Неточные совпадения
— Вот, сказал он и
написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили:«когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную
фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
Он сел и
написал длинную
фразу. Она всё поняла и, не спрашивая его: так ли?, взяла мел и тотчас же ответила.
Писал он немного, тщательно обдумывая
фразы и подчинял их одному дальновидному соображению — он не забывал, что заметки его однажды уже сослужили ему неплохую службу.
От многого отрекаюсь, что
написал, особенно от тона некоторых
фраз и страниц, но не вычеркну и не поправлю ни единого слова.
Нельзя даже было сказать: «écrivez», [«
пишите»,]потому что они уже давно с братом смеялись над этой обычной
фразой уезжающих.
Когда я взошел в его кабинет, он сидел в мундирном сертуке без эполет и, куря трубку,
писал. Он в ту же минуту встал и, прося меня сесть против него, начал следующей удивительной
фразой...
Разумеется, объяснять было нечего, я
писал уклончивые и пустые
фразы в ответ. В одном месте аудитор открыл
фразу: «Все конституционные хартии ни к чему не ведут, это контракты между господином и рабами; задача не в том, чтоб рабам было лучше, но чтоб не было рабов». Когда мне пришлось объяснять эту
фразу, я заметил, что я не вижу никакой обязанности защищать конституционное правительство и что, если б я его защищал, меня в этом обвинили бы.
Эти вопросы были легки, но не были вопросы. В захваченных бумагах и письмах мнения были высказаны довольно просто; вопросы, собственно, могли относиться к вещественному факту:
писал ли человек или нет такие строки. Комиссия сочла нужным прибавлять к каждой выписанной
фразе: «Как вы объясняете следующее место вашего письма?»
Впрочем, глаза его оставались по-прежнему чистыми и по-прежнему незрячими. Но душа, несомненно, исцелилась. Как будто страшный кошмар навсегда исчез из усадьбы… Когда Максим, продолжавший
писать из Киева, наконец, вернулся тоже, Анна Михайловна встретила его
фразой: «Я никогда, никогда не прощу тебе этого». Но лицо ее противоречило суровым словам…
На толстом веленевом листе князь
написал средневековым русским шрифтом
фразу...
Когда давеча генерал захотел посмотреть, как я
пишу, чтоб определить меня к месту, то я
написал несколько
фраз разными шрифтами, и между прочим «Игумен Пафнутий руку приложил» собственным почерком игумена Пафнутия.
Как вам понравилась причина отказа Мих. Александровичу? Если б не он сам мне
написал, я бы не поверил. Я почти предсказывал Фонвизину, что его не пустят, если он сам не
напишет форменного письма со всеми условленными
фразами; я видел образчик этого у С. Г. Болконского], которому Александр Раевский его прислал. Ужасно на это решиться…
В изобретении разных льстивых и просительных
фраз он почти дошел до творчества: Сиятельнейший граф! —
писал он к министру и далее потом упомянул как-то о нежном сердце того. В письме к Плавину он беспрестанно повторял об его благородстве, а Абрееву объяснил, что он, как человек новых убеждений, не преминет… и прочее. Когда он перечитал эти письма, то показался даже сам себе омерзителен.
Я, например, очень еще не старый человек и только еще вступаю в солидный, околосорокалетний возраст мужчины; но — увы! — при всех моих тщетных поисках, более уже пятнадцати лет перестал встречать милых уездных барышень, которым некогда посвятил первую любовь мою, с которыми, читая «Амалат-Бека» [«Амалат-Бек» — повесть писателя-декабриста А.А.Бестужева (1797—1837), выступавшего в печати под псевдонимом А.Марлинский.], обливался горькими слезами, с которыми перекидывался
фразами из «Евгения Онегина», которым
писал в альбом...
