Неточные совпадения
И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Две дюжие руки:
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять.
Крестьяне подкрепилися.
Роман за караульного
Остался у ведра,
А прочие вмешалися
В
толпу — искать счастливого:
Им крепко захотелося
Скорей
попасть домой…
Под утро поразъехалась,
Поразбрелась
толпа.
Крестьяне
спать надумали,
Вдруг тройка с колокольчиком
Откуда ни взялась,
Летит! а в ней качается
Какой-то барин кругленький,
Усатенький, пузатенький,
С сигарочкой во рту.
Крестьяне разом бросились
К дороге, сняли шапочки,
Низенько поклонилися,
Повыстроились в ряд
И тройке с колокольчиком
Загородили путь…
— Стой! Ты погоди пасть-то разевать! пущай сперва свидетель доскажет! — крикнула на него
толпа.
Финал гремит; пустеет зала;
Шумя, торопится разъезд;
Толпа на площадь побежала
При блеске фонарей и звезд,
Сыны Авзонии счастливой
Слегка поют мотив игривый,
Его невольно затвердив,
А мы ревем речитатив.
Но поздно. Тихо
спит Одесса;
И бездыханна и тепла
Немая ночь. Луна взошла,
Прозрачно-легкая завеса
Объемлет небо. Всё молчит;
Лишь море Черное шумит…
Тогда Циммер взмахнул смычком — и та же мелодия грянула по нервам
толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или лодка — все двигалось, кружилось и
опадало.
Мужчины и женщины, дети впопыхах мчались к берегу, кто в чем был; жители перекликались со двора в двор, наскакивали друг на друга, вопили и
падали; скоро у воды образовалась
толпа, и в эту
толпу стремительно вбежала Ассоль.
Раскольников перешел через площадь. Там, на углу, стояла густая
толпа народа, все мужиков. Он залез в самую густоту, заглядывая в лица. Его почему-то тянуло со всеми заговаривать. Но мужики не обращали внимания на него и все что-то галдели про себя, сбиваясь кучками. Он постоял, подумал и пошел направо, тротуаром, по направлению к В—му. Миновав площадь, он
попал в переулок…
— Сейчас беспременно
падет, братцы, тут ей и конец! — кричит из
толпы один любитель.
Но люди, стоявшие прямо против фронта, все-таки испугались, вся масса их опрокинулась глубоко назад, между ею и солдатами тотчас образовалось пространство шагов пять, гвардии унтер-офицер нерешительно поднял руку к шапке и грузно повалился под ноги солдатам, рядом с ним
упало еще трое, из
толпы тоже, один за другим, вываливались люди.
Диомидов вертел шеей, выцветшие голубые глаза его смотрели на людей холодно, строго и притягивали внимание слушателей, все они как бы незаметно ползли к ступенькам крыльца, на которых, у ног проповедника, сидели Варвара и Кумов, Варвара — глядя в
толпу, Кумов — в небо, откуда
падал неприятно рассеянный свет, утомлявший зрение.
А он, как пьяный, ничего не чувствует, снова ввернется в
толпу, кричит: «
Падаль!» Клим Иванович, не в том дело, что человек буянит, а в том, что из десяти семеро одобряют его, а если и бьют, так это они из осторожности.
Не торопясь отступала плотная масса рабочих, люди пятились, шли как-то боком, грозили солдатам кулаками, в руках некоторых все еще трепетали белые платки; тело
толпы распадалось, отдельные фигуры, отскакивая с боков ее, бежали прочь,
падали на землю и корчились, ползли, а многие ложились на снег в позах безнадежно неподвижных.
Не устояв на ногах, Самгин спрыгнул в узкий коридор между вагонами и
попал в
толпу рабочих, — они тоже, прыгая с паровоза и тендера, толкали Самгина, а на той стороне паровоза кричал жандарм, кричали молодые голоса...
