Неточные совпадения
Да еще бегали по песку — сначала я думал — пауки или стоножки, а это оказались раки всевозможных
цветов, форм и величин,
начиная от крошечных, с паука, до обыкновенных: розовые, фиолетовые, синие — с раковинами, в которых они прятались, и без раковин; они сновали взад и вперед по взморью, круглые, длинные, всякие.
Нынче же, удивительное дело, всё в этом доме было противно ему — всё,
начиная от швейцара, широкой лестницы,
цветов, лакеев, убранства стола до самой Мисси, которая нынче казалась ему непривлекательной и ненатуральной.
Внутренность рощи, влажной
от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний
цвет, подобный
цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво,
начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Но вот послышался свист,
от которого захолонуло у Петра внутри, и почудилось ему, будто трава зашумела,
цветы начали между собою разговаривать голоском тоненьким, будто серебряные колокольчики; деревья загремели сыпучею бранью…
Журавль весь светло-пепельного сизого
цвета; передняя часть его головы покрыта черными перышками, а задняя, совершенно голая, поросла темно-красными бородавочками и кажется пятном малинового
цвета;
от глаз идут беловатые полоски, исчезающие в темно-серых перьях позади затылка, глаза небольшие, серо-каштановые и светлые, хвост короткий: из него,
начиная с половины спины, торчат вверх пушистые, мягкие, довольно длинные, красиво загибающиеся перья; ноги и три передние пальца покрыты жесткою, как будто истрескавшеюся, черною кожею.
Как только отойдешь несколько шагов
от настоящего края, земля
начнет в буквальном смысле волноваться, опускаться и подниматься под ногами человека и даже около пего, со всеми растущими по ее поверхности травами,
цветами, кочками, кустиками и даже деревьями.
Селезень красив необыкновенно; голова и половина шеи у него точно из зеленого бархата с золотым отливом; потом идет кругом шеи белая узенькая лента;
начиная от нее грудь или зоб темно-багряный; брюхо серо-беловатое с какими-то узорными и очень красивыми оттенками; в хвосте нижние перышки белые, короткие и твердые; косички зеленоватые и завиваются колечками; лапки бледно-красноватые, нос желто-зеленого
цвета.
Был тихий вечер. За горами, в той стороне, где только что спускалось солнце, небо окрасилось в пурпур. Оттуда выходили лучи, окрашенные во все
цвета спектра,
начиная от багряного и кончая лиловым. Радужное небесное сияние отражалось в озерке, как в зеркале. Какие-то насекомые крутились в воздухе, порой прикасались к воде, отчего она вздрагивала на мгновение, и тотчас опять подымались кверху.
— Потому оно, брат, —
начал вдруг Рогожин, уложив князя на левую лучшую подушку и протянувшись сам с правой стороны, не раздеваясь и закинув обе руки за голову, — ноне жарко, и, известно, дух… Окна я отворять боюсь; а есть у матери горшки с
цветами, много
цветов, и прекрасный
от них такой дух; думал перенести, да Пафнутьевна догадается, потому она любопытная.
Какой легкий воздух, какой чудесный запах разносился
от близкого леса и скошенной еще рано утром травы, изобиловавшей множеством душистых
цветов, которые
от знойного солнца уже
начали вянуть и издавать особенный приятный ароматический запах!
В конце Фоминой недели началась та чудная пора, не всегда являющаяся дружно, когда природа, пробудясь
от сна,
начнет жить полною, молодою, торопливою жизнью: когда все переходит в волненье, в движенье, в звук, в
цвет, в запах.
Сам он только что перед тем побрился, и лицо его, посыпанное пудрой,
цвело удовольствием по той причине, что накануне им было получено письмо
от жены, которая уведомляла его, что их бесценный Пьер
начинает окончательно поправляться и что через несколько дней, вероятно, выедет прокатиться.
Но тут подлетел к ней известный дамский угодник мсье Вердие и
начал приходить в восторг
от цвета feuille morte ее платья,
от ее низенькой испанской шляпки, надвинутой на самые брови… Литвинов исчез в толпе.