Алексей Степаныч, много наслышавшись об Аничкове, вздумал
написать витиевато, позаимствовался из какого-нибудь тогдашнего романа и
написал две страницы таких
фраз, от которых, при других обстоятельствах, Софья Николавна расхохоталась бы, но теперь… кровь бросилась ей в голову, и потом слезы хлынули из глаз.
Сверх того, он ставит"но"вместо"и"; начнет
фразу условными"так как","хотя","если" — и бросит; или красную строку
напишет:"Смею ли присовокупить?" — и тоже бросит…
Ведь весь вопрос стоял просто и ясно и только касался способа, как мне добыть кусок хлеба, но простоты не видели, а говорили мне, слащаво округляя
фразы, о Бородине, о святом огне, о дяде, забытом поэте, который когда-то
писал плохие и фальшивые стихи, грубо обзывали меня безмозглою головой и тупым человеком.
— Еще бы. И я прожект о расточении
написал. Ведь и мне, батюшка, пирожка-то хочется! Не удалось в одном месте — пробую в другом. Там побываю, в другом месте прислушаюсь — смотришь, ан помаленьку и привыкаю фразы-то округлять. Я нынче по очереди каждодневно в семи домах бываю и везде только и дела делаю, что прожекты об уничтожении выслушиваю.
Две
фразы были совершенно ясно написаны на этом лице: первая"о чем бишь я хотел сказать?"и вторая"ах, не забыть бы, что из Иркутска
пишут!
— Может быть, а хохол все-таки заплачет. Вы говорите: язык… Да разве существует малороссийский язык? Я попросил раз одного хохла перевести следующую первую попавшуюся мне
фразу: грамматика есть искусство правильно читать и
писать. Знаете, как он это перевел: храматыка е выскусьтво правильно чытаты ы пысаты… Что ж, это язык, по-вашему? самостоятельный язык? Да скорей, чем с этим согласиться, я готов позволить лучшего своего друга истолочь в ступе…
Но стоит мне только оглядеть аудиторию (она построена у меня амфитеатром) и произнести стереотипное: «В прошлой лекции мы остановились на…», как
фразы длинной вереницей вылетают из моей души и — пошла
писать губерния!
Перед отъездом он
написал ей в альбом прощальную музыкальную
фразу необыкновенной красоты.
Они читают полезные книги для того, чтобы знать, что пишется;
пишут благородные статьи затем, чтобы любоваться логическим построением своей речи; говорят смелые, вещи, чтобы прислушиваться к благозвучию своих
фраз и возбуждать ими похвалы слушателей.
В критике своей Любослов делает много верных заметок, например, восстает против употребления окончания глаголов на ти вместо тъ, против неправильных ударений в стихах, против неверной расстановки слов, против подобных
фраз «избол глаза», «отверзив двери», «ты
пишешь в сказках поучений», «отроча рождеи» и пр.
Осмеивая неуместное употребление французских
фраз в обществе, они тем сильнее осмеивали тех, которые с подобною привычкой принимались
писать по-русски.
— Будто! — произнес обычную свою
фразу полицмейстер. — Он сам
пишет другое, — прибавил он и подал мне составленный им протокол, в котором, между прочим, я увидел белый лист бумаги, на которой четкой рукой Иосафа было написано: «Кладу сам на себя руки, не столько ради страха суда гражданского, сколько ради обманутой моей любви. Передайте ей о том».
Он положил револьвер, вынул из ящика тетрадку почтовой бумаги и, переменив несколько перьев, которые не
писали, а ломались и портили бумагу, и испортив несколько листов, наконец вывел: «Петербург, 28-го ноября 187*». Потом рука сама побежала по бумаге, выводя слова и
фразы, которые он и сам вряд ли понимал тогда.
Он
писал прямо начисто, почти не обдумывая
фраз.
Городищев (ждет. Садится.
Пишет. Встает. Идет с бумагою к Агнесе Ростиславовне). Не буду, утомлять вас лишними
фразами, которых требует формалистика. Вот существенные слова: «Передаю Агнесе Ростиславовне Карелиной, урожденной Серпуховой, всякие права на наследство от Серпуховых, какое доставалось бы мне».