Толпа прошла, но на улице стало еще более шумно, — катились экипажи, цокали по булыжнику подковы лошадей, шаркали по панели и стучали палки темненьких старичков, старушек, бежали мальчишки. Но скоро исчезло и это, — тогда из-под ворот дома вылезла черная собака и, раскрыв красную
пасть, длительно зевнув, легла в тень. И почти тотчас мимо окна бойко пробежала пестрая, сытая лошадь, запряженная в плетеную бричку, — на козлах сидел Захарий в сером измятом пыльнике.
Лакей вдвинул в
толпу стол, к нему — другой и, с ловкостью акробата подбросив к ним стулья, начал ставить на стол бутылки, стаканы; кто-то подбил ему руку, и одна бутылка,
упав на стаканы, побила их.
Самгин видел, как лошади казаков, нестройно, взмахивая головами, двинулись на
толпу, казаки подняли нагайки, но в те же секунды его приподняло с земли и в свисте, вое, реве закружило, бросило вперед, он ткнулся лицом в бок лошади, на голову его
упала чья-то шапка, кто-то крякнул в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился у памятника Скобелеву; рядом с ним стоял седой человек, похожий на шкаф, пальто на хорьковом мехе было распахнуто, именно как дверцы шкафа, показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув шапку на затылок, человек ревел басом...
И все-таки он был поражен, даже растерялся, когда, шагая в поредевшем хвосте
толпы, вышел на Дворцовую площадь и увидал, что люди впереди его становятся карликами. Не сразу можно было понять, что они
падают на колени,
падали они так быстро, как будто невидимая сила подламывала им ноги. Чем дальше по направлению к шоколадной массе дворца, тем более мелкими казались обнаженные головы людей; площадь была вымощена ими, и в хмурое, зимнее небо возносился тысячеголосый рев...
Он видел, что
толпа, стискиваясь, выдавливает под ноги себе мужчин, женщин; они приседали,
падали, ползли, какой-то подросток быстро, с воем катился к фронту, упираясь в землю одной ногой и руками; видел, как люди умирали, не веря, не понимая, что их убивают.
Вдруг из света, из
толпы веселых приятелей, художников, красавиц он
попал как будто в склеп.
«Что ты станешь там делать?» — «А вон на ту гору охота влезть!» Ступив на берег, мы
попали в
толпу малайцев, негров и африканцев, как называют себя белые, родившиеся в Африке.
Стоят на ногах они неуклюже, опустившись корпусом на коленки, и большею частью смотрят сонно, вяло: видно, что их ничто не волнует, что нет в этой массе людей постоянной идеи и цели, какая должна быть в мыслящей
толпе, что они едят,
спят и больше ничего не делают, что привыкли к этой жизни и любят ее.
Огромные холмы с белым гребнем, с воем толкая друг друга, встают,
падают, опять встают, как будто
толпа вдруг выпущенных на волю бешеных зверей дерется в остервенении, только брызги, как дым, поднимаются да стон носится в воздухе.
В это время Привалов заметил в
толпе знакомую фигуру философа, который шел по залу с таким видом, как будто
попал в царство теней.
Само собою разумеется, что Витберга окружила
толпа плутов, людей, принимающих Россию — за аферу, службу — за выгодную сделку, место — за счастливый случай нажиться. Не трудно было понять, что они под ногами Витберга выкопают яму. Но для того чтоб он,
упавши в нее, не мог из нее выйти, для этого нужно было еще, чтоб к воровству прибавилась зависть одних, оскорбленное честолюбие других.
Когда я поступил во второй класс кадетского корпуса и
попал во время перемены между уроками в
толпу товарищей кадетов, я почувствовал себя совершенно несчастным и потерянным.
Я видел, как
упало несколько человек, видел, как
толпа бросилась к Страстному и как в это время в открывшихся дверях голицынского магазина появилась в одном сюртуке, с развевающейся седой гривой огромная фигура владельца. Он кричал на полицию и требовал, чтобы раненых несли к нему на перевязку.
