Неточные совпадения
«Чем, чем, — думал он, — моя
мысль была глупее других
мыслей и теорий, роящихся и сталкивающихся одна с другой на свете, с тех пор как этот свет стоит? Стоит только посмотреть на дело совершенно независимым, широким и избавленным от обыденных влияний взглядом, и тогда, конечно, моя
мысль окажется вовсе не так… странною. О отрицатели и
мудрецы в пятачок серебра, зачем вы останавливаетесь на полдороге!
Тяжелая это игра, и нужно быть изрядным
мудрецом, чтобы пребывать бесстрастным среди неосмысленного уличного празднословия, которое так охотно идет с дреколием навстречу
мысли, возвышающейся над уровнем толпы.
Вот как говорит китайский
мудрец Конфуций о значении
мысли...
Главной помощью в борьбе этой служит человеку то, что он может соединяться с разумной деятельностью всех живших до него
мудрецов и святых людей мира. Такое общение с
мыслью прежде живших святых и мудрых людей есть молитва, то есть повторение тех слов, которыми люди эти выражали свое отношение к своей душе, к другим людям и к миру и началу его.
Мысли, собранные здесь, принадлежат самым разнообразным авторам, начиная с браминской, конфуцианской, буддийской письменности, и до евангелия, посланий и многих, многих как древних, так и новых мыслителей. Большинство этих
мыслей, как при переводах, так и при переделке, подверглись такому изменению, что я нахожу неудобным подписывать их именами их авторов. Лучшие из этих неподписанных
мыслей принадлежат не мне, а величайшим
мудрецам мира.
«Позади твоих
мыслей и чувств, брат мой, стоит могучий повелитель, неведомый
мудрец, — он называется Сам. В твоем теле живет он, он — твое тело».
Однако что значит в этом смертно-серьезном деле голое понимание? Требуется что-то другое, гораздо более прочное и глубокое. «Позади твоих
мыслей и чувств, брат мой, стоит могучий повелитель, неведомый
мудрец, — он называется Сам. Так говорил Заратустра». Этот «Сам» живет не пониманием, не
мыслями, а тем, что непосредственно исходит из глубочайших глубин человеческой души.
Однажды Конфуция спросили: «Как надо служить духам, и что такое смерть?»
Мудрец ответил: «Когда не умеют служить людям, то где же уметь служить духам. Когда еще не знают, что такое жизнь, то где же знать, что такое смерть». Удивительная
мысль эта близка и родна душе Толстого. Разрешения загадки смерти он все время ищет в разрешении загадки жизни.
«Это прекрасно! — мелькнуло в ее голове. — Какая блестящая
мысль! Какое великое счастие! О, никто, никто на свете, ни один
мудрец и ни один доброжелатель не мог бы мне оказать такой неоцененной услуги, какую оказывают Кишенский и княгиня Казимира!.. Теперь я снова я, — я спасена и госпожа положения… Да!»
Впоследствии, встретив эту самую
мысль у Сократа в его ответной речи судьям, приговорившим его к смерти, я был поражен: откуда мог взять эту
мысль я, будучи мальчиком и невеждою. Но тем не менее, как бы там ни было, а мы сошлись с Сократом в то время, когда я знал о «великом старце» только то, что, судя по виденным некогда бюстам этого
мудреца, он был очень некрасив и, очевидно, не имел военной выправки, без которой человеку трудно держать себя с достоинством в хорошем обществе.
Многочисленные чертежи, испещряющие тогдашний мой «Дневник», свидетельствуют о кропотливой и беспримерно настойчивой работе моей пробудившейся
мысли, а дважды в разных местах повторенное и подчеркнутое гордое слово «εΰeηχα» уже тогда роднит меня со славным
мудрецом древности, умевшим решать великие проблемы под градом вражеских стрел, на пепелище родного города.