуки: это ломался лед.
Она точно не могла жить без него и даже клала его
на ночь в свою
спальню, где он грыз сапоги, рвал платье и вообще показывал целый ряд самых артистических штук.
Даже
ночью, когда
в своей
спальне она осталась с мужем и взглянула
на его длинную, нескладную фигуру, она опять вспомнила это слово: «Непосредственность…
После Сенатора отец мой отправлялся
в свою
спальную, всякий раз осведомлялся о том, заперты ли ворота, получал утвердительный ответ, изъявлял некоторое сомнение и ничего не делал, чтобы удостовериться. Тут начиналась длинная история умываний, примочек, лекарств; камердинер приготовлял
на столике возле постели целый арсенал разных вещей: склянок, ночников, коробочек. Старик обыкновенно читал с час времени Бурьенна, «Memorial de S-te Helene» и вообще разные «Записки», засим наступала
ночь.
Тем не менее матушка откладывает
на тарелку несколько персиков и абрикосов и уносит их
в дедушкину
спальню,
на случай, если б старик пожелал
на ночь покушать.
Ночь матушка провела тревожно. Беспрестанно будила дежурную горничную, спавшую
на полу у дверей ее
спальни, посылая ее
в застольную, и наказывала, чтоб Василиса отнюдь не позволяла Федосу курить.
Читатель, вероятно, помнит дальше. Флоренса тоскует о смерти брата. Мистер Домби тоскует о сыне… Мокрая
ночь. Мелкий дождь печально дребезжал
в заплаканные окна. Зловещий ветер пронзительно дул и стонал вокруг дома, как будто ночная тоска обуяла его. Флоренса сидела одна
в своей траурной
спальне и заливалась слезами.
На часах башни пробило полночь…
Раз
ночью Харитина ужасно испугалась. Она только что заснула, как почувствовала, что что-то сидит у ней
на кровати. Это была Серафима. Она пришла
в одной рубашке, с распущенными волосами и, кажется, не понимала, что делает. Харитина взяла ее за руку и, как лунатика, увела
в ее
спальню.
На ночь Евгения Петровна уложила Лизу
на диване за драпри
в своей
спальне и несколько раз пыталась добиться у нее откровенного мнения о том, что она думает с собой сделать, живя таким странным и непонятным для нее образом.
Соловьев было так много и
ночью они, казалось, подлетали так близко к дому, что, при закрытых ставнями окнах, свисты, раскаты и щелканье их с двух сторон врывались с силою
в нашу закупоренную
спальню, потому что она углом выходила
на загибавшуюся реку, прямо
в кусты, полные соловьев.
Новый способ свидания еще более пленил Аггея Никитича;
ночь, луна, сад, таинственное прохождение сквозь маленькую калитку заманчиво нарисовались
в его воображении, и он начал поступать так: часов
в одиннадцать уходил спать, причем
спальню свою запирал, а
в половине двенадцатого снова одевался и, выскочив
в окно прямо
на улицу, направлялся к саду аптекаря.
Здесь мне кажется возможным сказать несколько слов об этой комнате; она была хоть и довольно большая, но совершенно не походила
на масонскую
спальню Крапчика; единственными украшениями этой комнаты служили: прекрасный портрет английского поэта Эдуарда Юнга [Юнг Эдуард (1683—1765) — английский поэт, автор известной поэмы «Жалобы или Ночные думы» («
Ночи»).], написанный с него
в его молодости и представлявший мистического поэта с длинными волосами, со склоненною несколько набок печальною головою, с простертыми
на колена руками, персты коих были вложены один между другого.
Алексей Степаныч и Софья Николавна проспали спокойно
ночь в собственной
спальне Аксиньи Степановны, которую она им уступила, устроив всё наилучшим образом, как могла и как умела, не обратив никакого внимания
на едкие замечания сестрицы-генеральши.
Литвинову пришло
в голову, что запах цветов вреден для здоровья
ночью в спальне, и он встал, ощупью добрел до букета и вынес его
в соседнюю комнату; но и оттуда проникал к нему
в подушку, под одеяло, томительный запах, и он тоскливо переворачивался с боку
на бок.