И перед ним
начал развиваться длинный свиток воспоминаний, и он в изумлении подумал: ужели их так много? отчего только теперь они все вдруг, как на праздник, являются ко мне?.. и он
начал перебирать их одно по одному, как девушка иногда гадая перебирает листки
цветка, и в каждом он находил или упрек или сожаление, и он мог по особенному преимуществу, дающемуся почти всем в минуты сильного беспокойства и страдания, исчислить все чувства, разбросанные, растерянные им на дороге жизни: но увы! эти чувства не принесли плода; одни, как семена притчи, были поклеваны хищными птицами, другие потоптаны странниками, иные упали на камень и сгнили
от дождей бесполезно.
Подождите, обносится, весь будет одинаковый!» И точно: голубое сукно
от действия солнца
начало обращаться в коричневое и теперь совершенно подходит под
цвет сюртука!
Вот видишь ли: любовь я в мысли ставлю
Так высоко, так свято понимаю
И для меня ее так нежен
цвет,
Что
от малейшего прикосновенья
Легко мрачится он и увядает.
Когда любил я и когда во мне
Другой, неясный образ зарождался,
Я, чтоб любви священное
началоБорьбою двух явлений не нарушить,
Спешил расстаться с той, кого любил…
Павел, одетый в новый фрак,
цветом аделаид, в белом жилете-пике и белом галстуке, который, между нами сказать, к нему очень не шел,
начал принимать благословения сначала
от матери, посаженого отца, а потом и
от тетки.
— Почесть что каждый год, что вот я ни живу; бог знает, отчего это! Кто говорит, что пахать
начнут, пласт поднимут, так земля из себя холод даст, а кто и на черемуху приходит: что как черемуха
цветет, так
от нее сиверко делается… Бог знает, как и сказать.
Он не имел ни брата, ни сестры,
И тайных мук его никто не ведал.
До времени отвыкнув
от игры,
Он жадному сомненью сердце предал
И, презрев детства милые дары,
Он
начал думать, строить мир воздушный,
И в нем терялся мыслию послушной.
Таков средь океана островок:
Пусть хоть прекрасен, свеж, но одинок;
Ладьи к нему с гостями не пристанут,
Цветы на нем
от зноя все увянут…
На клиросе стоит дьячок Отлукавин и держит между вытянутыми жирными пальцами огрызенное гусиное перо. Маленький лоб его собрался в морщины, на носу играют пятна всех
цветов,
начиная от розового и кончая темно-синим. Перед ним на рыжем переплете Цветной триоди лежат две бумажки. На одной из них написано «о здравии», на другой — «за упокой», и под обоими заглавиями по ряду имен… Около клироса стоит маленькая старушонка с озабоченным лицом и с котомкой на спине. Она задумалась.
Нина сказала правду, что второе полугодие пронесется быстро, как сон… Недели незаметно мелькали одна за другою… В институтском воздухе, кроме запаха подсолнечного масла и сушеных грибов, прибавилось еще еле уловимое дуновение
начала весны. Форточки в дортуарах держались дольше открытыми, а во время уроков чаще и чаще спускались шторы в защиту
от посещения солнышка. Снег таял и принимал серо-желтый
цвет. Мы целые дни проводили у окон, еще наглухо закрытых двойными рамами.
Я вижу черные, как траурная фата, волосы и глаза
цвета угля, огромные глаза итальянки. Я приковываюсь взглядом к этим глазам и
начинаю свою речь, трепеща
от волнения. Ольга в грациознейшем реверансе склоняется перед нею и передает букет. Саня и Маруся делают тоже по глубокому поклону.
В Холодне не сказали бы того, что я слышал лет десять тому назад в одном уездном городе
от продавца вин, у которого спрашивал шампанского: «А что, батюшка, будем мы делать, когда вдова Клико помрет?» Пили, правда, много, очень много, но с патриотизмом — все свое доморощенное: целебные настойки под именами великих россиян, обессмертивших себя сочинением этих питий наравне с изобретателями железных дорог и электрических телеграфов, и наливки разных
цветов по теням ягод,
начиная от янтарного до темно-фиолетового.