Неточные совпадения
Райский по утрам опять
начал вносить заметки в
программу своего романа, потом шел навещать Козлова, заходил на минуту к губернатору и еще к двум, трем лицам в городе, с которыми успел покороче познакомиться. А вечер проводил в саду, стараясь не терять из вида Веры, по ее просьбе, и прислушиваясь к каждому звуку в роще.
Потом со вздохом спрятал тетрадь, взял кучку белых листков и
начал набрасывать
программу нового своего романа.
Райский пришел к себе и
начал с того, что списал письмо Веры слово в слово в свою
программу, как материал для характеристики. Потом он погрузился в глубокое раздумье, не о том, что она писала о нем самом: он не обиделся ее строгими отзывами и сравнением его с какой-то влюбчивой Дашенькой. «Что она смыслит в художественной натуре!» — подумал он.
Это было заведение особенного переходного типа, вскоре исчезнувшего. Реформа Д. А. Толстого, разделившая средние учебные заведения на классические и реальные, еще не была закончена. В Житомире я
начал изучать умеренную латынь только в третьем классе, но за мною она двигалась уже с первого. Ровенская гимназия, наоборот, превращалась в реальную. Латынь уходила класс за классом, и третий, в который мне предстояло поступить, шел уже по «реальной
программе», без латыни, с преобладанием математики.
С этою целью он
начал сочинение, которому, по бывшему уже примеру, присвоил название:"О повреждении нравов"и которое должно было служить, так сказать, готовою
программой на случай, если его"призовут".
Да, надо жить! Надо нести иго жизни с осторожностью, благоразумием и даже стойкостью. Раб — дипломат по необходимости; он должен как можно чаще повторять себе:"Жить! жить надо" — потому что в этих словах заключается отпущение его совести, потому что в них утопают всевозможные жизненные
программы,
начиная свободой и кончая рабством.
В состав учредителей вошли вместе с В.М. Соболевским его товарищи по выработке основной
программы газеты — А.С. Постников и А.И. Чупров, затем три ближайших помощника его по ведению дела в конце 70-х и
начале 80-х годов — Д.Н. Анучин, П.И. Бларамберг и В.Ю. Скалон и еще пять постоянных сотрудников — М.Е. Богданов, Г.А. Джаншиев, А.П. Лукин, В.С. Пагануцци и М.А. Саблин.
Я ухожу — не из страху этой опасности и не из чувствительности к Шатову, с которым вовсе не хочу целоваться, а единственно потому, что всё это дело, с
начала и до конца, буквально противоречит моей
программе.
Во-первых, с самого
начала в публике укрепился слух о завтраке, сейчас после литературного утра или даже во время оного, при нарочно устроенном для того перерыве, — о завтраке, разумеется, даровом, входящем в
программу, и с шампанским.
Все эти взаимные колкости пошли бы, вероятно, и далее между ними, если бы по дороге к Синькову не показались едущие экипажи с гостями; но все-таки
программа, начертанная в предыдущем споре Екатериною Петровною, а равно и постылым ее другом,
начала выполняться с точностью.
Борьба, сама себе дающая
начало, сама себя питающая и сама себя имеющая пожрать (Феденька, впрочем, не рассчитывал на эту последнюю особенность), борьба против привидений прошлого, настоящего и будущего, борьба необъяснимая в своих источниках и неуловимая в своих последствиях — вот
программа, которую предстояло ему разработывать в будущем.
Затем я приступаю ко второй половине моей
программы и
начинаю с того, что приготовляю почву, необходимую для будущего сеяния, то есть устраняю вредные элементы, которые могут представлять неожиданные препятствия для моего дела.
Вспоминается мне мой бенефис. Выпустил Далматов за неделю анонс о моем бенефисе, преподнес мне пачку роскошно напечатанных маленьких
программ, что делалось тогда редко, и предложил, по обычаю местному, объехать меценатов и пригласить всех,
начиная с губернатора, у которого я по поручению Далматова уже режиссировал домашний спектакль.
Вводилось в школы трудовое
начало, организовались вечерние курсы и рабочие клубы, расширена
программа народного университета, намечалась сеть подвижных библиотек по уезду, увеличение числа школ.
Близилась осень, и я
начал опять составлять
программу переездов.
Вышло так, что в течение этих долгих лет — в общем, с лишком сорока лет! — я ни разу не задавался какой-нибудь
программой изучения Испании на месте, хотя, ознакомившись с языком, стал читать многое в подлиннике, что прежде было мне доступно лишь в переводах,
начиная с"Дон-Кихота".
Отчего я боялась деревни? Оттого, что была глупа и хорошенько не знала, что в моей натуре.
Программа, заданная мне Степой,
начинает уже полегоньку исполняться. Вот первая вещь: я чувствую, что среди чего-нибудь похожего на природу, где зелень, небо, воздух и хорошее человечное уединенье, мне дышится прекрасно. Я об этом и понятия не имела. Другими словами, я не знаю многих своих не только умственных стремлений, но и простых вкусов.
Час
начала, указанный в
программе, уже прошел… Но публика еще не совсем разместилась, и гул разговоров все поднимался и поднимался.
А в доказательство того, что это было серьезно, она немедленно же
начала исполнять свою
программу с такою последовательностью, что у бедняка отшибло память на очень важные случаи их семейной жизни.
„Господа, — сказал я, — нам необходимо обдумать прежде все те мероприятия, при которых нам возможно будет выработать те
начала, на которых мы можем составить проект
программы наших действий“.