В этой же комнате, прислонясь головой к косяку дверей, идущих
в спальню Бегушева, стоял и Прокофий, с которым решительно случилась невероятная перемена: с самой болезни Бегушева он сделался ему вдруг очень услужлив, не спал почти все
ночи и все прислушивался, что делается
в спальне больного;
на жену свою он беспрестанно кричал: «Ну ты, копытами-то своими завозилась!» и сам все ходил
на цыпочках.
На другое утро, по снятии ставешков с окон,
в спальне стало необычайно светло от выпавшего
в ночь первого зазимка.
Бедная страдалица-мать наша оставалась
на одре болезни безвыходно
в новом флигеле,
в комнате с постоянно закрытыми окнами, так что
в спальне царила непрестанная
ночь. Кроме сменявшихся при ней двух горничных, она никого не принимала. Так и нас,
в свою очередь, она приняла не более двух минут, благословила и дала поцеловать руку.
Много было
в эти
ночи в спальне Зиновия Борисыча и винца из свекрового погреба попито, и сладких сластей поедено, и
в сахарные хозяйкины уста поцеловано, и черными кудрями
на мягком изголовье поиграно. Но не все дорога идет скатертью, бывают и перебоинки.
Я не могу сказать, отчего они пели: перержавевшие ли петли были тому виною или сам механик, делавший их, скрыл
в них какой-нибудь секрет, — но замечательно то, что каждая дверь имела свой особенный голос: дверь, ведущая
в спальню, пела самым тоненьким дискантом; дверь
в столовую хрипела басом; но та, которая была
в сенях, издавала какой-то странный дребезжащий и вместе стонущий звук, так что, вслушиваясь
в него, очень ясно наконец слышалось: «батюшки, я зябну!» Я знаю, что многим очень не нравится этот звук; но я его очень люблю, и если мне случится иногда здесь услышать скрып дверей, тогда мне вдруг так и запахнет деревнею, низенькой комнаткой, озаренной свечкой
в старинном подсвечнике, ужином, уже стоящим
на столе, майскою темною
ночью, глядящею из сада, сквозь растворенное окно,
на стол, уставленный приборами, соловьем, обдающим сад, дом и дальнюю реку своими раскатами, страхом и шорохом ветвей… и Боже, какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний!
Татьяна Ивановна, войдя к хозяйке, которая со всеми своими дочерьми сидела
в спальной, тотчас же рассыпалась
в разговорах: поздравила всех с приездом Антона Федотыча, засвидетельствовала почтение от Хозарова и затем начала рассказывать, как ее однажды, когда она шла от одной знакомой вечером, остановили двое мужчин и так напугали, что она после недели две была больна горячкою, а потом принялась
в этом же роде за разные анекдоты; описала несчастье одной ее знакомой,
на которую тоже вечером кинулись из одного купеческого дома две собаки и укусили ей ногу; рассказала об одном знакомом ей мужчине — молодце и смельчаке, которого
ночью мошенники схватили
на площади и раздели донага.
«Видно, гости», — подумал я. Потеряв всякую надежду видеть Веру, я выбрался из сада и проворными шагами пошел домой.
Ночь была темная, сентябрьская, но теплая и без ветра. Чувство не столько досады, сколько печали, которое овладело было мною, рассеялось понемногу, и я пришел к себе домой немного усталый от быстрой ходьбы, но успокоенный тишиною
ночи, счастливый и почти веселый. Я вошел
в спальню, отослал Тимофея, не раздеваясь бросился
на постель и погрузился
в думу.
Это и было исполнено. Баронесса и ее дочь с грудным младенцем ночевали
на диванах
в моей гостиной, а я тихонько прошел к себе
в спальню через кухню.
В начале
ночи пеленашка немножко попищал за тонкой стеною, но мать и бабушка следили за его поведением и тотчас же его успокоивали. Гораздо больше беспокойства причинял мне его отец, который все ходил и метался внизу по своей квартире и хлопал окнами, то открывая их, то опять закрывая.
Никитин продолжал думать о том, как он вернется из Петербурга, как встретит его
на вокзале Манюся и, вскрикнув от радости, бросится ему
на шею; или, еще лучше, он схитрит: приедет
ночью потихоньку, кухарка отворит ему, потом
на цыпочках пройдет он
в спальню, бесшумно разденется и — бултых
в постель!