Петр Григорьевич на другой день в нашей компании смеялся, рассказывая, как его испугали
толпы городовых. Впрочем, было не до смеху: вместо кулаковской «Каторги» он рисковал
попасть опять в нерчинскую!
Слышен собачий визг. Очумелов глядит в сторону и видит: из дровяного склада купца Пичугина, прыгая на трех ногах и оглядываясь, бежит собака. За ней гонится человек в ситцевой крахмальной рубахе и расстегнутой жилетке. Он бежит за ней и, подавшись туловищем вперед,
падает на землю и хватает собаку за задние лапы. Слышен вторично собачий визг и крик: «Не пущай!» Из лавок высовываются сонные физиономии, и скоро около дровяного склада, словно из земли выросши, собирается
толпа.
Поутру на белые степи гляжу,
Послышался звон колокольный,
Тихонько в убогую церковь вхожу,
Смешалась с
толпой богомольной.
Отслушав обедню, к попу подошла,
Молебен служить попросила…
Всё было спокойно —
толпа не ушла…
Совсем меня горе сломило!
За что мы обижены столько, Христос?
За что поруганьем покрыты?
И реки давно накопившихся слез
Упали на жесткие плиты!
Значит, тут и особенного героизма не нужно: только не давай ему общество этой поддержки, просто — немножко расступись
толпа, сжатая для того, чтобы держать на себе какого-нибудь Торцова или Брускова, — и он сам собою
упадет и будет действительно задавлен, если и тут обнаружит претензию на самодурство…
Когда я лег
спать в мою кроватку, когда задернули занавески моего полога, когда все затихло вокруг, воображение представило мне поразительную картину; мертвую императрицу, огромного роста, лежащую под черным балдахином, в черной церкви (я наслушался толков об этом), и подле нее, на коленях, нового императора, тоже какого-то великана, который плакал, а за ним громко рыдал весь народ, собравшийся такою
толпою, что край ее мог достать от Уфы до Зубовки, то есть за десять верст.
— Выходите и убивайте меня, если только сам я дамся вам живой! — прибавил он и, выхватив у стоящего около него мужика заткнутый у него за поясом топор, остановился молодцевато перед
толпой; фуражка с него
спала в эту минуту, и курчавые волосы его развевались по ветру.
— Видите, что делают!» Прапорщик тоже кричит им: «
Пали!» Как шарахнули они в толпу-то, так человек двадцать сразу и повалились; но все-таки они кинулись на солдат, думали народом их смять, а те из-за задней ширинги — трах опять, и в штыки, знаете, пошли на них; те побежали!..
По улице шли быстро и молча. Мать задыхалась от волнения и чувствовала — надвигается что-то важное. В воротах фабрики стояла
толпа женщин, крикливо ругаясь. Когда они трое проскользнули во двор, то сразу
попали в густую, черную, возбужденно гудевшую
толпу. Мать видела, что все головы были обращены в одну сторону, к стене кузнечного цеха, где на груде старого железа и фоне красного кирпича стояли, размахивая руками, Сизов, Махотин, Вялов и еще человек пять пожилых, влиятельных рабочих.
Слова его
падали на
толпу и высекали горячие восклицания...
Ров, этот ужасный ров, эти страшные волчьи ямы полны трупами. Здесь главное место гибели. Многие из людей задохлись, еще стоя в
толпе, и
упали уже мертвыми под ноги бежавших сзади, другие погибли еще с признаками жизни под ногами сотен людей, погибли раздавленными; были такие, которых душили в драке, около будочек, из-за узелков и кружек. Лежали передо мной женщины с вырванными косами, со скальпированной головой.
Сотни нищих бежали со всех улиц и переулков, и скоро десятитысячная
толпа заняла проезд Рождественского бульвара от Сретенских ворот до Трубной площади. Ни прохода, ни проезда.
Толпа была словно спаянная: яблоку
упасть было некуда.
Я уже был в другой части Заречья, далеко от того места, где
упал Лембке, и тут в
толпе услышал очень странные разговоры.
