Неточные совпадения
Все эти хлопоты, хождение из места в место, разговоры с очень добрыми, хорошими людьми, понимающими вполне неприятность положения просителя, но не могущими пособить ему, всё это
напряжение, не дающее никаких результатов, произвело в Левине
чувство мучительное, подобное тому досадному бессилию, которое испытываешь во сне, когда хочешь употребить физическую силу.
Самгин хотел согласиться с этой мыслью, но — воздержался. Мать вызывала
чувство жалости к ней, и это связывало ему язык. Во всем, что она говорила, он слышал искусственное
напряжение, неискренность, которая, должно быть, тяготила ее.
В ней нет этой грязи, распущенности, лени; в ее присутствии все нервы в приятном
напряжении,
чувства настороже, а глаза невольно отдыхают на стыдливо прикрытых формах.
И даже в эту страшную войну, когда русское государство в опасности, нелегко русского человека довести до сознания этой опасности, пробудить в нем
чувство ответственности за судьбу родины, вызвать
напряжение энергии.
— Какое до того дело, что это
напряжение ненормальное, если самый результат, если минута ощущения, припоминаемая и рассматриваемая уже в здоровом состоянии, оказывается в высшей степени гармонией, красотой, дает неслыханное и негаданное дотоле
чувство полноты, меры, примирения и встревоженного молитвенного слития с самым высшим синтезом жизни?» Эти туманные выражения казались ему самому очень понятными, хотя еще слишком слабыми.
Странного рода
чувства его волновали: в продолжение всего предыдущего разговора ему ужасно хотелось поспорить с Белавиным и, если возможно, взять нотой выше его; но — увы! — при всем умственном
напряжении, он чувствовал, что не может даже стать на равную с ним высоту воззрения.
Властно захватило новое, неизведанное
чувство: в приятном остром
напряжении, вытянув шею, он всматривался в темноту, стараясь выделить из неё знакомую коренастую фигуру. Так, точно собака на охоте, он крался, думая только о том, чтобы его не заметили, вздрагивая и останавливаясь при каждом звуке, и вдруг впереди резко звякнуло кольцо калитки, взвизгнули петли, он остановился удивлённый, прислушался — звук шагов Максима пропал.
Не то, чтоб ему было страшно, но он чувствовал, что другому на его месте могло быть страшно, и, с особенным
напряжением вглядываясь в туманный, сырой лес, вслушиваясь в редкие слабые звуки, перехватывал ружье и испытывал приятное и новое для него
чувство.
В совершенном неистовстве, скрежеща зубами, он ухватился за железную скобу; но от сильного
напряжения перевязки лопнули на руке его, кровь хлынула ручьем из раны, и он лишился всех
чувств.
Мне хотелось сказать: «Вскрикнем, — увидимся и ужаснемся, — потонем в волнении прошедшего пять лет назад дня, вернем это острое
напряжение всех
чувств!
Вадим стоял под густою липой, и упоительный запах разливался вокруг его головы, и
чувства, окаменевшие от сильного
напряжения души, растаяли постепенно, — и отвергнутый людьми, был готов кинуться в объятия природы; она одна могла бы утолить его пламенную жажду и, дав ему другую душу или новую наружность, поправить свою жестокую ошибку.
Иначе романс не только совсем бы не удался, но мог даже показаться безобразным и чуть ли не каким-то бесстыдным: невозможно было бы выказать такую силу
напряжения страстного
чувства, не возбудив отвращения, а правда и простодушие спасали все.
«Невыразимое
чувство сострадания к работающим с таким
напряжением сил, на солнечном зное, обхватило мою душу», — говорит г. Аксаков (стр. 61).
Мы созерцаем страдания и гибель Прометея или Эдипа, и это созерцание вырывает нас из нашего оргиастического самоуничтожения; частная картина мук гибнущего героя заслоняет от нас общность того, что нас заставила почувствовать дионисическая музыка: там, где прежде мы как бы слышали глухие вздохи из самого средоточия бытия, где, казалось, мы должны были погибнуть в судорожном
напряжении всех
чувств, и лишь немногое еще связывало нас с этим существованием, — там мы теперь видим и слышим только страдания и стоны данных героев — Прометеев, Эдипов.
От современного человека требуется огромное
напряжение фантазии, чтобы представить себе такое состояние религиозного
чувства.
Видимо, от сильного волнения и
напряжения сил кровь хлынула из горла несчастного и он без
чувств повалился на пол.
«Может быть это не нужно было делать так педантически, может быть и вовсе не нужно», думал Николай; но это неустанное, вечное душевное
напряжение, имеющее целью только нравственное добро детей — восхищало его. Ежели бы Николай мог сознавать свое
чувство, то он нашел бы, что главным основанием его твердой, нежной и гордой любви к жене было всегда это
чувство удивления перед ее душевностью, перед тем, почти недоступным Николаю возвышенным, нравственным миром, в котором всегда жила его жена.
Гнев капитана достиг высшего
напряжения и, вылившись в бессвязных восклицаниях, вскоре утонул в нескольких рюмках водки и сменился
чувством жестокой обиды.