Дом,
в котором она жила со дня рождения и который
в завещании был записан
на ее имя, находился
на окраине города,
в Цыганской слободке, недалеко от сада «Тиволи»; по вечерам и по
ночам ей слышно было, как
в саду играла музыка, как лопались с треском ракеты, и ей казалось, что это Кукин воюет со своей судьбой и берет приступом своего главного врага — равнодушную публику; сердце у нее сладко замирало, спать совсем не хотелось, и, когда под утро он возвращался домой, она тихо стучала
в окошко из своей
спальни и, показывая ему сквозь занавески только лицо и одно плечо, ласково улыбалась…
Вспомнивши, что он возвратился вчера домой
в четвертом часу
ночи, она пожалела будить его и, надев
спальные башмачки, которые супруг ее выписал из Петербурга,
в белой кофточке, драпировавшейся
на ней, как льющаяся вода, она вышла
в свою уборную, умылась свежею, как сама, водою и подошла к туалету.
Узнав, что они
ночи не изволят почивать,
в свою
спальню их перевела, и, как только Ольга Николавна вздохнут или простонут,
на босу ножку старушка вставали с своей постели и только спрашивали: «Что такое, Оленька, дружок мой, что такое с тобой?» Но ничем этим, видно, перед Ольгой Николавной не могли они заслужить, никто им, видно, не был милей Федора Гаврилыча.
В первом часу
ночи в спальную Маруси тихо вошел Егорушка. Маруся была уже раздета и старалась уснуть. Ее утомило ее неожиданное счастье: ей хотелось хоть чем-нибудь успокоить без умолку и, как ей казалось,
на весь дом стучавшее сердце.
В каждой морщинке Егорушкиного лица сидела тысяча тайн. Он таинственно кашлянул, значительно поглядел
на Марусю и, как бы желая сообщить ей нечто ужасно важное и секретное, сел
на ее ноги и нагнулся слегка к ее уху.
Приезжали три доктора, советовались, потом уехали. День был длинный, неимоверно длинный, потом наступила и долго-долго проходила
ночь, а под утро,
в субботу, к старухе, которая лежала
в гостиной
на диване, подошел келейник и попросил ее сходить
в спальню: преосвященный приказал долго жить.
Мертвенно тихо
в доме Нетовых. Два часа
ночи. Евлампий Григорьевич вернулся вчера с вечера об эту же пору и нашел
на столе депешу от Марьи Орестовны. Депеша пришла из Петербурга, и
в ней стояло: «Буду завтра с курьерским. Приготовить
спальню». Больше ничего. Последнее письмо ее было еще с юга Франции. Она не писала около трех месяцев.
Только подумать о том, что заговорили бы живущие некрестьянскою жизнью люди, если бы
в каждую
спальню к ним ставили
на ночь, хоть раз
в неделю, одного такого измерзшегося, изголодавшегося, грязного, вшивого прохожего.
Прохожу
в первую комнату, служащую мне одновременно столовой, гостиной и
спальней (так как
на ночь мне стелется там
на широкой оттоманке).
На столе грязные пустые тарелки, остатки соуса
на блюде, кусочки хлеба и
на самом видном месте записка. Огромные корявые буквы гласят: «Пожалуйста, не сердысь, я съила твою курыцу. Она била вкусни, толъко малы соли. А супу тоби оставила. Ешь
на здоровья. Твоя Султапка».
В то время, когда уже довольно позднее, но сумрачное петербургское утро пробилось сквозь опущенные гардины
спальни молодой женщины и осветило ее лежащею
на кровати с открытыми опухшими от слез, отяжелевшими от бессонной
ночи глазами, граф Владимир Петрович только что уснул у себя
в кабинете тем тяжелым сном кутившего всю
ночь человека, которым сама природа отмщает человеку за насилие над собою дозволенными излишествами.
1-й молодой человек. Три тени явятся следующею
ночью в спальню жестокосердных дам, и — тогда горе им! вампиры припадут к груди их… Но увидишь, что ни один Массильон не действовал так
на своих слушателей, как твой слуга покорный. О! я чувствую
в себе красноречие целой академии! (Убегает.)
Чтобы не быть захваченной врасплох, Чулков, по приказанию императрицы, должен был каждую
ночь оставаться во дворце и дремать
на кресле
в комнате, смежной со
спальней государыни.