Он к пани Вибель не подходил даже близко и шел в
толпе с кем ни
попало, но зато, когда балкона стало не видать, он, как бы случайно предложив пани Вибель свою руку, тотчас же свернул с нею на боковую дорожку, что, конечно, никому не могло показаться странным, ибо еще ранее его своротил в сторону с своей невестой инвалидный поручик; ушли также в сторону несколько молодых девиц, желавших, как надо думать, поговорить между собою о том, что они считали говорить при своих маменьках неудобным.
Вдруг среди общей свалки сделалось колебанье. Дюжий Митька буравил
толпу и лез прямо на Хомяка, валяя без разбору и чужих и своих. Митька узнал похитителя невесты. Подняв обеими руками дубину, он грянул ею в своего недруга. Хомяк отшатнулся, удар
пал в конскую голову, конь покатился мертвый, дубина переломилась.
Когда
толпа остановилась, когда он понял, что более уже ничего не будет, да и быть более уже нечему, кроме самого плохого, когда, наконец, он увидел Гопкинса лежащим на том месте, где он
упал, с белым, как у трупа, лицом и закрытыми глазами, он остановился, дико озираясь вокруг и чувствуя, что его в этом городе настигнет, наконец, настоящая погибель.
Матвей думал, что далее он увидит отряд войска. Но, когда пыль стала ближе и прозрачнее, он увидел, что за музыкой идут — сначала рядами, а потом, как
попало, в беспорядке — все такие же пиджаки, такие же мятые шляпы, такие же пыльные и полинялые фигуры. А впереди всей этой пестрой
толпы, высоко над ее головами, плывет и колышется знамя, укрепленное на высокой платформе на колесах. Кругом знамени, точно стража, с десяток людей двигались вместе с
толпой…
Перед ним поднялось что-то огромное и дикое, поднялось, навалилось — и полисмен Гопкинс
упал на землю, среди
толпы, которая вся уже волновалась и кипела…
Сама она была искренно удивлена, узнав, что Матвей
попал на митинг и оказался предводителем банды итальянцев, опрокинувших полицию и побуждавших
толпу безработных ограбить ближайшие магазины.
Если
толпа и при этом не расходится, начальник приказывает стрелять прямо в
толпу, в кого
попало, и солдаты стреляют и по улице
падают раненые и убитые люди, и тогда
толпа обыкновенно разбегается, и войска по приказанию начальников захватывают тех, которые представляются им главными зачинщиками, и отводят их под стражу.
И на всю эту истрёпанную разными судорогами
толпу, обеспложенную горем, подавленную страхом, — тёплыми каплями летнего дождя
падали спокойные слова...
Набежало множество тёмных людей без лиц. «Пожар!» — кричали они в один голос, опрокинувшись на землю, помяв все кусты, цепляясь друг за друга, хватая Кожемякина горячими руками за лицо, за грудь, и помчались куда-то тесной
толпою, так быстро, что остановилось сердце. Кожемякин закричал, вырываясь из крепких объятий горбатого Сени, вырвался,
упал, ударясь головой, и — очнулся сидя, опираясь о пол руками, весь облепленный мухами, мокрый и задыхающийся.
Две лошади
упали, путаясь ногами в постромках; другие вставали на дыбы и рвались, волоча развалины среди разбегающейся
толпы.
Полдневный жар и усталость отряда заставили Михельсона остановиться на один час. Между тем узнал он, что недалеко находилась
толпа мятежников. Михельсон на них
напал и взял четыреста в плен; остальные бежали к Казани и известили Пугачева о приближении неприятеля. Тогда-то Пугачев, опасаясь нечаянного нападения, отступил от крепости и приказал своим скорее выбираться из города, а сам, заняв выгодное местоположение, выстроился близ Царицына, в семи верстах от Казани.
Генералы решились ожидать света, чтобы
напасть на бунтовщиков, и на заре увидели перед собой ту же
толпу.