Неточные совпадения
В конце мая, когда уже всё более или менее устроилось, она получила ответ мужа на свои
жалобы о деревенских неустройствах. Он
писал ей, прося прощения в том, что не обдумал всего, и обещал приехать при первой возможности. Возможность эта не представилась, и до начала июня Дарья Александровна жила одна в деревне.
Было очень трудно представить, что ее нет в городе. В час предвечерний он сидел за столом, собираясь
писать апелляционную
жалобу по делу очень сложному, и, рисуя пером на листе бумаги мощные контуры женского тела, подумал...
Мы старика-то и послушались, а чиновник-то осерчал и
жалобу подал, донесение
написал.
На
жалобах этих помещик
писал: «Сии крестьяне суть собственность Бодрецова, а собственность для меня священна».
Между тем барк уже лежал на боку…» Дальше Бошняк
пишет, что, часто находясь в обществе г-жи Невельской, он с товарищами не слыхал ни одной
жалобы или упрека, — напротив, всегда замечалось в ней спокойное и гордое сознание того горького, но высокого положения, которое предназначило ей провидение.
Пишет прошения, приносит кассационные и апелляционные
жалобы и вообще составляет всякого рода бумаги, а в том числе и не указанные в законах.
Время шло, а выжидаемая день за днем бумага о назначении инспектором все не приходила. И частных сведений о месте никаких не было. Справиться у самой княгини Передонов не смел: Варвара постоянно пугала его тем, что она — знатная. И ему казалось, что если бы он сам вздумал к ней
писать, то вышли бы очень большие неприятности. Он не знал, что именно могли с ним сделать по княгининой
жалобе, но это-то и было особенно страшно. Варвара говорила...
Так, в одной
жалобе, посланной им в Петербург на местного губернатора, он
писал без запятых и точек: «в бытность мою в губернском городе на выборах я однажды встретился с господином начальником губернии и был изруган им подлецом и мошенником», а в другой раз, в просьбе, поданной в уголовную палату, устроил, конечно с умыслом, в разных местах подчистки некоторых слов в таком порядке, что получил возможность в конце прошения
написать следующую оговорку: «а что в сем прошении по почищенному написано, что судившие меня, члены, уголовной, палаты, все, до, одного, взяточники, подлецы, и, дураки, то это все верно и прошу в том не сомневаться…»
— Кому же они
жалобы писали?
Посмотришь кругом — публика ведет себя не только благонравно, но даже тоскливо, а между тем так и кажется, что вот-вот кто-нибудь закричит"караул", или пролетит мимо развязный кавалер и выдернет из-под тебя стул, или, наконец, просто налетит бряцающий ташкентец и предложит вопрос:"А позвольте, милостивый государь, узнать, на каком основании вы осмеливаетесь обладать столь наводящей уныние физиономией?"А там сейчас протокол, а назавтра заседание у мирового судьи, а там апелляция в съезд мировых судей,
жалоба в кассационный департамент, опять суд, опять
жалоба, — и пошла
писать.
Опять за дверьми закричали: »Хоц таузент!» Та же мадам прежним порядком ввела меня к господину бургомистру, который, выслушав мои
жалобы, поправил свой колпак и сказал: «
Пиши к Адаму Фишеру».
Кто, говорит,
писал на меня
жалобу?» да как закричит… так вот по закожью-то словно морозом проняло: знамо, не свой брат, поди-тка, сладь с ним; маненько мы поплошали тогда, сробели: ну, а как видим, дело-то больно плохо подступило, несдобровать, доконает!.. все в один голос Антона и назвали; своя-то шкура дороже; думали, тут, того и гляди, пропадешь за всех…
Он решился на другой же день, прежде представления
жалобы,
писать к штаб-офицерше, не согласится ли она без бою возвратить ему то, что следует. Письмо было такого содержания...
Он возмущался до слез, кричал, что под него подкапываются, и
писал обстоятельные
жалобы в святой синод и капитул ордена Георгиевских кавалеров.
— Я хочу принести
жалобу. Меня, пересыльного, держат в каторжной одиночке. Вы не выпускаете меня гулять, я не могу
написать письмо, я чувствую себя нездоровым.
Человек может научиться читать и
писать, но грамота не научит его, нужно ли
написать письмо другу или
жалобу на того, кто обидел, или не нужно. Человек может научиться музыке, но музыка не научит его, когда можно петь или играть и когда этого не надо делать. Так и во всех делах. Только разум показывает нам то, что и когда надо делать и чего и когда не надо делать.
Господа чиновники аккуратно прочитывают их
жалобы и на каждой
пишут: «Оставить без последствий».
Я знаю: то, что я здесь
пишу, избито и старо; мне бы самому в другое время показалось это фальшивым и фразистым. Но почему теперь в этих избитых фразах чувствуется мне столько тяжелой правды, почему так жалко-ничтожною кажется мне моя прошлая жизнь, моя деятельность и любовь? Я перечитывал дневник:
жалобы на себя, на время, на все… этим
жалобам не было бы места, если бы я тогда видел и чувствовал то, что так ярко и так больно бьет мне теперь в глаза.
Из Зимогорска от губернаторского секретаря письмо подают.
Пишет секретарь, держал бы князь ухо востро: губернатор-де с воеводой хоть и приятели вашего сиятельства, да забыли хлеб-соль; получивши
жалобу княгини Варвары Михайловны, розыск в Заборье вздумали делать.
Нечего и говорить, что они все были в пользу Гиршфельда. Они вместе с князем Шестовым даже, что называется, переусердствовали. Князь прямо заявил, что он считает Николая Леопольдовича честнейшим человеком и своим благодетелем и, если давал против него показания на предварительном следствии, то делал это по наущению барона Розена, а
жалобы писал прямо под его диктовку. Почти тоже самое подтвердила и Зыкова.
Шестов с жаром пожал ее. Николай Леопольдович усадил его в кресло, сел сам и они принялись толковать. Результатом их разговора было то, что князь Владимир
написал под диктовку Гиршфельда донос на своего опекуна барона Розена, обвиняя его в растрате опекунских сумм и отказываясь от поданной им, по наущению того же барона,
жалобы на Николая Леопольдовича. Последний вручил ему при прощании двести рублей и обещал небольшую периодическую помощь.
— В окружкоме, товарищи, получена информация, что какая-то комсомолка приезжая проявляет явный правооппортунистический уклон. Ведет агитацию против раскулачивания,
пишет крестьянам
жалобы… — Полистал книжку. — Ратникова фамилия.
— Теперь, по крайней мере, надо действовать — надо заставить его подать
жалобу прокурору, я
напишу, а Егор Егорович перепишет… Заставить его подписаться, а затем постепенно настроить против Гиршфельда будет теперь не трудно…
Губернатору на этого земского заседателя сыпались градом
жалобы, которые, наконец, и вывели начальника губернии из терпения, и он
написал на одной из полученных им
жалоб следующую резолюцию: представить мне все дела о заседателе NN для личного просмотра.
Николай Леопольдович
написал и подал
жалобу в сенат. Приговор судебной палаты не смутил его: он не терял бодрости.