Неточные совпадения
"Несмотря
на добродушие Менелая, — говорил учитель истории, — никогда спартанцы не
были столь счастливы, как во время осады Трои; ибо хотя многие
бумаги оставались неподписанными, но зато многие же спины пребыли невыстеганными, и второе лишение с лихвою вознаградило за первое…"
Я ее крепко обнял, и так мы
оставались долго. Наконец губы наши сблизились и слились в жаркий, упоительный поцелуй; ее руки
были холодны как лед, голова горела. Тут между нами начался один из тех разговоров, которые
на бумаге не имеют смысла, которых повторить нельзя и нельзя даже запомнить: значение звуков заменяет и дополняет значение слов, как в итальянской опере.
С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец
остались только два, из которых одно, как уже видел читатель,
было заклеено
бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи
на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно
было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно
было притронуться: они обращались в пыль.
Осталось за мной. Я тотчас же вынул деньги, заплатил, схватил альбом и ушел в угол комнаты; там вынул его из футляра и лихорадочно, наскоро, стал разглядывать: не считая футляра, это
была самая дрянная вещь в мире — альбомчик в размер листа почтовой
бумаги малого формата, тоненький, с золотым истершимся обрезом, точь-в-точь такой, как заводились в старину у только что вышедших из института девиц. Тушью и красками нарисованы
были храмы
на горе, амуры, пруд с плавающими лебедями;
были стишки...
Действительно,
на столе, в шкафу и
на этажерках
было много книг (которых в маминой квартире почти совсем не
было);
были исписанные
бумаги,
были связанные пачки с письмами — одним словом, все глядело как давно уже обжитой угол, и я знаю, что Версилов и прежде (хотя и довольно редко) переселялся по временам
на эту квартиру совсем и
оставался в ней даже по целым неделям.
Когда отец твой умер,
на заводах не
было ни копейки долгу;
оставались еще кой-какие крохи в
бумагах да прииски.
Сюда пишут, что в России перемена министерства, то
есть вместо Строгонова назначается Бибиков, но дух
остается тот же, система та же. В числе улучшения только налог
на гербовую
бумагу. Все это вы, верно, знаете, о многом хотелось бы поговорить, как, бывало, прошлого года, в осенние теперешние вечера, но это невозможно
на бумаге.
Вчерашний день
был для меня той самой
бумагой, через которую химики фильтруют свои растворы: все взвешенные частицы, все лишнее
остается на этой
бумаге. И утром я спустился вниз начисто отдистиллированный, прозрачный.
— Нет, не мечтали. Там вы поняли, растолковали себе жизнь; там вы
были прекрасны, благородны, умны… Зачем не
остались такими? Зачем это
было только
на словах,
на бумаге, а не
на деле? Это прекрасное мелькнуло, как солнце из-за туч —
на одну минуту…
— Отвести их в острог, говорит, я с ними потом; ну, а ты
оставайся, — это мне то
есть говорит. — Пошел сюда, садись! — Смотрю: стол,
бумага, перо. Думаю: «Чего ж он это ладит делать?» — Садись, говорит,
на стул, бери перо, пиши! — а сам схватил меня за ухо, да и тянет. Я смотрю
на него, как черт
на попа: «Не умею, говорю, ваше высокоблагородие». — Пиши!
— Нарочно они так придумали, чтобы Ардальона Борисыча подловить, — говорила Грушина, торопясь, размахивая руками и радостно волнуясь оттого, что передает такое важное известие. — Видите ли, у этой барышни
есть двоюродный брат сирота, он и учился в Рубани, так мать-то этой барышни его из гимназии взяла, а по его
бумагам барышня сюда и поступила. И вы заметьте, они его поместили
на квартире, где других гимназистов нет, он там один, так что все шито-крыто, думали,
останется.
Барон очень хорошо понимал, что составлять подобные проекты такой же вздор, как и писать красноречивые канцелярские
бумаги, но только он не умел этого делать, с юных лет не привык к тому, и вследствие этого для него ясно
было, что
на более высокие должности проползут вот эти именно составители проектов, а он при них — самое большое,
останется чернорабочим.
Почти ежедневно через залу, где мы играли, в кабинет к отцу проходил с
бумагами его секретарь, Борис Антонович Овсяников. Часто последний обращался ко мне, обещая сделать превосходную игрушку — беговые санки, и впоследствии я не мог видеть Бориса Антоновича без того, чтобы не спросить: «Скоро ли
будут готовы санки?»
На это следовали ответы, что вот только
осталось выкрасить, а затем высушить, покрыть лаком, обить сукном и т. д. Явно, что санки существовали только
на словах.
— Знаю, как написать, — отвечал Хозаров и, расставшись с хозяйкою, тотчас же принялся сочинять послание,
на изложение которого героем моим
был употреблен добросовестный труд. Три листа почтовой
бумаги были перемараны, и, наконец, уже четвертый, розовый и надушенный, удостоился
остаться беловым. Письмо
было написано с большим чувством и прекрасным языком.