Эта повесть не выделяется из ряда вон. В ней много длиннот, немало шероховатостей… Автор питает слабость к эффектам и сильным
фразам… Видно, что он
пишет первый раз в жизни, рукой непривычной, невоспитанной… Но все-таки повесть его читается легко. Фабула есть, смысл тоже, и, что важнее всего, она оригинальна, очень характерна и то, что называется, sui generis [в своем роде (лат.).]. Есть в ней и кое-какие литературные достоинства. Прочесть ее стоит… Вот она...
— С большим удовольствием, — отвечала пленница и, взяв перо,
написала продиктованную
фразу непонятными фельдмаршалу буквами и, подавая ему бумагу, сказала: — Вот это по-арабски, а это по-персидски.
— Не можете ли вы
написать мне на этих языках несколько
фраз, которые я вам скажу по-французски.
Я знаю: то, что я здесь
пишу, избито и старо; мне бы самому в другое время показалось это фальшивым и фразистым. Но почему теперь в этих избитых
фразах чувствуется мне столько тяжелой правды, почему так жалко-ничтожною кажется мне моя прошлая жизнь, моя деятельность и любовь? Я перечитывал дневник: жалобы на себя, на время, на все… этим жалобам не было бы места, если бы я тогда видел и чувствовал то, что так ярко и так больно бьет мне теперь в глаза.
Сарсе прямо с учительской кафедры, да еще в провинции, попал в парижские рецензенты, и первое время ему стоило огромных усилий
написать самую банальную
фразу об игре такого-то актера или актрисы. Но он полюбилтеатр и сроднился с ним как никто из его парижских сверстников.
Но все они привыкли
писать больше по поводу пъес и спектаклей, чтобы нанизывать красивые
фразы или развивать свои любимые темы.
Во время войны она мне еще
писала из родного своего города Майнца, и где-то я получил от нее письмо, в котором она меня извещала, что она собирается повенчаться,"und zwar mit N-na"(и именно с N-na) — добавляла она характерной
фразой, с этим архинемецким словом"zwar".
И вдруг я, на уроке русского языка, в упражнениях на условные предложения,
написал такую
фразу: «Если бы Марий не разбил кимвров и тевтонов, то Рим, может быть, навсегда бы погиб».
Здесь я нахожусь, здесь я останусь! — Выражение, приписываемое французскому полководцу Мак-Магону (1808–1893). Во время Крымской войны (1853–1856 гг.) главнокомандующий сообщил ему через адъютанта, что русские готовят взрыв взятого у них приступом Малахова кургана. В ответ на это Мак-Магон и
написал приведенную здесь
фразу.
В письме к одной своей приятельнице Гюстав Флобер
пишет: «Я опять возвращаюсь в мою бедную жизнь, такую плоскую и спокойную, в которой
фразы являются приключениями, в которой я не рву других цветов, кроме метафор». Эрнест Фейдо передал Флоберу просьбу одного своего знакомого писателя прислать ему автобиографию Флобера. Флобер отвечает: «Что мне прислать тебе, чтоб доставить удовольствие моему анонимному биографу? У меня нет никакой биографии».
— В наше время, — сказал ему Герасим Сергеевич, не дав даже окончить начатую им
фразу: «Я
писал вам, батюшка, о моей любви, эта любовь…» — мы тоже увлекались балетными феями и даже канатными плясуньями, но не смели и подумать не только
писать, но даже обмолвиться перед родителями об этих любовных интригах с танцорками…
И как только я пришел домой, так сейчас же — благослови господи —
написал по самому крупному прейскуранту самое секретнейшее доношение о появившейся странной девице и приложил листок с выражением
фраз ее руки и послал ночью с нарочным, прося в разрешение предписания, что с нею делать?