Друзья остались одни, но остальной вечер и
ночь прошли для них томительно долго. Разговор между ними не клеился. Оба находились под гнетущим впечатлением происшедшего. Поужинав без всякого аппетита, они отправились
в спальню, но там, лежа без сна
на своих постелях, оба молчали, каждый думая свою думу.
Когда же
на ночь камердинер герцога выносил из
спальни его платье, нечто вставало с своего стула, жало руку камердинеру, и осторожно, неся всю тяжесть своего огромного туловища
в груди своей, чтобы не сделать им шуму по паркету, выползало или выкатывалось из дому, и нередко еще
на улице тосковало от сомнения, заснула ли его светлость и не потребовала бы к себе, чтобы над ним пошутить.
В эту
ночь он спал скверно, встал очень рано, сел
на стул
в спальне и смотрел
на спящую девушку.
Выздоровевший Миних немедленно пригрозил отставкой, но она была принята
в конце 1741 года. Грозный полководец мирно удалился
в свое имение и собирался отъехать
на службу к Фридриху И. Но его так боялись, что Анна и Антон переменяли
спальни каждую
ночь, а Миниха озолотили добром, отобранным у Бирона: его годовой доход возрос до семидесяти тысяч рублей.
Прошло два дня, и настал срок, назначенный патером Вацлавом для приезда к нему за снадобьем, долженствовавшим бросить княжну Людмилу Васильевну Полторацкую
в объятия графа Свянторжецкого. Последний не спал всю
ночь и почти минута
в минуту был у «чародея»
на далекой окраине Васильевского острова. Патер Вацлав был тоже аккуратен. После взаимных приветствий он удалился
в другую комнату, служившую ему и
спальней и лабораторией, и вынес оттуда небольшой темного стекла пузырек, плотно закупоренный.
— Две недели, — продолжала Глаша, — все шло хорошо, но
в одну
ночь жена моего господина возвратилась из деревни и захотела нечаянно обрадовать его, подкралась
на цыпочках и вошла
в спальню.
На пароходе, по причине дурной погоды, опять-таки не было возможности познакомиться, а из Булона до Парижа, хотя Николай Герасимович ехал с ними
в одном
спальном вагоне, но это было
ночью, и дамы спали
в своем отделении. Надежды однако он не терял.
Князь вошел
в свою
спальню и с каким-то почти паническим страхом посмотрел
на постель. Он чувствовал, что благодетельный и умиротворяющий сон будет его уделом нынешнюю
ночь. Он стал ходить по комнате. Вдруг взгляд его упал
на висевший у его постели образок Божьей Матери
в золотой ризе, которым благословила его покойная мать при поступлении
в корпус.
Желание короля исполнилось.
В первую же
ночь после возвращения короля
в столицу едва только
на небе показалась луна, через окно
спальни проникла Лара.
Все приходят слишком поздно, и
в этом разгадка моего
спального места и завязанных чемоданов. Нет, это не дорожные вещи, это моя старость, мое отчаянье и мертвая усталость, которые я потащу куда-то, и напрасно носильщики будут жаловаться
на их тяжесть — я и сам хотел бы, чтобы они были немного полегче, немного полегче.
Ночь кончается… вы уже все поняли, моя дорогая?
Много раз он заставал маму плачущей где-нибудь
в уголке
в гостиной или
в спальне; детская его рядом со
спальной, и однажды
ночью, почти
на рассвете, он слышал страшно гневный и громкий голос отца и плачущий голос матери.
Петр Петрович Стрижин, племянник полковницы Ивановой, тот самый, у которого
в прошлом году украли новые калоши, вернулся с крестин ровно
в два часа
ночи. Чтобы не разбудить своих, он осторожно разделся
в передней,
на цыпочках, чуть дыша, пробрался к себе
в спальню и, не зажигая огня, стал готовиться ко сну.
Пьер
в последнее время редко виделся с женою с глазу
на глаз. И
в Петербурге, и
в Москве дом их постоянно бывал полон гостями.
В следующую
ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел
в спальню, а остался
в своем огромном, отцовском кабинете,
в том самом,
в котором умер граф Безухов.
Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди
ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели
в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает того, чтó делается теперь и имеет еще совершиться
в спальне.