Неточные совпадения
Как ему жаль
было ружья и собаки! Они
остались там,
на Волге, в посаде, где у него постоянная квартира, поблизости пароходной верфи. Там же и все остальное добро.
На «Сильвестре» погибла часть платья, туалетные вещи, разные
бумаги. Но все-таки у него
было такое чувство, точно он начинает жить сызнова, по выходе из школы, с самым легким багажом без кола, без двора.
Послушно присел он к столу и доел похлебку, потом присел к Теркину
на койку, где они и
остались. В камере
было всего два стула и столик, под высоким решетчатым окном, в одном месте заклеенным синей
бумагой.
Неточные совпадения
"Несмотря
на добродушие Менелая, — говорил учитель истории, — никогда спартанцы не
были столь счастливы, как во время осады Трои; ибо хотя многие
бумаги оставались неподписанными, но зато многие же спины пребыли невыстеганными, и второе лишение с лихвою вознаградило за первое…"
Я ее крепко обнял, и так мы
оставались долго. Наконец губы наши сблизились и слились в жаркий, упоительный поцелуй; ее руки
были холодны как лед, голова горела. Тут между нами начался один из тех разговоров, которые
на бумаге не имеют смысла, которых повторить нельзя и нельзя даже запомнить: значение звуков заменяет и дополняет значение слов, как в итальянской опере.
С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец
остались только два, из которых одно, как уже видел читатель,
было заклеено
бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи
на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно
было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно
было притронуться: они обращались в пыль.
Осталось за мной. Я тотчас же вынул деньги, заплатил, схватил альбом и ушел в угол комнаты; там вынул его из футляра и лихорадочно, наскоро, стал разглядывать: не считая футляра, это
была самая дрянная вещь в мире — альбомчик в размер листа почтовой
бумаги малого формата, тоненький, с золотым истершимся обрезом, точь-в-точь такой, как заводились в старину у только что вышедших из института девиц. Тушью и красками нарисованы
были храмы
на горе, амуры, пруд с плавающими лебедями;
были стишки:
Действительно,
на столе, в шкафу и
на этажерках
было много книг (которых в маминой квартире почти совсем не
было);
были исписанные
бумаги,
были связанные пачки с письмами — одним словом, все глядело как давно уже обжитой угол, и я знаю, что Версилов и прежде (хотя и довольно редко) переселялся по временам
на эту квартиру совсем и
оставался в ней даже по целым неделям.