Неточные совпадения
— Рыжий
напоминает мне тарантула. Я не видал этого насекомого, но в старинной «Естественной
истории» Горизонтова сказано: «Тарантулы тем полезны, что, будучи настояны в масле, служат лучшим лекарством от укусов, причиняемых ими же».
Имя — Иероним Босх — ничего не
напоминало из
истории живописи.
Самгин слушал и, следя за лицом рассказчика, не верил ему. Рассказ
напоминал что-то читанное, одну из
историй, которые сочинялись мелкими писателями семидесятых годов. Почему-то было приятно узнать, что этот модно одетый человек — сын содержателя дома терпимости и что его секли.
Рассказывая, Варвара
напоминала Климу Ивана Дронова, но нередко ее бесконечные
истории о слепом стремлении друг к другу разнополых тел создавали Самгину настроение, которым он дорожил.
— Я вам объявляю монаршую волю, а вы мне отвечаете рассуждениями. Что за польза будет из всего, что вы мне скажете и что я вам скажу — это потерянные слова. Переменить теперь ничего нельзя, что будет потом, долею зависит от вас. А так как вы
напомнили об вашей первой
истории, то я особенно рекомендую вам, чтоб не было третьей, так легко в третий раз вы, наверно, не отделаетесь.
Здесь, я полагаю, будет уместно рассказать тетенькину
историю, чтобы объяснить те загадочности, которыми полна была ее жизнь. Причем не лишним считаю
напомнить, что все описываемое ниже происходило еще в первой четверти нынешнего столетия, даже почти в самом начале его.
Об этой
истории никто впоследствии не смел
напомнить капитану, и когда, узнав о ней, я спросил у двоюродной сестры: правда ли это? — она вдруг побледнела и с расширенными глазами упавшим голосом сказала...
Даже Марья Михайловна вошла в очень хорошее состояние духа и была очень благодарна молодому Роберту Блюму, который водил ее сына по историческому Кельну, объяснял ему каждую достопримечательность города и
напоминал его
историю.
Это
напомнило мне давнопрошедшие
истории с Волковым; и хотя я с некоторой гордостью думал, что был тогда глупеньким дитятей, и теперь понимал, что семилетняя девочка не может быть невестой сорокалетнего мужчины, но слово «невеста» все-таки неприятно щекотало мое ухо.
Впрочем, эта поездка оказалась неудачной, и Малевскому вышла даже неприятность: ему
напомнили какую-то
историю с какими-то путейскими офицерами — и он должен был в объяснениях своих сказать, что был тогда неопытен.
Нужно ли говорить, что у нас и здесь, как во всем, — ни для каких случайностей нет места, никаких неожиданностей быть не может. И самые выборы имеют значение скорее символическое:
напомнить, что мы единый, могучий миллионноклеточный организм, что мы — говоря словами «Евангелия» древних — единая Церковь. Потому что
история Единого Государства не знает случая, чтобы в этот торжественный день хотя бы один голос осмелился нарушить величественный унисон.
Они
напомнили мне трагические образы «Трех Отпущенников» —
история которых известна у нас любому школьнику.
Он сам принес мне пачку приложений, я прочитал мудрую работу Флобера; она
напомнила мне бесчисленные жития святых, кое-что из
историй, рассказанных начетчиком, но особенно глубокого впечатления не вызвала; гораздо более мне понравились напечатанные рядом с нею «Мемуары Упилио Файмали, укротителя зверей».
— И знаете ли что еще? — продолжал он, горячась все больше, — все эти россказни об революциях
напоминают мне
историю с жидом, у которого в носу свистело. Идет он по лесу и весь даже в поту от страха: все кажется, что кругом разбойники пересвистываются! И только уж когда он вдоволь надрожался, вдруг его словно обухом по голове: а ведь это у меня в носу… Так-то-с.
Даже по самым внешним приемам, по расположению статей, примечаний и приложений, по манере изображения частных событий, — ни одна из исторических книг не
напоминала нам так живо Карамзина, как «
История Петра» г. Устрялова.
Обед и дальнейшее гостевание в этом доме были расстроены самым неожиданным и самым печальным образом; а вместе с тем печальная
история эта должна была отразиться и на самом предприятии. Эмиссары рассчитывали получить в этом нижегородском доме рекомендательные письма в Казань, в Астрахань и в Саратов, и им уже были и обещаны эти рекомендации; но как же после этого, устроенного Ничипоренком, скандала заикаться
напоминать об этом обещании?
Напомнить теперь о нем значило привести на память государю всю
историю, и он мог спросить: кто и когда выпустил Брянчанинова?
Вообще прием изложения и представления событий очень сильно
напоминает тот прием, которым воспользовался недавно другой ученый исследователь русской
истории — г. Соловьев.
— Да, — ответил он задумчиво. — Это
напомнило мне одну
историю и одного человека… Вот вы сказали о действии мороза и о добрых чувствах. Нет, мороз — это смерть. Думали ли вы, что в человеке может замерзнуть, например… совесть?
Мне это, к сожалению, очень известно и даже больше того, чем известно: я это испытал на самом себе-с, но вы напрасно думаете, что это только теперь настало: это давно завелось и
напоминает мне одну роковую
историю.
Судите!.. Но не
напоминайте собою эпиграфа» [См. «Колокол» 1861 г., лист 116, стр. 966. «Материалы для
истории гонения студентов».].
— Изволь: я только не хотел
напоминать тебе неприятной
истории: этот Подозеров, когда все мы были на четвертом курсе, был распорядителем в воскресной школе.
Кажется, он принял Меня за торговца или покупателя «живого товара». Но, глупый, зачем Мне твое посредничество, за которое Я должен платить комиссионные, когда в Моих передних целая витрина римских красавиц? Они все обожают Меня. Им Я
напоминаю Савонаролу, и каждый темный угол в гостиной с мягкой софой они стремятся немедленно превратить в… исповедальню. Мне нравится, что эти знатные дамы, как и художники, так хорошо знают отечественную
историю и сразу догадываются, кто Я.
Как ни бодрись, как ни ставь себя на пьедестал, но ведь нельзя же выносить таких мерзостей! А разве за нее он способен отплатить? Да он первый струсит. Дела не начнет с редакцией. А если бы начал, так еще хуже осрамится!.. Стреляться, что ли, станет? Ха, ха! Евлампий-то Григорьевич? Да она ничего такого и не хочет: ни
истории, ни суда, ни дуэли. Вон отсюда, чтобы ничего не
напоминало ей об этом «сидельце» с мелкой душонкой, нищенской, тщеславной, бессильной даже на зло!
— Это счастливо… Вот уж именно нет худа без добра, моя глупая
история послужила тебе на пользу… Николай Петрович самый близкий человек к государю, он сумеет найти хороший час и сумеет доложить… Я ему
напомню его обещание.
Наконец рассказал ей свою
историю с Фиоравенти, это наслание на него божие,
напомнил ей ее муки, приготовления к смерти, явление итальянца и каким образом он, для спасения ее, приступил к ужасной клятве, полагая, что корыстолюбивый врач хотел требовать только непомерной платы за свои труды.
История цивилизации», и это
напоминало о чем-то старом, о множестве людей, которые испокон веков хотят устроить свою жизнь и не могут; о жизни, в которой все непонятно и совершается с жестокой необходимостью, и о том печальном и давящем, как совершенное преступление, о чем не хотел думать Павел.