Неточные совпадения
Там, слышно, бывший студент
на большой
дороге почту разбил; там передовые, по общественному своему положению, люди фальшивые бумажки делают; там, в Москве, ловят целую компанию подделывателей билетов последнего займа с лотереей, — и в главных участниках один лектор всемирной
истории; там убивают нашего секретаря за границей, по причине денежной и загадочной…
—
История,
дорогой мой, поставила пред нами задачу: выйти
на берег Тихого океана, сначала — через Маньчжурию, затем, наверняка, через Персидский залив. Да, да — вы не улыбайтесь. И то и другое — необходимо, так же, как необходимо открыть Черное море. И с этим надобно торопиться, потому что…
Если обстановить этими выдумками, машинками, пружинками и таблицами жизнь человека, то можно в pendant к вопросу о том, «достовернее ли стала
история с тех пор, как размножились ее источники» — поставить вопрос, «удобнее ли стало жить
на свете с тех пор, как размножились удобства?» Новейший англичанин не должен просыпаться сам; еще хуже, если его будит слуга: это варварство, отсталость, и притом слуги
дороги в Лондоне.
Если роды кончатся хорошо, все пойдет
на пользу; но мы не должны забывать, что по
дороге может умереть ребенок или мать, а может, и оба, и тогда — ну, тогда
история с своим мормонизмом начнет новую беременность…
«Былое и думы» не историческая монография, а отражение
истории в человеке, случайно попавшемся
на ее
дороге.
Потом стали толковать о каких-то «золотых грамотах», которые появлялись нивесть откуда
на дорогах, в полях,
на заборах, будто «от самого царя», и которым верили мужики, а паны не верили, мужики осмеливались, а паны боялись… Затем грянула поразительная
история о «рогатом попе»…
Таким образом, христианство перешло
на большую
дорогу истории, стало вселенской силой.
— Они здесь, в груди моей, а получены под Карсом, и в дурную погоду я их ощущаю. Во всех других отношениях живу философом, хожу, гуляю, играю в моем кафе, как удалившийся от дел буржуа, в шашки и читаю «Indеpendance». [«Независимость» (фр.).] Но с нашим Портосом, Епанчиным, после третьегодней
истории на железной
дороге по поводу болонки, покончено мною окончательно.
— Но позвольте, как же это? — спросила вдруг Настасья Филипповна. — Пять или шесть дней назад я читала в «Indеpendance» — а я постоянно читаю «Indеpendance», — точно такую же
историю! Но решительно точно такую же! Это случилось
на одной из прирейнских железных
дорог, в вагоне, с одним французом и англичанкой: точно так же была вырвана сигара, точно так же была выкинута за окно болонка, наконец, точно так же и кончилось, как у вас. Даже платье светло-голубое!
— А в сущности, все это пустяки, моя
дорогая, — заговорил торопливо Прейн, посматривая
на часы. — Могу вас уверить, что вся эта
история кончится ничем. Увлечение генералом соскочит с Евгения Константиныча так же скоро, как наскочило, а вместе с ним улетит и эта свинушка…
Егорушка, взглянув
на дорогу, вообразил штук шесть высоких, рядом скачущих колесниц, вроде тех, какие он видывал
на рисунках в священной
истории; заложены эти колесницы в шестерки диких, бешеных лошадей и своими высокими колесами поднимают до неба облака пыли, а лошадьми правят люди, какие могут сниться или вырастать в сказочных мыслях.
Кроме того, Зинка умел рассказывать разные страшные сказки и достоверные
истории про домовых, водяных, а также колдунов и вообще злых людей и, что всего
дороже, умел так же хорошо слушать и себе
на уме соглашаться со всем, что ему говорил его барин.
Вся
история, сколько помню, состояла в том, что где-то
на дороге у какой-то дамы в карете сломалось дышло; мужики за это деревцо запросили двадцать рублей и без того не выпускали барыню вон из деревни. Дон-Кихот попал
на эту
историю и сначала держал к мужикам внушительную речь, а потом, видя бессилие слов, вскочил в свой тарантас и закричал...
Словом, рассудок очень ясно говорил в князе, что для спокойствия всех близких и
дорогих ему людей, для спокойствия собственного и, наконец, по чувству справедливости он должен был
на любовь жены к другому взглянуть равнодушно; но в то же время, как и в
истории с бароном Мингером, чувствовал, что у него при одной мысли об этом целое море злобы поднимается к сердцу.
Рассказывали разные
истории. Между прочим, говорили о том, что жена старосты, Мавра, женщина здоровая и неглупая, во всю свою жизнь нигде не была дальше своего родного села, никогда не видела ни города, ни железной
дороги, а в последние десять лет все сидела за печью и только по ночам выходила
на улицу.
Он ушёл от неё
на рассвете лёгкой походкой, чувствуя себя человеком, который в опасной игре выиграл нечто ценное. Тихий праздник в его душе усиливало ещё и то, что когда он, уходя, попросил у Полины спрятанный ею револьвер, а она не захотела отдать его, Яков принужден был сказать, что без револьвера боится идти, и сообщил ей
историю с Носковым. Его очень обрадовал испуг Полины, волнение её убедило его, что он действительно
дорог ей, любим ею. Ахая, всплескивая руками, она стала упрекать его...
Я писал «
Историю железных
дорог»; нужно было прочесть множество русских и иностранных книг, брошюр, журнальных статей, нужно было щёлкать
на счетах, перелистывать логарифмы, думать и писать, потом опять читать, щёлкать и думать; но едва я брался за книгу или начинал думать, как мысли мои путались, глаза жмурились, я со вздохом вставал из-за стола и начинал ходить по большим комнатам своего пустынного деревенского дома.
В Дубровине мне дают лошадей, и я еду дальше. Но в 45 верстах от Томска мне опять говорят, что ехать нельзя, что река Томь затопила луга и
дороги. Опять надо плыть
на лодке. И тут та же
история, что в Красном Яру: лодка уплыла
на ту сторону, но не может вернуться, так как дует сильный ветер и по реке ходят высокие валы… Будем ждать!
Теркин слушал его, опустив немного голову. Ему было не совсем ловко.
Дорогой,
на извозчике, тот расспрашивал про дела, поздравил Теркина с успехом; про себя ничего еще не говорил. «
История» по акционерному обществу до уголовного разбирательства не дошла, но кредит его сильно пошатнула. С прошлого года они нигде не сталкивались, ни в Москве, ни
на Волге. Слышал Теркин от кого-то, что Усатин опять выплыл и чуть ли не мастерит нового акционерного общества.
Он
дорогой в Петербург слышал об этой
истории. Перемена во взгляде властей
на брачные преступления заставила его и тогда задуматься о себе, о будущем. Это даже побудило его было рассказать дяде всю эту печальную
историю своей ранней молодости и попросить его совета, а может быть помощи и заступничества.
Вышло немножко не так. Обстоятельства, имеющие прихоть повторяться, сыграли с казаками ту самую
историю, какая тридцать пять лет тому назад была разыграна с Агапом и Керасивной: поднялась страшная метель, и казаки всею громадою начали плутать по степи, потеряли след и, сбившись с
дороги, не знали, где они находятся, как вдруг, может быть всего за час перед рассветом, видят, стоит человек, и не
на простом месте, а
на льду над прорубью, и говорит весело...