На другое утро торжественно отнес ей свою — как бы назвать по-ученому? — не песнь… ну, эпиграмму. Она прочла, и при первых строчках изменилась в лице,
бумагу изодрала, — а у меня и копии не
осталось побежала к новой моей родительнице: но та, спасибо ей!
была женщина умная и с рассудком; она, не захотевши знать, за что мы поссорились, приказала нам помириться и так уладила все дело.
Флор Федулыч. Не думаю, а наверно знаю. У женщины деньги удержаться не могут, их сейчас отберут. До прочих нам дела нет; а вас мы беречь должны. Коли мы за вашими деньгами не усмотрим, нам
будет грех и стыдно. Ведь если вас оберут, мы заплачем. А вы мне пожалуйте ваши деньги и все
бумаги, я вам сохранную расписку дам и
буду вашим кассиром. Капитал ваш
останется неприкосновенным, а сколько вам потребуется
на проживание, сколько бы ни потребовалось, вы всегда можете получить от меня.
— Павел Андреич, — сказала она, печально улыбаясь. — Простите, я не верю вам: вы не уедете. Но я еще раз прошу. Называйте это, — она указала
на свои
бумаги, — самообманом, бабьей логикой, ошибкой, как хотите, но не мешайте мне. Это всё, что
осталось у меня в жизни. — Она отвернулась и помолчала. — Раньше у меня ничего не
было. Свою молодость я потратила
на то, что воевала с вами. Теперь я ухватилась за это и ожила, я счастлива… Мне кажется, в этом я нашла способ, как оправдать свою жизнь.
Иосаф начал искать свое платье;
на глазах его видны
были слезы. Я не в состоянии
был долее переносить этой сцены и вышел; но полицмейстер
остался с Ферапонтовым и через несколько минут вывел его в шинели и теплой нахлобученной фуражке. Выходя из комнаты, он захватил с собою свечку и, затворив двери, вынул из кармана сургуч, печать и клочок
бумаги и припечатал ее одним концом к косяку, а другим к двери.
Как ему жаль
было ружья и собаки! Они
остались там,
на Волге, в посаде, где у него постоянная квартира, поблизости пароходной верфи. Там же и все остальное добро.
На «Сильвестре» погибла часть платья, туалетные вещи, разные
бумаги. Но все-таки у него
было такое чувство, точно он начинает жить сызнова, по выходе из школы, с самым легким багажом без кола, без двора.
Послушно присел он к столу и доел похлебку, потом присел к Теркину
на койку, где они и
остались. В камере
было всего два стула и столик, под высоким решетчатым окном, в одном месте заклеенным синей
бумагой.
Однажды я попробовал дать ему, вместо сухого пера, карандаш, думая, что,
быть может, он действительно что-нибудь пишет, но
на бумаге остались только безобразные линии, оборванные, кривые, лишенные смысла.
Сергей Семенович
остался один, но, прежде чем собрать нужные ему
на сегодня в месте его служения
бумаги и выехать из дому, стал ходить взад и вперед по кабинету, поправляя свой парик, который сидел хорошо
на голове и, казалось, не требовал поправки. Этот жест, впрочем,
был обыкновенен у Сергея Семеновича, когда он находился в волнении.
Ты плакал? следы твоих слез
остались на бумаге — о! для чего пали они
на нее? для чего не могла я
выпить их моими поцелуями? Боже! и я виною их…
— Ну скажи ты этому болвану, — отвечал он
на запрос от Вотчинного Департамента, — чтоб он
оставался караулить свои
бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде?
Есть лошади, пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
Акт, сохранившийся в
бумагах покойного Пеликана, кончается
на том, что мы могли из него выбрать и сообщить; но
на нем
есть еще чрезвычайно любопытная пометка, сделанная собственною рукою Евгения Венцеславовича 8-го декабря 1878 года. Из этой надписи видно, что покойному председателю медицинского совета описанное загадочное событие пяти смертей
оставалось необъяснимым до 1878 года, т. е. в течение ровно двадцати пяти лет.
Ознакомясь с миссионерскими отчетностями, я
остался всею деятельностью недоволен более, чем деятельностью моего приходского духовенства: обращений в христианство
было чрезвычайно мало, да и то ясно
было, что добрая доля этих обращений значилась только
на бумаге.
Вечером
оставшись один
на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями
было жарко. Он досадовал
на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные
бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал
на себя за то, что
остался.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение, и что противно тому, что́ происходило в полосе Лысых Гор
на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни) в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно
было, имели сношения с французами, получали какие-то
бумаги, ходившие между ними, и
оставались на местах.
— Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы
было остаться здесь, — сказала m-lle Bourienne. — Потому что, согласитесь, chère Marie попасть в руки солдат или бунтующих мужиков
на дороге —
было бы ужасно. M-lle Bourienne достала из ридикюля объявление (не
на русской обыкновенной
бумаге) французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано
будет должное покровительство французскими властями, и подала его княжне.